Читайте Главу 1, Главу 2, Главу 3, Главу 4, Главу 5, Главу 6, Главу 7, Главу 8, Главу 9, Главу 10, Главу 11, Главу 12, Главу 13, Главу 14, Главу 15 романа "Ночь, чтобы проснуться" в нашем журнале.
Автор: Валерия Горбачева
- Алло! – еще раз повторяю я.
- На разрыв, говоришь? – при первых звуках этого мужского голоса, при первых нотках этой насмешливо-издевательской интонации, что-то сильно дернулось внутри, камень, застрявший у меня в груди, вдруг двинувшись, придавил так, что и не вздохнуть, и не произнести ни слова, и не поверить даже, что этот камень сдвинулся с места. – На пару дней оставить нельзя? А, детка?
Они хлынули потоком сразу, без предупреждения и без подготовки, они потекли солеными ручьями из глаз так, как показывают только в американских мультиках. Они застлали взгляд, и закрыли от меня весь окружающий мир. Они моментально растворили тяжелый неподъемный камень у меня в груди. Слезы. Те самые слезы, которые я так долго ждала. Долгожданные слезы. И вот теперь они прорвались наконец-то. Совершенно не вовремя, потому что из-за них я совершенно не могу говорить. Я стою около окна и молча плачу в трубку. А через несколько секунд я вдруг с ужасом осознаю, что у меня, наверное, начались галлюцинации. Потому что то, о чем я подумала, этого просто не может быть. Потому что этого не может быть никогда. «Никогда не говори никогда» – эта классическая фраза всплывает и тут же уходит, изгнанная другой, не менее классической – «и что теперь?». А теперь я, залитая слезами, не могу ничего сказать. И не только потому, что мне мешают слезы, но и потому, что я боюсь. Боюсь, что мне показалось, что это … он.
- Ты там плачешь, что ли, детка? – ни капли сочувствия или сострадания, или нежности: только удивление и насмешка, - ты сейчас там всех перепугаешь….
- Это… ты? – комок в горле мешает говорить, а сердце, освободившееся от камня, кажется, сейчас или разорвет грудную клетку и выпрыгнет наружу, или разобьется само там внутри. Да, или выпрыгнет или разобьется… в зависимости от того, что мне сейчас ответят.
- До чего же дурацкий вопрос, - насмешливая интонация усиливается, хотя куда уж больше, казалось бы, - «Гусарская баллада» в чистом виде: «Это Вы или не Вы? – Я – это я!».
- Эльнар!
- Да, это я, Леныч, давай, выходи уже, - неожиданно ласково говорит он, - я внизу. – И в трубке послышались короткие гудки.
Медленно, словно в замедленной съемке, я поворачиваюсь от окна и вижу, что передо мной с встревоженными и удивленными лицами стоят Ирина, Ксения, Зинаида Геннадьевна и Наталья Сергеевна. Они молча смотрят на меня, как будто не решаясь вымолвить ни слова. Я машинально гляжу на часы: без пятнадцати шесть, и поднимаю глаза на Ирину.
- Иди, - неожиданно улыбаясь, говорит она. И я срываюсь с места. Бросив на стол телефон, который я до сих пор, оказывается, держала в руке, хватаю сумку, судорожно и бессмысленно несколько раз открываю и закрываю ее, неловко начинаю складывать стопочкой какие-то бумаги на столе, потом вспоминаю, что не выключила компьютер и начинаю шарить по столу в поисках мышки, которая оказывается прямо передо мной…
- Оставь, - решительный голос Ксении резко прерывает мои судорожные метания, - лучше причешись и удали потеки с лица.
Я поворачиваюсь к зеркалу – о боже, тушь, конечно, не выдержала таких бурных слез.
- Держи, - Ксения протягивает мне какую-то салфетку, - это специальная, для снятия макияжа.
- Спасибо, - я беру чуть влажную салфетку. Несколько движений – и лицо у меня чистое и даже какое-то посвежевшее. Почти осмысленно я достаю из сумки щетку и уже почти на ходу приглаживаю свои волосы. В дверях я оборачиваюсь:
- Спасибо, - говорю я, обводя всех присутствующих, надеюсь, не слишком безумным взглядом, - до свидания.
