Тридцать лет назад
Сергей МОСТОВЩИКОВ «Московские новости», 2 сентября 1998 года
С 1927 года жители провинциального поселка Палех Ивановской области расписывают шкатулки из папье-маше, которые считаются вещественным доказательством существования загадочной русской души. 71 год подряд простые деревенские граждане умиляют иностранных коллекционеров. Пейзане рисуют на черных лаковых коробках тихую радость жизни в Отечестве - робких влюбленных, сказочных принцев, томных принцесс, ласковых медведей и розовощеких коней.
Однако теперь в Палехе происходит культурная революция. Некоторые местные художники стали писать на шкатулках шестисотые мерседесы, яхты, площадки для гольфа, сотовые телефоны и бизнесменов с охраной.
Грех было не съездить по такому случаю в Палех. Помучить себя загадками русской души - чем не занятие для рядового отечественного мыслителя?
РЫБАЛКА
Из Палеха я, понятно, привез в Москву небольшую классическую шкатулку. Надо же было подарить жене бытовое излишество, чтоб хоть как-то показаться лучше, чем на самом деле. Шкатулка весьма кстати была довольно красивой: она была расписана тонким золотым узором и отчаянным лирическим сюжетом. На крышке коробки помещался молодой человек, по всей видимости принц, в роскошном красном плаще и синих штанах с блестками. Делая изящные жесты руками, молодой человек на шкатулке пытался прислониться к скромной на вид, но вполне широкобедрой гражданке в красной юбке, кокошнике и фате. Гражданка как бы уклонялась от ухаживаний владельца синих штанов, но, впрочем, не настолько, чтобы он не смог наконец склонить ее к самому страшному. Надо всем этим пели две птицы - синяя и коричневая.
В общем, надо сказать, это было действительно загадочное произведение народного искусства. Особенно если учесть, что я купил его за 300 рублей у палехской художницы Александры Елисеенко. Как раз незадолго до того, как Александра Елисеенко расписала эту шкатулку, ее бросил муж. Она оставила ему машину и дачу. Он ей - квартиру и троих детей. Такой вот, в принципе, волшебный сюжет.
Как я понимаю, не менее сказочной жизнью в Палехе кроме Александры Елисеенко живут еще около трехсот художников. Эта цифра не то чтобы с самого начала меня сильно раздражала. Она скорее доводила меня до какого-то умоисступления. Я бы еще понял, если б здесь жили 250 парикмахеров или 400 слесарей. На целую тысячу алкоголиков я бы тоже легко согласился. Но так, чтоб триста художников сразу - это было выше моих сил.
Такие примерно нескладные мысли посещали мою городскую голову, когда в придорожном ларьке у деревни Увальево, уже совсем недалеко от Палеха, я покупал себе бутылку пива. Буду особо внимателен, решил я про себя. Обстановка сама все подскажет. Какой-то колорит должен же все-таки присутствовать? На ценниках в ларьке ручкой было написано "ИЧП Ухов".
- Привет Ухову, - сказал я на прощание продавщице.
- У Ухова горе, - неожиданно грустно сказала мне вслед женщина, заключенная в глубине зарешеченной железной коробки. Я остановился на полпути.
- Лешка, Танькин брат, пошел на рыбалку и не вернулся...- она смотрела мне прямо в глаза из-за полок с чипсами и маринованными помидорами болгарского производства.
- Что так? - спросил я.
- Да куда-то не туда удочку закинул. Его током и убило.
В Палех я въехал через час, уже глубокой ночью. Из особых художественных примет в абсолютной темноте я с трудом обнаружил только гостиницу, похожую на сельский госпиталь. Где-то невдалеке исступленно выла собака. Видимо, она пыталась сорваться с цепи, но звук был такой, будто ее бьют головой об забор. За 29 рублей я снял себе узкий и влажный, как свежий гробик, номер без удобств. Выпил свое пиво и заснул.
ЗУБЫ
Наступившее утро не внесло особой ясности в обстановку. Собака уже не выла, но Палех оказался совершенно заурядной деревней. Ни коней, ни медведей, ни принцев. Сберкасса, почта, рынок с китайскими кроссовками, магазин. В магазине спички и липкая даже на взгляд настойка "Шуйские зори" цвета перестоявшей марганцовки.
Рядом с магазином - ресторан с оригинальным названием "Палех". Внутри он украшен гигантскими пластинами с местной росписью и пустыми коробками из-под импортных конфет. Я съел там котлету за 1 рубль 58 копеек и похожие на бельевую веревку макароны по 74 копейки. Чай оказался совсем гадким. Так что я выпил компоту из сухофруктов и поплелся в краеведческий музей.
