...Ты постоянно искусственно отделяешь себя от Бога. Мало того, что от Бога люди отделены в результате естественного хода вещей, так ты ещё делаешь это искусственно. Почему ? Потому что у тебя о Боге искусственные представления, людские, вымышленные церковные взгляды на Него.
Если мы не представляем Его на нашем месте, если мы не воображаем себе, как бы Он поступил в той ситуации, в какую попали мы, мы не можем с Ним соединиться в одном отношении к жизни, в одном обращении с людьми и предметами. Поэтому всё время нужно думать о Нём, о Его поведении, о Его поступках. Другое дело, что наши представления и воображения должны всё время совершенствоваться, всё больше приближаться к истине и уходить от ложности, заблуждений, предрассудков, традиций. Ты сейчас в плену традиций, это видно невооружённым глазом. И сколько ты ещё будешь оставаться в этом плену — неизвестно. Но так или иначе, из плена надо бежать, а не устраиваться и обживаться в нём.
Ты говоришь: «...Окончательно я сошёл с пути Божьего, когда ушёл от них. Я думал, что там моё место, что это Воля Божья...»
Гдé же это ты “думал”, если ты писал: “Я не верю в то, что там моё место” ? Или у тебя были и те мысли, и другие ? Так надо же, в конце концов, выяснить какие мысли были более сильными ? И я им кричал, что тебя у них не должно быть. Только тогда, когда у них случилась беда, я сказал тебе, чтобы ты там был. Но это уже для того, чтобы положить последнюю каплю в твоё избавление от идолопоклонства в мой адрес, чтобы ты раз и навсегда запомнил, что ты являешься такой же частицей Бога, как и я, как и все, и должен прислушиваться к своим мыслям и чувствам, к своим желаниям и отвращениям, к своей любви и ненависти точно так же, как ты прислушиваешься к мыслям, чувствам, желаниям, отвращениям, любви и ненависти других людей. Бог не в ком-то одном, Бог во всех. В том числе и в тебе. И если ты будешь думать, что в тебе Его нет, то этим самым ты будешь извращать истину, а извращение истины, в свою очередь, будет вести тебя путём бесполезных мучений, бессмысленной жизни и смерти.
Далее ты говоришь: «...покинув их, я покинул Бога и покинул Вас, потому что нарушил Ваше слово...»
Да в том-то и дело, что всё как раз наоборот: покинув их, ты помог им; покинув Бога, ты вошёл в Бога; покинув меня, остался со мною; пойдя за сердцем, сделал благо всем.
Такие определения только кажутся парадоксальными, на самом же деле никакого парадокса здесь нет. Если бы в нас не было поверхностных, мирских, церковных, ложных, выдуманных понятий и представлений, парадоксов не было бы ни в наших словах, ни в наших поступках. Но так как мир, церковь, корысть, тщеславие существуют вокруг и внутри нас, то, в процессе освобождения от них, мы вынуждены сталкиваться с парадоксами и постепенно освобождать от них своё мышление и поведение.
Сделав правильный поступок, ты думаешь о нём неправильно; совершив благое дело, считаешь его вредом; пойдя по пути жизни, приговорил себя к смерти. Так чтó же из этого следует ? Да только то, что твои думы, суждения, приговоры, твои представления о жизни ещё мирские, церковные, рабские, детские и от них нужно отрекаться как можно скорее.
Вся эта история произошла с тобой ещё и для того, чтобы ты понял, что Бог не только снаружи, но ещё и внутри, и чтобы ты стал сознательно слушаться твоего внутреннего голоса, и сознательно шёл за тем чувством, за которым пошёл бессознательно.
Далее ты говоришь: «...Я уходил и думал о том, как буду выращивать огород, посажу сад, разведу ферму, как буду строить дом и заботиться о семье, а не о том, что мне нужно быть возле бабушек...»
Вот в этой твоей мечте и был Бог, потому что ты ещё не пережил этого. Тебе нужно было ещё попробовать садить сад, растить огород, устраивать ферму, жениться. Тебе ещё нужно было всё это, ты ещё не прошёл этого, а если ты не прошёл первое и лезешь на второе, а тем более на третье, то это уже неправда, это уже не Бог. Бог — это последовательность, очерёдность, порядковость поведения. Бог — это когда я поискал вечной жизни в одном месте, потóм — в другом, потóм — в третьем, в четвёртом, ничего не нашёл и только потóм обратился к чему-то следующему. Вóт чтó такое Бог. Бог — это правдивое поведение, а не тиран, сущий на небесах и заставляющий тебя делать то, чтó тебе несвоевременно и вредно. Перескакивать с пятого на десятое только потому, что это десятое ты видишь у других — это не Бог, это — обезьянство, извращение жизни, изуверство над ней. А так как ты это изуверство считаешь Богом, потому что так считают тысячи всяких верующих и неверующих людей, то ты и каешься в том, что ушёл от Бога, на самом деле уйдя от изуверства. Кáк мне ещё объяснить тебе это, я уже просто не знаю.