Почти бегом я спускаюсь по лестнице и, выскочив на крыльцо, останавливаюсь. Никого. Медленно я спускаюсь по ступенькам нашего крыльца. Медленно оглядываюсь, выхватывая взглядом фигуры и лица проходящих людей.
- Привет, детка.
Я резко оборачиваюсь. Эльнар стоит прямо около меня и смотрит насмешливым и ласковым взглядом. Темные волосы спадают на лоб, серые глаза чуть прищурены, но даже сквозь прищур они сверкают и смеются, темная щетина покрывает щеки и подбородок, словно легкая тень. Он кажется мне невероятно красивым.
- А у меня уже есть рыжий котенок, - неожиданно говорю я, глядя ему прямо в глаза.
- Да ладно?! – у Эльнара округляются глаза, и веселье вырывается почти осязаемо, рассыпаясь искорками и освещая серый мартовский день, вернее уже вечер.
- Правда. Я подобрала его на улице сегодня утром. – Я чуть вызывающе улыбаюсь, - он рыжий, пушистый, с белой грудкой и белыми лапками. Бесцеремонный, правда.
- Красивый и наглый, - ухмыляется мужчина, - все как ты любишь….
- Ласковый и теплый.
- Все понятно, - он пожимает плечами, - с ним, конечно, спать тепло и уютно, но детей-то с ним не заведешь….
- Ты просто нахал.
Я делаю шаг к нему, и он крепко обнимает меня.
- Как ты его назвала? – спрашивает Эльнар, приподнимая одним пальцем мой подбородок.
- Дружок.
- Поразительная интуиция, - усмехается он.
- Почему интуиция?
- Ты не назвала его Эльнаром. Два Эльнара в доме – это перебор.
- Я не верю в реинкарнацию.
- А во что ты веришь?
Я молчу. Молчу потому, что все внутри меня рвется и бушует. Мне кажется, что сейчас, раскрой я рот, я начну бешено кричать, просто кричать, издавая совершенно бессмысленные звуки, выкрикивая несвязные слова, и еще я могу начать прыгать, размахивать руками и кружиться. Да я могу, и поэтому я из последних сил сдерживаюсь, стараясь контролировать свои слова и движения. Поэтому я молча смотрю на Эльнара, и он почему-то теперь тоже молчит, крепко обнимая меня, прижав к себе одной рукой и чуть поглаживая мои волосы другой. Мы стоим и смотрим друг на друга. Он даже почему-то не целует меня, просто смотрит. Но за этот взгляд я готова отдать полжизни: такой он ласковый, такой нежный и такой… счастливый, что мне хочется, чтобы этот взгляд и это молчание длились вечность. Но у меня есть один вопрос, который я должна задать обязательно и прямо сейчас.
- Эльнар, - шепчу я, - как ты нашел меня?
- Мне подумалось, что я поступил совершенно опрометчиво, - в серых глазах запрыгали чертики, кажется, сейчас я опять получу порцию насмешек, - Ты такая глупая и доверчивая. И я подумал: как это я не воспользовался твоей доверчивостью? Это нужно было исправить. Я не мог уйти, не добившись своего.
- Нахал!
- Ты хотела ребенка, я хотел тебя….
- Эльнар! – у меня на глазах выступают слезы, кажется, я сейчас разрыдаюсь.
- Ради тебя, детка, я остался жить, - интонация все такая же насмешливая, но взгляд у него становится серьезным и даже чуточку суровым, - а это было непросто, поверь мне, - при этих его словах у меня сжимается сердце, а он продолжает, - неужели ты думаешь, что после этого я не нашел бы тебя? Тем более я знал твою фамилию и несколько номеров из твоего телефона.
- Но, Эльнар….
- Потом, - он чуть касается пальцем моих губ, - я расскажу тебе это потом. Честно.
- Ты должен рассказать мне про себя все, – я чуть улыбаюсь и старательно прищуриваюсь, потому что слезы еще не ушли, - а то ты-то мою фамилию знаешь, а я твою – нет. Ты же не Семенов Т.И.?
- Нет, - он качает головой, - не Семенов. Детка, тебе не кажется, что мы могли бы поговорить и дома?
