О том, как Государь Император принимал офицеров своей армии, вспоминает генерал Василий Чеславский, представлявшийся царю в 1907 году, будучи офицером казачьего полка.
...Я и, вероятно, все стали внутренне волноваться: Мы сейчас увидим человека - неограниченного правителя страны почти с двухсотмиллионным населением. От одного его слова, - «да» или «нет» зависела не только судьба народа, но и история великой нашей родины.
Не многим удавалось видеть даже издали правителя земли Русской, но мы оказались одними из тех редких счастливцев, кои удостоились не только видеть лично Государя, но и даже говорить с ним о своих частных делах.
…Все мы с волнением ждали появления Государя. Но вот опять дверь приоткрылась, высунулась та же голова арапа и кивнула Орлову, а через несколько секунд арап распахнул широко дверь, в которую величественной осанкой вошел государь и, остановившись, сказал: «Я рад Вас видеть у себя, приехавших с разных мест нашей великой Родины доложить мне о нуждах моей доблестной армии». Затем он подошел к правому флангу нашей шеренги, подал руку генералу и стал с ним разговаривать, а мы тщательно в него всматривались и следили за каждым его движением и словами.
Несмотря на царственную осанку, Государь сразу производил впечатление очень доброго и спокойного человека; его большие выразительные лучезарные глаза, мягкие движения, вкрадчивый голос и природная доброта успокоительно действовали на всех, кому приходилось с ним встречаться. Всякое волнение исчезало бесследно и чувствовалось, что стоишь не перед императором, а перед самым обыкновенным человеком, гораздо менее строгим, нежели многие военные начальники.
Одет был Государь в форму императорских стрелков: малиновая рубашка русского покроя (косоворотка), черного сукна мундир, типа русской короткой поддевки, с открытой грудью, с малиновым поясом, с погонами полковника, в черных брюках, с малиновым кантом и шевровыми высокими плохо вычищенными сапогами со шпорами. Брюки были довольно потерты с выцветающими кантами, которые можно было часто видеть на пехотных капитанах, обремененных большой семьей и нуждающихся в средствах.
В частной жизни Государь был очень скромным человеком.
Говорил он очень быстро, отрывисто и вопросительно. У каждого спрашивал о кондициях стоянок войсковых частей, какие казармы, хорошо ли отапливаются, свободно ли размещены солдаты, достаточны ли отпуска от казны, имеются ли гарнизонные офицерские собрания, дружно ли живут офицеры и т.д.
Вслушиваясь в разговор, мы были поражены колоссальной памятью, которой обладал Государь.
– С какой бригадой Вы участвовали на войне? - спросил Государь артиллерийского генерала. Тот ответил.
– О, я помню, - сказал Государь. – Ваша бригада потеряла 9 пушек в Мукденском сражении.
Генерал сконфузился и что-то начал говорить в свое оправдание.
– Я вас не обвиняю, - заметил Государь, увидев волнение генерала. – Есть для этого начальство, которое и должно разбираться в Ваших действиях, а я желаю полного успеха в Вашей новой должности», - закончил государь и подал руку генералу, который начал отступать назад и, забыв, что сзади нас стоит биллиард, чуть не ударился о его борт.
– Осторожно, сзади Вас биллиард, - проговорил Государь и начал разговаривать со следующим, а затем перешел к адмиралу:
– Ваш крейсер представился мне в блестящем виде, - сказал государь, - пища для матросов была прекрасная; особенно на меня хорошее произвел впечатление боцман Клеменко, он так толково все мне докладывал. Он еще служит и теперь? - спросил Государь.
Адмирал ответил утвердительно.
Так, от одного к другому Государь подошел ко мне.
– В каком вы отряде были на войне? – спросил он меня.
– У генерала Мищенко, - ответил я.
– Ну, этот отряд был надежный, и Мищенко даром к Георгию не представит, - заметил Государь и спросил:
– Вы приехали в Петербург в отпуск или по службе?
– Я взял отпуск и приехал сюда с целью хлопотать о поступлении в офицерскую кавалерийскую школу, но инспектор кавалерии отказал мне в этом, т.к. я уже командовал эскадроном, а раньше я не мог поступить, ввиду моего участия в войне, - ответил я.
- Это я Вам устрою, - сказал Государь, подавая мне руку.
…Вернувшись в приемную комнату, я нашел там всех, кто представлялся Государю. «Вы хотите представиться Государыне?» - спросил меня гр. Гендриков.
Я ответил утвердительно и пошел за курьером. Пройдя опять несколько комнат, мы вошли в небольшой кабинет, где сидела княгиня Голицына. Записав мою фамилию, она показала мне на дверь и сказала: «Входите».
Я открыл дверь и вошел в квадратную, средней величины, комнату, отделанную в голубой цвет: стены, ковер, вся мебель бирюзового цвета. За небольшим овальным столом сидела Государыня в придворном открытом бирюзовом платье и читала книгу. При моем появлении она поднялась, вышла из-за стола, ответила на мой поклон и подала мне руку, которую я поцеловал.
Все ее вопросы и наш разговор был семейного характера: она спросила меня женат ли я, имею ли детей, был ли я ранен на войне, как я себя чувствую после войны, нравится ли мне Петербург, хорошо ли я переношу Петербургский климат после жаркой Манчжурии и т.д.
Исчерпав все обычные вопросы, она подала мне руку в знак того, что я могу уходить. Я так же отступил назад и, повернувшись у дверей, вышел из ее комнаты. Государыня выглядела очень красивой женщиной; с акцентом, но хорошо говорила по-русски, и мне кажется, что она говорила по-русски лучше, чем Мария Феодоровна, с которой мне пришлось говорить позже, и многих ее вопросов я не мог понять.
(В.В. Чеславский. 67 боев 10-го гусарского Ингерманландского полка в мировую войну 1914-1917 годах - Чикаго, 1937).