То, чтó сейчас внутри тебя, то и есть Бог. Если сегодня какое-то желание, какая-то мечта тебя потянула, а разум твой уже старше этой мечты, этого желания, потому что изведал их пустоту, гибельность или зловредность, значит Бог сегодня в твоём разуме. Если завтра тебя потянет куда-то какое-то другое желание, пустоты и гибельности которого твой разум ещё не знает, значит следуй за этим желанием, Бог сегодня в нём. Бог и в том, чтó тебя тянет, Бог и в том, чтó тебя останавливает, Он и в том, и в этом. Он и в том, чтó слабее, и в том, чтó сильнее, и в том, чтó слабее и сильнее в тебе, и в том, чтó слабее и сильнее в других.
И можешь к Нему не обращаться раньше, чем изведаешь пустоту и гибельность всех путей. Он отвечает только тому, кто зашёл во все тупики, по крайней мере, относительно какого-то одного предмета. Когда ты обманешься во всём относительно какого-то предмета, или увидишь невозможность что-либо делать на этом пути из-за каких-либо физических, духовных или нравственных преград, — вот тогда, не зная чтó делать дальше, не видя на горизонте никакой следующей мечты, никакого очередного занятия, ты и должен обратиться к Богу, уже не оглядываясь назад, потому что позади у тебя то, чтó изведано. И как бы тебя снова ни манило прошлое, ты уже должен сказать себе: «Я помню, чтό мне надо было сделать, чтобы осуществить мою мечту, я не мог этого делать, не мог губить свою душу и плевать на совесть, — значит нечего об этом и думать». — А если через время эти мечты и воспоминания, под влиянием каких-либо обстоятельств, снова возбудятся, значит снова вспомни всё по порядку, прокрути киноленту твоей памяти и снова покажи сердцу те жертвы, которые необходимо было принести ради удовлетворения его желаний, и которые приносить невозможно.
Я ведь тоже очень многого хотел в своей жизни. Я хотел работать в области искусства, быть полезным и великим человеком в нём, тем более, что у меня были все основания для этого. Но нравственные преграды, с которыми я столкнулся в сáмом начале этого пути, не дали мне стать не только великим, но даже и ничтожным человеком в этой области, они вообще вышибли меня из этого мира. И сколько бы я в последствии ни жалел о том, что мне не удалось стать кинотеатральным режиссёром, которым я так мечтал стать, потому что мне так много хотелось дать людям, сколько бы сердце моё ни стремилось хотя бы косвенно, хотя бы со стороны влиять на процессы, происходящие в искусстве и в жизни, разум мой всегда и ясно помнил, какую цену мне предлагали заплатить за это: я попросту должен был стать низким и подлым существом, которое было бы уже не достойно проповедовать те идеалы, которые я намеревался проповедовать на сцене и на экране.
Потóм, когда с искусством было покончено, я мечтал жить в деревне, в маленьком, скромном, одиноком, старом домике, окружённом заросшим садом. Я видел себя сидящим вечером на закате у окна, смотрящим на горизонт и размышляющим о только что прочитанной в Священном Писании заповеди, которую я соотносил со своей судьбой и судьбами мира. Вот это была, помимо прочих, моя главная мечта в духовной жизни. И я стремился к её осуществлению с той же силой и энтузиазмом, с каким когда-то стремился к осуществлению моих мирских замыслов. Но на пути моих духовных мечтаний обнаружились такие же преграды, какие встречались на пути мечтаний мирских. А когда никаких преград не встречалось и мечта осуществлялась, она очень скоро выявляла свою тленность, временность, невечность, а значит не могла служить основанием для вечной, нетленной, невременной жизни, которую я искал. Но пока она питала меня, я ею жил. И в этом был Бог. Но если на пути сохранения осуществлённой мечты вырастали неодолимые преграды, заставлявшие меня превратиться вообще в другого человека, то, спрашивается, ктó же тогда наслаждался бы осуществлённой мечтой, если человека, который стремился к её осуществлению, уже нет ? Значит всё, конец: надо расстаться с мечтой или стремиться к её осуществлению в другом месте, или действовать вообще каким-то иным образом. Бывают также мечты, которые надо сразу и безжалостно убить, пока их осуществление не убило тебя, и поворачивать в другую сторону, к другой мечте.