Я улыбаюсь. Его «могли бы поговорить и дома» прозвучало так естественно, даже, можно сказать, обыденно, что складывалось впечатление, как будто мы давно живем вместе, и он предлагает семейный разборки устроить дома, а не на людях. Но Эльнар понимает мою улыбку, видимо, по-другому, потому что он чуть хмурится и наклоняется прямо к моему уху:
- Мы сразу сейчас пойдем в загс или все-таки проверим, подходим ли мы друг другу?
Я столбенею, но не успеваю даже ничего подумать, как он добавляет:
- Мне думается, что мы должны проверить наши чувства – раза три, хотя бы.
Я вспыхиваю, осознав, наконец, о чем он говорит.
- Вот и ладненько, - удовлетворенно произносит этот нахал, - поехали домой, завтра в загс, а до завтра не так много времени, а я планирую еще и поспать ночью. Устал, как собака. Такси! – не выпуская меня из объятий, он бросается к дороге, и взмахом руки останавливает машину. Я едва удерживаюсь на ногах, но он поддерживает меня, и осторожно усадив на заднее сиденье, захлопывает дверцу. Сам садится рядом с водителем и, обернувшись ко мне, подмигивает. От этого у меня внутри снова начинает бешено колотиться сердце, и я, протянув руку, ласково глажу его по затылку.
- Потерпи, дорогая, - двусмысленный взгляд для меня, и совершенно серьезная интонация для водителя, - сейчас уже будем дома.
Я краснею и смеюсь.
Войдя в квартиру, Эльнар, захлопнув дверь, поворачивается ко мне. Его взгляд серьезен и внимателен. От этого внимательного взгляда по спине у меня пробегает холодок, и почему-то начинают трястись пальцы. Нет, я не испугалась, что привела в дом совершенно незнакомого мужчину, я не испугалась, что он может причинить мне боль или зло. Я вдруг вспомнила, что он не сказал мне, что он любит меня, и испугалась, что не услышу этого. Молчание затягивалось и я, резко повернувшись, бросаюсь в комнату. Дружок, сладко спящий на кресле, даже не думает просыпаться. Я кончиком пальца провожу по рыжей головке, и котенок, потянувшись, переворачивается на спинку, раскидывает в стороны крохотные лапки и … продолжает спать.
- Красивый котенок, ты сказала правду, - шепот Эльнара прямо над ухом заставляет меня вздрогнуть и повернуться.
- Я всегда говорю правду, - бурчу я, пытаясь пройти мимо него.
- В чем дело, Леныч? – Эльнар осторожно обнимает меня за плечи и притягивает к себе, - что с тобой?
Кажется, я слишком долго хотела, но не могла плакать. Теперь слезы капают из глаз почти постоянно. Вот они снова потекли, теперь прямо на рубашку обнимающего меня мужчины.
- Все будет хорошо, Леныч, - Эльнар целует меня в макушку, а я отрицательно кручу головой. Я хочу сказать, что я плачу не из-за этого, но Эльнар понимает опять по-своему и твердой рукой приподнимает мою голову за подбородок:
- Я сказал: все будет хорошо, – он улыбается, - поверь мне. Потому что я люблю тебя.
Я с глубоким выдохом прижимаюсь к нему и шепчу, уткнувшись в его грудь:
- Правда? Любишь?
- Правда. Люблю. – Он говорит это серьезно и ласково. Но, помолчав немного, добавляет своим насмешливым тоном: - Это очень неожиданно и даже странно, но факт.
- И времени, оказывается, на это надо совсем немного, - издевательски тяну я. Глаза у меня еще полны слез, но настроение взлетает до небес, - а то «некогда мне», «некогда мне», - передразниваю я его, - а понадобилось всего-то два дня.
- Одна ночь, - он смотрит на меня так, что мое сердце, ухнув, проваливается куда-то вниз, - всего одна ночь.
Его губы касаются моих губ, его руки сжимают мое тело, его глаза темнеют, и я забываю обо всем на свете. Его поцелуй сбивает мне дыхание, его руки дразнят меня, а глаза обещают что-то совершенно неизвестное. Куртка, сдернутая сильными руками, летит в одну сторону, а свитер - в другую, очумевшая от поцелуев и ласки, я ничего не вижу и ничего не понимаю. Я только чувствую, чувствую свое и его желание, и больше ничего не существует в этом мире сейчас. Только мы и наше желание. Только мы. Мы с Эльнаром.
