Чёрный силуэт «пантеры» отчётливо выделялся на фоне сероватого осеннего неба. О лучшей мишени и мечтать не приходилось, если бы она была поближе. Но с такой дистанции орудия наших Т-34 не могли пробить толстую броню, и фашистский танк нахально стоял на виду, на самой вершине небольшого холма. Стоял, посылая снаряды навстречу тем, кто осмеливался выйти на дорогу, и от этих снарядов уже горели на дороге три наших танка.
«Ну зачем идти колонной? Надо было развернуть взвод! — подумал лейтенант Шашков и тут же оборвал себя: — Хорошо говорить, смотря со стороны, а вот как самому-то идти?.. Ведь не может же машина стоять здесь, в кустах, и ждать, пока гитлеровцы уберут проклятую «пантеру»!»
У лейтенанта Шашкова, как и у командира того взвода, чьи машины догорали у дороги, была задача — ворваться в деревню Якушёнки.
До деревни рукой подать. Из рощи Шашков видел крайние домики и справа, на холме, чёрную подстерегающую «пантеру». А разворачивать ему было нечего — от взвода осталась одна его машина.
— Как бы нам её достать? А, Файзуллин?
Заряжающий Файзуллин встрепенулся:
— Не надо на дорогу выходить, товарищ лейтенант! Давайте из кустов да прямо на «пантеру»! Фашисты дорогу пристреляли и ждут: как кто появится, они — цок, и нету. А мы из-за кустов да на них! Пока опомнятся, мы уж отмахаем метров триста, а там — цок по ним, и всё!
— А если они раньше опомнятся, пока мы твои метры отмахивать будем. Что тогда? Цок — и нас нету.
Файзуллин пожал плечами:
— На то и война!
Лейтенант ещё раз смерил взглядом расстояние до вражеского танка. Нужно на что-то решаться. Там, за рощей, ждут действий танков кавалеристы. А он стоит и раздумывает. Танки соседней роты тоже что-то медлят...
— Что же, риск в бою, если обдуманный, — благородное дело. Отвлеку на себя внимание — другие к деревне проскочат.
— Шашков опустился на сиденье, захлопнул крышку люка.
— Заводи, Кравченко! И сразу с места в карьер, как говорят наши кавалеристы. Только не ложбинкой на дорогу, а разворачивайся и прямо на «пантеру»!
То ли вражеские танкисты не ожидали появления советского танка с этой стороны, то ли не обладали быстротой реакции,— во всяком случае, машина Шашкова успела «отмахать» добрых четыреста метров прежде, чем «пантера» развернула свою пушку ей навстречу. И это решило судьбу «пантеры»: два снаряда из трёх, посланных Шашковым, вонзились в неё и над ней вырос столб дыма.
— Успокоили,
— процедил Шашков и приказал:
— Разворачиваться — и на деревню!
Танк круто повернулся и вдруг вздрогнул от сильного удара в правый бок...
— Пушка! Пушка справа!
— закричал Файзуллин.
Второй удар, и танк снова будто споткнулся.
— Осколочным, заряжай!
— Ещё осколочный!
После второго снаряда Шашков увидел подскочившее вверх колесо и прислугу, бежавшую в сторону от того места, где была вражеская пушка.
— Вперёд!
— Никак, катки слизнуло,
— с трудом выравнивая машину, сказал Кравченко,
— гусеницу бы не потерять.
— Веди осторожнее, до деревни дотянем, а там посмотрим.
* * *
Кавалеристы с другими танками уже овладели населённым пунктом и вели бой где-то за ним. А по полю, шлёпая по грязи ослабевшей гусеницей, медленно полз раненый танк, открывший им дорогу.
В деревне осмотрели машину: не было двух катков. Один довольно быстро поставили с помощью подъехавших ремонтников, второй поставить не удалось.
— Придётся повоевать на хроменьком,
— сокрушённо говорил Кравченко.
Лейтенанту Шашкову командир полка поставил новую задачу — перерезать железную дорогу Невель — Городок.
— Даю вам ещё один танк и четырёх автоматчиков,
— сказал командир.
— Автоматчиков возьмёте с собой, второй танк вас догонит. К рассвету железная дорога должна быть перерезана. Туда должен выйти эскадрон кавалеристов. Свяжитесь с ними. Продержаться надо до нашего прихода.
Вьющаяся по лесу просёлочная дорога была размыта дождями, изрыта воронками. Машина шла с трудом, чавкая, фыркая, тяжело заваливаясь на правый бок, кланяясь каждой выбоине.
Наконец, лес кончился. Вот уже видна насыпь, железнодорожная будка. Шашков едва успел подумать, что около будки, наверное, есть переезд, и он сможет легко перейти на противоположную сторону насыпи, как машина тяжело клюнула носом, двигатель надрывно заревел, и танк остановился. Кравченко напрасно мучил машину: танк не мог вырваться из цепкого плена воронки, доверху наполненной густой грязью.