Возможно, вся эта путаница произошла у тебя по той причине, что ты обманывал меня: или словом, или умолчанием, или говорил не то, чтó хотел сказать, или скрывал что-то. А чтó именно ? Конечно же, свои мирские желания, свои детские мечты, своё “небожественное”, “постыдное” поведение.
Когда ты пришёл ко мне в первый раз и рассказал, как тебя бросила невеста, как ты не знаешь, чтó тебе делать дальше, потому что жить, как другие, не можешь, — я чтó сделал ? Я предложил тебе путь, дал тебе какие-то советы, а ты уже, со своей стороны, мог бы послушать меня, согласиться со мною, но через некоторое время прийти и сказать: «Вы знаете, вот Вы сказали: надо читать Библию, служить больным, поститься, молиться, а я не могу этого ещё делать, мне не интересна Библия, мне не жалко больных, или жалко, но не настолько, чтобы забыть себя ради них; мне не о чем молиться, не хочется голодать. Наоборот, я вчера шёл по улице, увидел девушку и мне захотелось искать другую невесту. Пусть меня, подумал я, обманула одна девушка, но меня же не обманули все девушки, так почему бы мне не попробовать познакомиться с другой ?» — Но ты не сказал этого, то ли потому, что этого с тобой не происходило, то ли потому, что ты скрыл это от меня. Ты с такой удручённостью сказал мне, что не можешь быть торговцем, какими теперь становятся твои сверстники, что я так понял, что ты полностью и бесповоротно выпал из мирского общества и тебе срочно необходимо общество небесное. Тепло и заботу этого небесного общества в моём лице я и предложил тебе тогда. Но тем не менее, хотя твоя внешняя мирская жизнь на тот момент, может быть, и кончилась, то твоя внутренняя мирская жизнь — твои мечты и переживания относительно внешней мирской жизни — не кончилась ещё до сих пор: тебе ещё хотелось и, возможно, до сих пор ещё хочется иметь хотя бы что-нибудь в этом мире, хотя бы какой-то клочочек жизни на Земле, и это естественно и в высшей степени нормально. Но ты, видя мою отрешённость и от мирской и от земной жизни, возможно, стыдился и продолжаешь стыдиться своей привязанности к ней и скрываешь свои естественные переживания, по крайней мере, во всех их тонкостях и нюансах, и этим извращаешь наши отношения, которые могут быть здоровы и плодотворны только в том случае, если будут с обеих сторон искренни и прозрачны до конца.
Что же касается “мирских” желаний, то, да будет тебе известно, их вообще не существует в Природе. В человеке есть только Божественные желания, только природные, естественные порывы, которые, при попадании в мирскую среду, просто искажаются или извращаются до неузнаваемости. Возвращаясь же в Божественную, свойственную им, среду, они снова выпрямляются, оздоровляются, приобретают первоначальную чистоту и величие. Естественные порывы остаются даже в мирской среде здоровыми и чистыми до тех пор, пока человек остаётся ребёнком, то есть существом непонимающим, гдé оно находится. Как только человек начинает сознавать своё местонахождение, так тут же все его желания начинают портиться, заболевать, искажаться, извращаться, потому что мир, цивилизация, тюрьма — это негодное место для осуществления Божественных желаний, и из него нужно бежать, и смелый человек, убедившись в этом, бежит из него, бежит туда, где утолятся все желания его. У людей нет истинных причин стыдится своих желаний. Стыдится нужно не желаний, а того ужасного мéста, в котором люди пытаются их осуществлять, но в котором их осуществлять вредно, опасно, да и просто невозможно.
Эта вредность, опасность и невозможность не открывается всем сразу, она открывается каждому постепенно и только в той степени, в какой человек честно, смело и открыто движется по жизни. Ты, возможно, боялся смело и открыто двигаться туда, куда тебя тянуло. С одной стороны, мне даже приятно было, что ты хочешь учиться на водителя трамвая, с другой стороны, было противно, потому что в тебе появилась раздвоенность, исчезла цельность. Хочешь идти — иди, зачем писать об этом ? Иди и делай это. Зачем рассказывать ? Возможно, вот так же, как тебе хотелось работать водителем трамвая, тебе хотелось поискать и другую невесту, а теперь хочется иметь сад, огород, семью. Так чтó в этом плохого ? Чтó ты здесь увидел плохого, небожьего ? Почему ты решил, что это небожья жизнь? Это тоже Божья жизнь, но только пока ты веришь в неё. Это будет небожья жизнь, если ты, живя ею, будешь уже не верить в неё и продолжать ею жить. Всё то, чтó делается без веры, есть грех. Вот чтó такое грех. Твоё пребывание у них и неверие в необходимость и нужность этого пребывания и были грехом.