Когда я немного прихожу в себя, я не узнаю свою комнату. Вещи разбросаны где попало: куртка, сапоги, и даже белье – на кресле, свитер и джинсы – на тумбочке, мужские джинсы – на подоконнике, диванное покрывало сбито в кучу и валяется на полу, рядом на полу же лежит одна подушка, а на ней разлегся рыжий Дружок. Поперек дивана лежит Эльнар, и смотрит на меня веселым и немного сумасшедшим взглядом.
- Я жутко хочу пить, - говорит он мне, - тебе принести?
Я киваю молча и тихонько натягиваю на себя одеяло.
- Леныч, - Эльнар чуть потягивается, - мне кажется…, – он недоговаривает фразу до конца, вскакивает и нежно целует меня в ухо. – Мне хватило одного раза.
- Для чего? – я чуть настораживаюсь, потому что «хватило одного раза» – звучит не очень обнадеживающе, плохо звучит, если честно. «Мне хватило» - это говорят, когда имеется в виду, что больше не нужно….
- Леныч, не выдумывай ничего, ладно?
Он уходит на кухню, и я слышу, как открывается холодильник. Что он имел в виду? Через несколько секунд мне приносят сок.
- Я Дружку молока налил, - Эльнар протягивает мне стакан. – Но вообще-то нам нужно в магазин.
- Что ты имел в виду? – как, оказывается, пить хотелось! Я с жадностью пью прохладный сок.
- Насчет чего?
- Ну, не придумывать ничего. Это ты про что?
- Ни про что конкретно. По жизни в целом.
- Эльнар!
- Что? – он явно дразнит меня, я это очень хорошо понимаю, но все равно поддаюсь.
- Что ты имел в виду, когда сказал, что тебе хватило одного раза? – в конце концов, действительно, зачем придумывать за него? Почему я должна предполагать что-то и угадывать? Пусть сам отвечает за свои слова.
- Мне хватило одного раза для принятия решения. Мы подходим друг другу. Я на тебе женюсь. – Он ласково и бесцеремонно хватает меня за плечи и опрокидывает на разгромленную постель. – А ты будешь меня ублажать.
В этот момент звонит телефон. От неожиданности я вздрагиваю и в некотором недоумении смотрю на трубку, которая лежит на тумбочке. Эльнар усмехается и неторопливо, чуть демонстративно берет телефон, и протягивает его мне.
- Алло. – Мой голос звучит не то чтобы напряженно, но удивленно, как будто мне никто никогда в жизни не звонил и позвонить вообще не может. Как будто телефон у меня для украшения квартиры в целом и тумбочки в частности.
- Лен, привет, как дела? – ну, конечно, это Настя, кто еще будет в десятый раз за день задавать этот дурацкий вопрос.
- Нормально дела, - я улыбаюсь.
- Покормила ты своего Дружка? – почему-то ее вопрос застает меня врасплох, приводит в некоторое замешательство. Что она имеет в виду? Какого дружка? Котенка? Или может быть… Эльнара? Может, это я его должна была покормить? Вообще-то, наверное, должна была, он же с дороги… пока эти мысли вихрем проносятся в моей голове, Настюша продолжает: - Как он там? Сильно по тебе скучал? Ничего не попортил?
Кажется, она все-таки про котенка. Да и откуда ей знать про Эльнара-то? Сумасшедшая я все-таки.
- Нет, Настюш, ничего не испортил он, он спал, похоже, все это время.
- Ну что, мы идем за подарком?
- Понимаешь, Насть, - я запинаюсь, как бы ей объяснить, что за подарком я сегодня не пойду? – у меня, Настя, гости…
- Какие такие гости? – это не Настя, это Эльнар возмущается, причем довольно громко, - я не «гости»…
- Эльнар, погоди, - шепчу я в сторону, - мне нужно объяснить же все….
- Вот и объясняй, как есть – безапелляционно заявляет мужчина, - говори: ко мне приехал муж. Ну, повторяй!
- Ко мне приехал муж, - послушно повторяю я в трубку, глядя Эльнару в глаза.