— Ты скажи, пожалуйста, какая несправедливость! Нет, чтоб у леса, так на ровном месте!
— возмущался Кравченко.
По башне тревожно застучали приклады автоматов.
— Фашисты, товарищ лейтенант... фашисты!
— кричали автоматчики.
Из-за железнодорожной будки медленно выдвигался немецкий танк, за ним бежали вражеские солдаты.
— Кравченко, Веденеев, и вы,
— указал Шашков на одного из автоматчиков,
— бегом к лесу, пилите дерево и тащите сюда; остальным автоматчикам залечь впереди, вон там, у кустиков, стрелять только, если подойдут близко. Файзуллин, в машину!
Немецкий танк приближался...
Больше часа длился неравный бой. Первый вражеский танк Шашков подбил, первую атаку вражеской пехоты автоматчики остановили. Когда же из-за железнодорожной будки вышли ещё два танка, а с насыпи открыла огонь противотанковая пушка и маленькая злая болванка, пробив броню, улеглась на сиденье радиста, Шашков подумал, что, пожалуй, теперь напрасно Кравченко с Веденеевым копаются в грязи под танком, подцепляя к гусеницам с таким трудом добытое ими бревно.
Но в это время над вражеской пушкой взвился вихрь разрыва. Гитлеровцы бросились наутёк. А через несколько минут молоденький младший лейтенант, спрыгнув со своего танка, доложил Шашкову, что он прибыл в его распоряжение...
Стемнело, когда Шашков провёл свои танки через железную дорогу и замаскировался в густой роще. Впереди — хутор, несколько домиков. За хутором — шоссе. Справа и слева тянулся кустарник. Лейтенант сверил по карте:
всё правильно. Остаётся ждать рассвета.
А что будет утром? Возможно, даже наверное,— бой. А если кавалеристы не подойдут? Ведь у него всего два танка и несколько автоматчиков. Сколько времени ему нужно здесь продержаться? Для боя нужны снаряды, а в танках осталось не более двадцати в каждом.
Отстреливаясь от наседавших врагов, он знал одно: нужно во что бы то ни стало отбиться. Перед ним была ясная цель — перерезать железную дорогу. К этой цели он упорно шёл на своём хромом танке, преодолевая непогоду, пронизывающий до костей холод и сопротивление врага. Теперь он у цели. Так ли это?
Ведь перейти через железнодорожное полотно и стать в засаду в близлежащей роще — это ещё вовсе не значит «перерезать дорогу».
Приказ «перерезать» означал — любой ценой не допустить противника к железной дороге.
Лейтенант хорошо знал своих товарищей— уже не первый месяц воевали вместе. Знал, что маленький, щуплый радист-пулемётчик Веденеев перед боем всегда волновался и в волнении съедал НЗ. Вот и сейчас, наверное, в танке нет ни одного сухаря. Знал увлекающегося боем Файзуллина, его привычку под любым обстрелом после каждого выстрела выглядывать из люка — «посмотреть результаты и поискать цель». Знал, что молчаливый и даже вялый с виду Кравченко за рычагами преображается, и танк слушается его, как «дитына мамку». Шашков ни на минуту не сомневался в своём экипаже, верил и в автоматчиков, которых видел сегодня в бою, верил и в молоденького младшего лейтенанта, так деловито и просто явившегося ему на помощь.
— Выстоим! Вот только снаряды бы...
Кусты неподалёку от танков затрещали, и из них вышел человек.
— Стой! Кто идёт!
— окликнули его.
— Свой! Танкисты, братцы!
— радостно откликнулся тот и проворно полез на танк, звякнув чем-то металлическим по броне.
«Кавалерист,— определил Шашков.— Вишь ты, уже сколько времени без коней, как простая пехота воюют, а шпоры не снимают».
Сержант-кавалерист обстоятельно доложил, что его эскадрон расположился в двух километрах отсюда, в кустарнике справа, что на хуторе много вражеских солдат и что вечером было слышно, как по шоссе к хутору подошли танки.
— Снарядов у меня маловато,
— пожаловался Шашков.
— Снаряды есть, товарищ лейтенант.
— Где?!
— Да там, где мы оборону заняли, стоят три наших танка. Один сгорел, а два почти целые.
Шашков не шёл — бежал, поторапливая то и дело сержанта. «Ведь если там есть снаряды,— думал он,— я продержусь столько, сколько будет нужно».
Два танка оказались совсем целёхонькими.
— А где же экипажи?
— Да вон они все,
— указал на пепелище сержант.
— Может, совещались, а может, завтракали, так их всех в том сарае накрыло.
Шашков отвёл один танк под прикрытие невысоких деревьев: пусть останется здесь на всякий случай. Второй повёл к себе. Почти до рассвета без устали работали танкисты: переносили снаряды в свои танки.
Утром из хутора, подставляя бока, видимо, не зная о затаившихся в роще русских, поползли вражеские танки.
— По машинам!
— приказал Шашков.