В музее мне не то чтобы очень обрадовались. Но и на улицу не выгнали. Любуйтесь, сказали, если так уж приспичило. Какая-то женщина стояла у витрин.
- Скажите, почему у вас тут так много художников? - спросил я ее.
- А чем тут еще заниматься? - она загадочно улыбнулась.
Почему она улыбается, подумал я. Что значит, чем заниматься? Дрова колоть, строить элеватор, мелиорировать земли. Да хоть чинить унитаз в гостинице - там совсем не спускается вода. Почему она улыбается? Она явно что-то знает, но не хочет сказать. Я рыскал глазами по витринам в поисках ответа. Повсюду стояли черные бессовестные шкатулки. На них не было почты и сберкассы, не было даже котлет по 1.58 и макарон за 74 копейки. По ним скакали сказочные кони, и принцы целовали принцесс. Да что же это такое, в самом деле? Я не находил решения. Но наконец я увидел его. Внутри меня все похолодело от ожидания близкой отгадки.
- Что это? - спросил я женщину.
- Это птичье перо, им художники смахивают остатки пемзы в процессе полировки шкатулок.
- Нет, нет. Вот это что такое? - я показал пальцем.
- А-а-а, это... - она посмотрела на меня пристально, как вчерашняя продавщица,
заключенная в ларьке. - Это зубы. Зубы волка.
Я перевел дыхание. От витрины веяло холодом стекла.
- А где вы взяли их?
- Ну как... - она не отводила взгляда. - У каждого художника это есть.
- Зачем же художнику волчьи зубы?
- Да не обязательно волчьи. Можно ведь и человеческие. Главное, чтобы эмаль была целой. Зубами полируют золотой узор на шкатулках. Он от этого становится ярче, - она, кажется, перестала улыбаться.
Что-нибудь подобное обязательно должно было мучиться. Я знал. Там, на улице, была сберкасса и почта. Здесь, в витринах, птичье перо и волчьи зубы. Абсолютно шаманские приспособления. Мне показалось, что я вижу пламя костров и слышу ритуальные удары в бубны. Почему ночью так выла собака?
Я попрощаются и пошел к выходу.
- Приходите еще, - сказала женщина. - Здесь много интересного.
Но я уже этого не слышал.
ИВАНЫ
Что мы вообще знаем о Палехе? Что нам известно о людях, которые здесь живут? Как научились они делать свои шкатулки? Об этом написано несколько искусствоведческих книжек с картинками. Там сказано, что это древняя культура, пришедшая к нам из Японии через Германию. Люди рассказывают еще проще. До революции в Палехе три мастерских писали иконы для Москвы и Петербурга. После того как к власти пришли пролетарии, иконы деревенские жители писать перестали. Потом семь местных пьяниц, каждого из которых звали Иваном, от окончательной нищеты и безделья организовали в 1927 году артель и стали расписывать шкатулки. Говорят, что идею они украли в Федоскине, а Федоскино Бог его знает откуда. Может, и у немцев. Но на самом деле не так уж это и важно. Важно, что палехские Иваны каким-то невероятным образом создали на Земле клан. Особых людей, которые делают с действительностью нечто. И никто на Земле до сих пор толком не знает, что именно.
Не то чтобы в этом искусстве было много загадок. Каждый желающий может пойти в Палехское художественное училище и за пять лет бесплатно выяснить там все секреты. В этом голу туда, например, набрали 16 детей. Но, чтобы расписывать шкатулки, им придется навсегда остаться в поселке. Бог его знает почему, но это проверено жизнью. У каждого, кто пробовал уезжать, не получалось больше подлинника. Кони и принцессы на шкатулках были весьма похожими на правду, но это был уже не Палех. Это были подделки и копии.
Настоящий шаманский Палех не отпускает людей. Он, наоборот, затягивает их в поселок вместе с потрохами и растворяет в себе без следа. Советская власть приходила сюда за шкатулками, чтобы торговать ими за границей. Художников для большей производительности собирали в мастерских, и они расписывали по 26 000 художественных изделий в год. Но советская власть в итоге исчезла, а вместо нее появились сами иностранцы. В начале 90-х годов они скупали в поселке все, что он мог сделать, за пачку макарон, значки и мелкие доллары.