- Мы давно не виделись, поэтому сейчас я уйти не могу никак.
- Мы давно не виделись, поэтому сейчас я уйти не могу никак.
- Лена, - чуть встревожено, осторожно произносит подруга, - Леночка, с тобой все в порядке?
- Да, Настюша, да! – неожиданно я хохочу во все горло, я почти кричу радостным счастливым голосом, я даже как будто со стороны слышу этот свой возглас: - Да, Настя, со мной все в порядке! Я замуж выхожу!
- Замуж? – подруга, переспросив, молчит.
- Настюша, я тебе все объясню, все-все! Честное слово, но только чуть позже, хорошо?
- Хорошо, - недоуменно говорит Настя, - только, Лена, ты… это… как там… Лена… - подруга никак не может сформулировать хоть что-то вразумительное, и не может положить трубку – я ее прекрасно понимаю и поэтому говорю ласково:
- Настя, его зовут Эльнар, мы познакомились с ним в командировке. Дорогая, завтра мы обязательно пойдем за подарком. Я даю тебе честное слово. Хорошо?
- Хорошо, - послушно, как кукла говорит Настя.
- Все, дорогая, пока. Я тебе позвоню чуть позже. Целую.
- Целую.
Я поворачиваюсь к Эльнару.
- Ну, что, допрыгался? Теперь у тебя уже нет путей к отступлению, я считай, что объявила о нашей помолвке, - я кокетливо и ласково качаю головой. – Сейчас Настя начнет звонить всем знакомым и даже малознакомым, и через несколько минут об этом будет знать полгорода…
- Надо же, а я думал, отметим тихим семейным кругом, только самых близких пригласим – человек двести – больше, думал я, не стоит…
- Да?! – я, смеясь, обнимаю его за шею и прижимаюсь к нему всем телом. – Больше двухсот, думаешь, не стоит? Слушай, - я чуть отодвигаюсь, но не отпускаю его, - А может ты брачный аферист? Я ведь даже фамилию твою так до сих пор и не знаю.
- Я не брачный аферист – деланно серьезно оскорбляется Эльнар, - Во-первых, я с приданым: у меня квартира есть, и на твою жилплощадь я не претендую. В смысле владения. Но жить будем у тебя, а мою сдавать.
- Это почему?
- Это потому, что в Москве квартиры дороже.
- У тебя квартира в Москве?
- Ну да, район, конечно, не самый престижный, но квартирка двухкомнатная, со всеми удобствами, и метро близко, так что доход будет.
- Фантастика! Я думала, подобрала беспризорника на улице, облагодетельствовала, почти героиней себя почувствовала, а тут, оказывается, Рокфеллер почти что…. кстати, а фамилия-то?
- А фамилия моя…. Фамилия моя слишком известная, чтобы я ее …
- Эльнар!
- Виноват…, - он смеется, - увлекся.
Он встает и идет в коридор. Через несколько минут я держу в руках его паспорт. Не новенький, в меру потертый, настоящий. Дружинин Эльнар Александрович.
- Дружинин?
- Я же говорю – поразительная интуиция: котенок, конечно, не Эльнар, но … Дружок! – смеется Эльнар.
Я пожимаю плечами. Действительно странное совпадение. Почему я назвала котенка классическим щенячьим именем? Ну ладно. Смотрим дальше. Итак, Дружинин Эльнар Александрович. Родился в Москве. Прописан в Москве. Неженат. Военнообязанный. С фотографии смотрит молодой и злой парень. Эльнар, которому надо было выжить. Выжить, во что бы то ни стало.
17. Эпилог.
- Ты должна спросить совета.
- Мне не нужны ничьи советы, я и сама все знаю.
- Детка, не упрямься, ты должна поговорить с кем-нибудь, кому безоговорочно доверяешь.
- Зачем? Я тебе верю без чьих либо советов.
Мы препираемся с Эльнаром уже целый час. Мы не ссоримся, не повышаем голос, мы тупо повторяем каждый свое. Эльнар сидит на диване, я лежу рядом, моя голова у него на коленях, а на моем животе Дружок играет с пальцами Эльнара. Полная идиллия, если не считать упрямого, бессмысленного разговора.
