Анастасию Забудину, как студентку художественного колледжа, не волновали вещи не имеющие прямого отношения к искусству. Она скромно питалась, еще скромнее одевалась и жила в самой скромной комнате в общежитии. Но на жизнь всё равно не хватало.
Съев на завтрак запасенные для концептуальной картины макароны Забудина поняла, что так дальше продолжаться не может. Ей нужна подработка.
- Есть один вариант, - кивнула соседка Тамара, когда Анстасия рассказала ей о своей проблеме, - Но весьма сомнительный.
- Я согласно на всё. За сосиску убить готова.
- Убивать не надо. А раздеться придется. Погоди возмущаться! Это не то, о чём ты подумала. Надо поработать натурщицей. Два часика посидишь с виноградной лозой в руках и сможешь сосисками целую неделю питаться.
Забудина задумалась. С одной стороны она сгорала от стыда даже на медицинском осмотре молочных желез, с другой стороны еще пару дней без еды и осматривать будет нечего.
- Я сама три раза позировала. Но сейчас им нужна худышка, как ты.
- Им?
- Да. Там сразу несколько художников. Восемь или девять. Не переживай они все женщины.
- Тогда согласна.
***
В хорошо освещенной студии за мольбертами сидело семь женщин. Забудина сидела на красных подушках посредине, одетая в легкий халатик.
- Милочка, все собрались. Вы можете уже раздеваться, - низким голосом сказала полная дама в очках.
- Х-х-хорошо, дрожащим голосом согласилась Анастасия и скинула халатик.
Женщины начали рисовать с деловым видом, лишь дама в очках поцокала языком:
- Да не красней ты так девочка. С подушками сливаешься.
Забудина глубоко вздохнула, как на приёме у маммолога. И усилием воли вернула своей коже естественную бледность.
- Уф. Чуть не опоздал на Афродиту,- в комнату, с мольбертом под мышкой, ворвался нескладный тип в очках и с красным шарфом.
- Ой! - воскликнула Анастасия и через мгновение снова была в халатике.
- Так, в чём дело? - Возмутилась дама, - Почему вы опять оделись?
- О-о-он, - обвиняющий палец показал на парня.
- Что? Ну опоздал Альбертик, ну и что?
- Мне сказали, что тут не будет мужчин.
- Это — не мужчина. Это — художник. Давай ка тряпку долой.
- Позвольте, - возмущенно вмешался парень, - Я полноценный мужчина.
- Я так — не согласна. Пусть он отвернется.
- Как же ему рисовать?
- Да! Как же мне рисовать прикажете? На ощупь?
- Так, дорогуша, - толстая дама уперла кулаки в бока, - Ты деньги получила? Получила. Теперь должна отработать.
Сжав зубу, Забудина опять обнажилась.
«Думай о еде. Думай о еде» - твердила она себе. Но вскоре не выдержала и сказала
- Я так не могу.
- Что ж за Афродита нам сегодня попалась болтливая. Всё вдохновение сбиваешь.
- Он на меня смотрит. Так не честно.
- Чего ж ты хочешь?
- Пусть он тоже разденется! - приняла неожиданное решение Анастасия.
- Что? Вот ещё. Не буду я раздеваться.
- А что так? На голую девушку пялится — это ты герой. А самому раздеться страшно? - почуяв слабину, Забудина начала наступать.
- Ничего мне не страшно. Я пришёл сюда рисовать, а не позировать — мне за это не платили.
- Как будто если б заплатили, то согласился бы… Половину своего гонорара отдам, если тоже разденешься, - пошла ва-банк Забудина.
- Нет.
- Я так и знала. Трус.
- Из принципа не буду, - надулся парень.
- Альбертик, не строй из себя девочку. Разденься — и мы продолжим рисовать в тишине, - вмешалась толстая дама.
- Так вы на её стороне?
- Альбертик, если разденешься — купим тебе пиццу.
Парень со злостью снял с себя шарф и швырнул на пол. Затем проделал такую же операцию с остальными вещами. Пока не остася в одних трусах.
- Трусы тоже.
- Трусы — только за большую пиццу.
- Ладно.
- С пепперони.
- Уговорил.
Под хлопки художниц Альбертик снял с себя трусы и красный, то ли со злости, то ли со стыда стал рисовать. Через некоторое время до него дошло, что большинство женщин смотрят не на Афродиту.
- Чего уставились!?
- Что не нравится? - злорадно спросила Забудина, - Будешь знать.
- Зато я получу пол твоего гонорара и пиццу в придачу.
- Сволочь! Ненавижу.
- Ребятки замолчите! Не мешайте рисовать Апполо… в смысле Афродиту.
Через два часа всё закончилось. Картины были нарисованы, женщины разошлись по домам, а Альберт и Анастасия не глядя друг на друга одевались.
- Что б ты подавился своей пиццей! - прервала молчание Забудина.
- И тебе не хворать.
- Что б тебя пронесло!
- Ты мне, кстати, деньги так и не вернула.
В дверь не постучавшись вошел курьер:
- Пиццу заказывали?
- Пошёл вон! - рявкнули Ансатасия и Альберт в унисон, прикрывая оголённые участки.
После чего переглянулись и засмеялись.
***
Через полчаса от пиццы осталась одна коробка. Забудина возвращалась в свою очень скромную комнату. Её провожал Альберт. На улице было холодно — и они кутались в один шарф. В студии высыхало восемь картин. На семерых была изображены Афродита плавно переходящая в Апполона. На восьмой была просто Афродита.
Спустя годы последняя картина была признана шедевром.
Многие отмечали оригинальное решение последней картины. Глядя на неё буквально чувствовалось, что сначала Афродита была так себе, но с каждым мазком становилась всё выразительнее и красивее. Критики считали, что таким образом художник хотел подчеркнуть процесс рождения греческой богини.
А вот почему, глядя на картину хотелось есть, так никто и не понял.