- Нельзя. В нашем профсоюзе это расценят, как слабость характера и совсем замучают. О твоих однокурсниках вон какие отзывы лестные.
- Ну, они мужики! У меня, даже, муж сказал, что Миронов, совсем меня замучил. Грозился ему морду набить.
Муж каждый день привозил Настю на работу. Это был интеллигентный, высокий, худенький парень в очках.
- Настя, как ты это технически представляешь?
- Он, у меня, боксом занимался.
- Настя, в каком весе? – засмеялась я.
- Да, это я шучу.
- Слушай, когда муж тебя достает, ты что делаешь? – вдруг сообразила я.
- Как обычно – посылаю лесом и куда подальше.
- Вот, с Мироновым, сделай тоже самое.
- Ты что – он же мне, вроде, как учитель. Лучше, как–нибудь по мягче.
- Ни в коем случае! Не кокетничай – сейчас смеется, потом начнет издеваться. Это он может. Ты молодая интересная девчонка. Я же вижу, как он на тебя смотрит. Империя женская должна нанести ответный удар.
- Как он смотрит? Как я нанесу удар? – опешила Настя.
- Ты не думай, что называется, в ”дурном смысле”. Просто, ты молодая женщина, он – мужик. И все. А ответный удар надо наносить силой интеллекта. Других вариантов, просто, нет.
- А если, он мне ответит?
- Ты сделай красиво.
- Как я это сделаю?
- Настя, как–то одна весьма пожилая дама, мне сказала – “слушайте ситуацию”. В общем – имеющий уши, да услышит.
- Точно, не обматерит?
- Нет. Если у тебя не получится, я это компенсирую, – заявила я.
- Чем?
- Чем хочешь?
- Мне очень нравиться твоя заколка из ракушек.
- Настя, отдам!
На том, как говориться, и порешили.
Через несколько дней подходит ко мне Миронов и спрашивает:
- Ты, Анастасию, научила?
- Вы, Иван Палыч, о чем? – спрашиваю, с наигранной растерянностью, в голосе.
- О зеленых листиках! Вся операционная ржала. Даже больной повеселел.
Я нашла Настю.
- Ну, рассказывай!
- Начала я ставить подключичный. Он, как обычно, говорит, что я не так взяла шприц. Я его, правда, не так взяла – делениями от себя. Он, уже, руки тянет. Я дальше делаю и говорю: “Иван Павлович, там за окном распустились листики у тополя. Вы не замечали, что они необычной формы?”
Он опешил и спрашивает: “Какие листики?” Повернулся и в окно посмотрел. “Вот правильно. Вы пока листики рассматривайте – я катетер поставлю”. И поставила. Представляешь! Больной сказал, что совсем не больно, и я молодец – всех рассмешила.
Ее глаза сияли от удачи. От двойной удачи. Она утерла нос Миронову, что удавалось единицам, и поставила катетер. Я скажу – катетер ставить трудно. Это, почти, мастерство.
- Настя, про листики, это высший пилотаж!
- Мне мама подсказала!
В окне коридора я увидела, как в соседнем корпусе на балконе курил Миронов. Я, почти, побежала через переход.
- Дайте, закурить, – со смехом попросила я.
- Отдышись, – рассеялся Миронов, – я Вас, тоже, видел.
- Я, про листики, не подсказывала. Это ее мама. Нельзя женщин обижать.
Против балкона рос тополь. Сквозь ветки, с молодыми, клейкими, желтоватыми листьями, просвечивало солнце.
- Да, нельзя. А знаешь, я за этой жизнью, даже, не замечаю смену времен года. А ведь листья, и правда, совсем молодые, еще с желтым тополиным налетом.
Веселье куда–то улетело.
Наша жизнь проходила среди смертельно больных людей. Чтобы, хоть часть из них, увидела следующие молодые листочки ...
Пишите, пожалуйста, комментарии. Мне важно Ваше мнение.