- Детка, ты должна понять, - снова начинает Эльнар, - я собираюсь прожить с тобой долгую жизнь…
- Это приятно слышать, - бурчу я.
- А в долгой жизни все бывает. Мы будем ссориться.
- Ты решил начать прямо сейчас? – я поднимаю голову, и он наклоняется, чтобы поцеловать меня.
- Нет, - говорит он после довольно долгой паузы, вызванной поцелуем, - но ты должна быть к этому готова.
- К тому, что ссоры бывают? – я усмехаюсь, - я готова. Бабушка говорила «Горшки в печи и то сталкиваются, а уж люди…. Главное – до черепков не досталкиваться».
- Золотые слова, - он снова целует меня, теперь в лоб, - твоя бабушка – гений.
Я согласно киваю и молча поглаживаю уставшего и засыпающего на мне котенка.
- Леныч, я серьезно, ты должна с кем-нибудь поговорить.
- Ну зачем, Эльнар?
- Затем, чтобы в момент нашей ссоры даже в самом отдаленном уголке твоего сознания не мелькнуло у тебя желания бросить мне: а я, дескать, до сих пор так и не знаю – правду ты мне рассказал или напридумывал все.
- Эльнар!
- Послушай, детка, у меня нет доказательств. И вряд ли когда будут. Поэтому ты должна посоветоваться с кем-нибудь.
- Я не хочу.
- Не капризничай. – голос Эльнара ласковый, но твердый.
- Хорошо. Я посоветуюсь с …
- Не надо, - он прижимает палец к моим губам, - это только твое решение.
- Ты просто идеальный мужчина, - я говорю это почти серьезно.
- «Просто ты ко мне необъективно относишься» - самодовольно цитирует Эльнар известную фразу из «Иронии судьбы».
- «О, еще как необъективно!» - подхватываю я, притягивая его к себе, - еще как необъективно….
Утром следующего дня, выбрав момент перед самым обеденным перерывом, я набираю знакомый номер.
- Анатолий Семенович, здравствуйте, это Лена Суворова.
- З-здравствуй, Леночка, здравствуй, д-дорогая, - от звука его ласкового голоса куда-то сразу улетучивается напряжение и даже волнение, я улыбаюсь.
- Анатолий Семенович, мне очень нужно с Вами … посоветоваться, - я чуть запинаюсь. Это потому, что выпалила это главное сразу, без вежливого «Как Ваше здоровье?» или «Как там тетя Катя?», но лучше уж так, а то потом я могу и передумать.
- Конечно, Л-леночка, я тебя слушаю.
- Нет, Анатолий Семенович, я не хочу по телефону, - я говорю торопливо, но не испуганно, я уже все решила, - давайте встретимся где-нибудь… на нейтральной территории.
- Хорошо. – Золотой человек, ни вопросов, ни удивления, ни досады.
Договорившись о встрече, я еле дождалась перерыва, и быстро одевшись, вылетаю на улицу.
- Анатолий Семенович, то, что я сейчас Вам расскажу… считайте, что я прочитала это в книжке. – Мы тихо идем с ним по пустому парку. Вокруг ни души – март не самый подходящий месяц для прогулок в парке: под ногами тает кашица вчерашнего мокрого снега, с веток срываются холодные редкие капли, и вообще, сумрачно, зябко и сыро. Поэтому мамы с детьми здесь не гуляют, редкие прохожие предпочитают идти по улице, где все-таки хоть иногда, но убирают снег, а для влюбленных, ищущих уединения – время еще не то, рано. Мы практически одни. На мое вступление Анатолий Семенович лишь молча кивнул, и я снова подумала – золотой человек, он все понимает.
- Я расскажу, а Вы мне просто скажите – может быть такое или это красивая и ловкая выдумка.
Анатолий Семенович снова молча кивает. И я, вздохнув, начинаю:
- Человек попал в плен, и из него сделали террориста-смертника. Почему он не смог отказаться – это другая история. Он вообще необычный. Родителей рано потерял, но не свихнулся. Сильный. Но странный: после Московского университета в ПТУ пошел. Но об этом потом. Как-нибудь. Сейчас о другом. Он сел в поезд, в котором и должен был произойти террористический акт. – Мне почему-то очень трудно говорить, трудно подбирать слова – они выходят какими-то казенными, отрывистыми, не моими, даже ненастоящими, как будто, но я продолжаю говорить, но смотрю в землю, мне очень трудно поднять глаза на идущего рядом Анатолия Семеновича – человека, которому я безоговорочно верю.