Из тихой рощи полыхнул огонь, и сразу же взметнулись два столба дыма: загорелись два танка. Потом ещё один вражеский танк споткнулся, остальные устремились под защиту хутора.
Шашков отметил: «Два сгорели, один взорван—для начала неплохо. Вот именно, для начала. Сейчас сюда будут бить. Не может быть, чтобы не засекли».
— Кравченко, заводи!
Шашков отвёл свои танки метров на триста в сторону и как раз во-время. На рощу, где они только что стояли, обрушился огонь артиллерии. Добрых полчаса гитлеровцы «обрабатывали» пустое место, а потом из хутора снова появились танки. Они шли немного не так, как ожидал Шашков, и деревья мешали ему развернуть пушку в нужном направлении.
— Заводи! Вперёд!
Машина Шашкова выскочила из рощи.
Головной вражеский танк медленно поворачивал пушку. Шашков включил мотор поворота башни, тот беспомощно прожужжал и замолк. «Испорчен!» Шашков лихорадочно завертел рукоятки. Башня повернулась слишком быстро, и пушка проскочила цель. Обратно!
— Спокойно! Целиться надо спокойно,
— уговаривал себя лейтенант и потянул за спуск.
Гитлеровцы выстрелили секундой позже, когда снаряд, посланный Шашковым, заставил их танк вздрогнуть всем корпусом и развернуться на месте. Но из-за танков врассыпную бежала пехота.
— Товарищ лейтенант! Пехота! Давить надо!
— закричал Файзуллин.
Шашков с трудом удержался от команды «Вперёд».
— Этот риск не к месту,
— отрезал он.
— Кравченко, назад!
Шашков снова переменил позицию, и противник ещё раз старательно обстрелял пустое место.
Потом стало совсем тихо. Только справа, со стороны кавалеристов, слышалась редкая стрельба да какой-то неясный шум.
Прошло около двух часов. По броне царапнули шпоры: на танк взбирался всё тот же сержант-кавалерист.
— Танкисты, помогите,
— еле переводя дыхание от быстрого бега, обратился он к Шашкову.
— Фашисты подвозят на самоходках пехоту. Ну, прямо нахально, к самому нашему носу.
Шашков быстро принял решение:
— Файзуллин, садитесь на моё место! Веденеев, пойдёте со мной! Младший лейтенант Карпов, остаётесь за меня и выделите одного человека из вашего экипажа в мой танк. В случае новой атаки стрелять, как и раньше, из засады, и немедленно уходить.
Шашков вышел из танка и почувствовал, что у него кружится голова и немного дрожат, как после длительного, без тренировки, бега, ноги. Из-за деревьев, почти опустившись за линию горизонта, светило тусклое осеннее солнце.
— Который час?
— Вечер уж скоро, без десяти, шесть.
Значит, уже много часов подряд он ведёт бой, скоро ночь настанет. Как же это он не заметил времени? Ему даже стало досадно, что он упустил этот такой важный в его жизни день. Он твёрдо знал, что день этот очень важный: сегодня он со всей полнотой понял и почувствовал, что значит быть командиром...
Кавалеристы не зря просили помощи: самоходка курсировала от хутора к оврагу всего в каких-нибудь трёхстах метрах от них и высаживала в овраг пехоту.
Шашков подошёл к своему «резервному» танку. Веденеев сел за рычаги. Сержанту-кавалеристу недолго пришлось объяснять обязанности заряжающего. С командиром эскадрона Шашков договорился: как только он, Шашков, подобьёт вражескую самоходку, кавалеристы следом за его танком атакуют врага в овраге.
Самоходка появилась, не заставив себя долго ждать. Угрожая орудием, она остановилась на краю оврага. Шашков поставил свою машину под прикрытие сгоревшей тридцатьчетвёрки и, не торопясь, прицелился. То ли он не привык к пушке, то ли выверена она была неправильно, но немецкие самоходчики успели дважды ему ответить, прежде чем он заставил их замолчать.
— Вперёд, Веденеев!
Танк понёсся на врага. Шашков уже видел, как из оврага стали выскакивать вражеские солдаты. Вдруг что-то обрушилось на машину, сбросило его с сиденья, и он покатился в чёрную бездонную пропасть.
...Шашков, открыв глаза, увидел склонившееся над ним лицо командира полка.
— Товарищ подполковник, лейтенант Шашков поставленную задачу выполнил,
— пытаясь приподняться, доложил лейтенант.
— Лежите, лежите! Всё знаю, дорогой вы мой,
— в голосе подполковника чувствовалось тепло, ему хотелось сказать очень много двадцатилетнему командиру взвода, на долю которого выпала такая сложная задача. Но его позвали.
— Хорошо, иду,
— ответил подполковник,
— а вы отдыхайте. Может быть, вам что-нибудь нужно?
— Кажется... кажется, я хочу есть,
— виновато улыбнулся Шашков.
Многое можно рассказать о Викторе Григорьевиче Шашкове: как он воевал в Польше, в Восточной Пруссии и как его рота первой вышла к Эльбе. Да разве всё расскажешь...