Потом пропали и иностранцы, а вместо них появились отечественные коммерсанты. Рассказывают, что бывший директор палехских мастерских Вадим Щаницын заработали для Палеха на шкатулках 2 миллиона долларов. Потом исчез Щаницын, неизвестно куда со счетов пропали 2 миллиона, да и самих мастерских не стало. Художники с волчьими зубами разбрелись по домам. В духе времени они организовали несколько отдельных товариществ, которые живут теперь по неведомым миру законам.Известны наиболее крупные из них. Творческая мастерская "Палешане" художника Бориса Кукулиева, за которого, как рассказывают, рисует его глухонемая жена Колерия, некое ООО "Товарищество "Палех", в которое входят десять художников, также кооператив "Объединение художников" и акционерная компания "Палех".
Но эти названия на самом деле ничего толком не говорят человечеству. Они, как я понимаю, всего лишь способ общения с ним. Человечество представлено то ли Каином и Манфредом, то ли Кауфманом и Ритманом, крупными коллекционерами из Голландии, которые периодически наезжают в Палех. Имеется также Саша Зайцев, больше известный под кличкой Ганс. Ганс торгует шкатулками в Германии и часто появляется в поселке. 22 года назад в Палех приехал из Москвы министерский работник Александр Зубков. За семь рублей он купил у местного пьяницы шкатулку и с тех пор полюбил эти места. Это он, кстати, и создал не так давно акционерную компанию "Палех", и именно из-за него здесь отучилась культурная революция. Он первым заказал художникам писать на шкатулках мерседесы и новых русских.
РЕВОЛЮЦИЯ
Компания Александра Зубкова помещается в длинном деревянном бараке недалеко от рынка.
В нескольких комнатах подсобные рабочие делают заготовки шкатулок. Когда я пришел в барак, в самой просторной его комнате, за столом, покрытым серой скатертью, заседал совет из нескольких палехских художников. Они рассматривали работы, сделанные за последний месяц, и давали им оценку. Были следующие сюжеты: новые русские на пляже, новые русские за игрой в карты на даче, новые русские на теннисном корте, новые русские с детьми и охраной на пленэре. Сейчас комиссия вертела в руках большую шкатулку, на которой была нарисована охота новых русских.
На фоне заснеженных холмов располагались пятеро милых молодых людей, похожих на помесь партизан с пасхальными зайцами. Один из них был с ружьем и на лыжах, другой изящно сидел на снегокате, а трое остальных, беседуя по сотовым телефонам, портились в кабана с человеческими глазами. В углу картины, за кустами, стоял огромный коричневый джип.
- Алексей Геннадьевич, - обращалась комиссия к пожилому художнику Смирнову, автору шкатулки. - Вот кабан у вас хорошо получился, а новые русские какие-то неубедительные. Почему они так неказисто одеты?
- А на охоту и положено ходить в неказистом, - отвечал художник Смирнов, - чтобы животных не распугать.
- Ну если у них джип есть, они, наверное, и получше могли бы одеться? И потом - где вы взяли такой джип?
- Срисовал с фотографии. У меня есть каталог. Я не помню, как он называется.
- А вот у охранника, кстати, вот здесь почему такая маленькая голова?
- А какая еще у него должна быть голова? Вообще это все мучительно трудно рисовать. Я что, видел когда-нибудь этих охранников и джипы?
- Ну, знаете ли, в стране сейчас новая жизнь. Раньше-то можно было трактора и комсомольские собрания изображать. А эти чем хуже?
Мне было поначалу забавно присутствовать на художественном совете. Но потом я вдруг второй раз за сегодняшний день почувствовал, что слышу ритуальные бубны своей великой Родины. Немного картона, клей, лак, краски, желток куриного яйца, сусальное золото, затем эти люди взмахнут своим волчьим зубом - и сберкасса, гостиница, китайские кроссовки, неверные мужья, убитый током рыбак Леха, омерзительный напиток "Шуйские зори", джипы, сотовые телефоны, снегокаты, правительство, Чубайс, Государственная дума, реструктуризация долга по ГКО, все это перейдет в какое-то другое измерение. В черную коробку, в шкатулку с пухлыми сентиментальными принцессами и красными, как из бани, лошадьми. И я, возможно, тоже должен буду рано или поздно туда попасть, под непроницаемую лаковую поверхность, где хранится загадочная душа моего народа.
Все же: почему ночью так выла собака? Я попрощался и поехал в Москву.
- Приезжайте еще, - сказали мне вдогонку. - Здесь очень интересно.
Для вас копался в истории Сергей Гридчин , Гридчинхолл