- В поезде он, террорист то есть, меняет решение: он понимает, что не должен взрывать поезд. Но если не будет взрыва в поезде, значит, будут взрывы в детском доме и больнице – таково было условие. Именно поэтому он не мог отказаться. Анатолий Семенович, я понятно говорю? – я решаюсь виновато взглянуть на своего слушателя.
- Пока все п-понятно, - он чуть улыбается, - я же в этом разбираюсь, ты же помнишь, к-кто я?
Я помню, конечно. Анатолий Семенович бывший военный. Потом в органах работал. Год назад на пенсию ушел, по ранению.
- Да ты не в-волнуйся так, Л-леночка. Мы же просто б-беседуем. Рассказывай.
Его успокаивающие слова, мягкая, почти домашняя интонация действуют на меня – мне становится чуточку легче.
- Он принимает решение. Он получает мобильный телефон, предположим, крадет его. Когда поезд прибывает в Москву – все выходят из вагона, а он остается. Он просит проводницу разрешить ему проехать до депо, или там куда-то, куда они уходят - эти поезда – на запасные пути, в общем. Он говорит ей, проводнице, что у него там друг работает, что он к нему приехал, он даже в качестве благодарности сует ей пятьсот рублей – и она разрешает. Смертоносный вагон отъезжает с вокзала.
Слова сыпятся из меня теперь быстро, они не очень связные, иногда не совсем точные, фразы слеплены кое-как, но поток этих неловких фраз льется теперь очень быстро:
- В этот момент он звонит с мобильного телефона в ФСБ. Нет, не сразу, кажется, он звонит по 02, говорит там об угрозе взрыва, его соединяют сначала с одним человеком, потом с другим, потом с третьим, я не знаю, сколько их было, этих соединений и переадресаций, до тех пор, пока он не находит нужного. И он говорит о том, что сейчас на вокзале произойдет взрыв, но пострадавших будет по минимуму, он постарается. Но – главное – он говорит, что готовятся еще взрывы и что условие их задержки – взрыв на вокзале. Он попадает на внимательного и понимающего слушателя. Он говорит, что главное его условие – сообщение в СМИ о взрыве на вокзале и о том, что террорист погиб. И не говорить, что пострадавших нет. Тогда он даст адреса готовящихся терактов. Ему обещают. Дальше все происходит быстро и просто. Он выгоняет проводницу, стаскивает все матрацы с полок, он приводит в действие адскую машину, привязав и протянув через окно ремни и приподняв сумку. И сам остается жив. Сразу после первого сообщения по телевизору о взрыве на вокзале, а там сказали, что террорист-смертник и что данные о количестве пострадавших уточняются, он звонит снова и называет адреса. Все. Вычислить его не могут – он ехал в поезде по чужим документам. Взрывы в детском доме и больнице предотвращают. Хэппи энд.
Я замолкаю. Поднять глаза на Анатолия Семеновича я боюсь. Он тоже молчит, и мы в полной тишине идем по парку, совершая очередной, даже не знаю какой по счету, круг.
- Л-леночка, - наконец нарушает молчание Анатолий Семенович, и я сразу понимаю на него глаза – я слушаю внимательно, бояться я больше не буду: как будет, так будет. – Леночка, что ты х-хочешь услышать?
- Так могло быть или нет? – я спрашиваю даже спокойно.
- Ты х-хочешь знать – могло ли так б-быть или было ли так на самом д-деле? – он улыбается, и от его улыбки на душе тепло. – Это, как ты п-понимаешь, разные вещи: м-могло быть и было.
- Проверить, как было на самом деле – нереально. – Я даже не пытаюсь обмануть его и повторить, что прочитала это в книжке.
- Ну п-почему, - спокойно говорит Анатолий Семенович, - у меня м-много друзей, я же, как ты п-помнишь, военный, пусть и пенсионер.
Сердце начинает колотиться быстро-быстро.
- Ты д-действительно хочешь знать, как было на самом д-деле? – Анатолий Семенович предельно серьезен, - подумай, Л-леночка. Это очень важно.
- Я хочу знать, – я даже не сомневаюсь, - но это вряд ли что изменит в моем ….
Я замолкаю.
- Я п-понял. – Анатолий Семенович кладет руку мне на плечо, - Леночка, я хочу п-предупредить тебя сразу: я расскажу тебе п-правду, какой бы неприятной она для тебя не б-была. Но за это ты д-должна мне пообещать, что и ты расскажешь мне п-правду, – он, видя, что я собираюсь что-то сказать, поднимает руку, - п-потом. Я все-таки чувствую ответственность за тебя, ты д-должна это понимать.
- Я понимаю, – я киваю, - я расскажу Вам все остальное.
- Беги на р-работу и жди моего звонка.
- Сегодня? – я поражена.
- Узнать что-то – не сделать что-то. Я п-позвоню тебе.
Как я провожу остаток этого дня – представить невозможно. Каждый телефонный звонок заставляет меня напрягаться. Но Анатолий Семенович не звонит. Эльнар тоже не звонит. Я звоню ему сама, и мы мило говорим о планах на ужин и о том, что Дружку нужно купить салаки. Он ничего не спрашивает, а я считаю, что пока лучше помолчать, все равно еще ничего неизвестно. Без десяти шесть я решаю, что Анатолий Семенович просто не успел собрать нужную информацию, и позвонит мне вечером домой или завтра на работу. Я, конечно, волнуюсь, но … я же решила, что будь как будет.
Без пяти минут шесть, когда я уже выключила компьютер и собирала сумку, в кабинет входит Анатолий Семенович.
- З-здравствуйте, девушки! – привычно весело здоровается он с нашими сотрудницами. – Как жизнь м-молодая?
- Здравствуйте, Анатолий Семенович! – почти хором отвечают наши «девушки» в возрасте от тридцати до пятидесяти пяти лет. – Живем потихоньку. Без Вас скучаем, давненько Вы к нам не заглядывали….
- Жена не р-разрешает, - привычно отшучивается мужчина, - ревнует. Здесь такие красавицы п-подобрались….
Все смеются. Анатолия Семеновича у нас любят. Хоть и заходит он ко мне крайне редко, но всегда пошутит, конфет принесет, чаю попьет.
- Л-леночка, ты готова? – поворачивается он ко мне, - п-пойдем тогда. Нас машина ждет.
Попрощавшись со всеми, мы выходим на улицу. Молча усаживаемся в какую-то машину, с водителем которой Анатолий Семенович разговаривает как со старым знакомым: типа, ну, давай, Коля, поехали, адрес ты знаешь. Всю дорогу я молчу. Мы едем ко мне. Это я поняла почти сразу. Не поняла только – зачем? Выйдя из машины около дома, я поворачиваюсь к Анатолию Семеновичу:
- Я люблю его. – Не понимаю, как это я так вдруг выпалила.
- Я п-понял.
Он наклоняется к окошку водителя:
- К-коля, значит, ты все п-понял? Если я не отзвонюсь через 10 минут – в-вызывай группу.
Я чувствую, как по спине у меня поползли мурашки.
- Анатолий Семенович, Вы можете мне объяснить…?
- Да что объяснять-то? – не дает он мне даже договорить, но перебивает меня ласково, хоть и чуточку напряженно. – Со взрывом все п-правда, был такой случай, но сейчас не это г-главное, - он берет меня под руку и ведет к подъезду, - п-пойдем посмотрим, какой т-такой это Эльнар.
Я, уже послушно шагавшая по лестнице и только-только начинающая осознавать важность услышанного «с взрывом все правда», я, начинающая расплываться в улыбке, резко останавливаюсь, как будто наткнувшись на что-то.
- Я не говорила Вам его имени.
- Не г-говорила, - легко соглашается он.
- И в билете этого имени не было.
- Не б-было.
- Анатолий Семенович! – я чуть не плачу.
- Ты р-рассказала мне его историю. – Мужчина почти тянет меня за руку. – Л-леночка, парень, который, окончив МГУ, п-пошел в профессионально-т-техническое училище, а после этого в армию – он такой, мне к-казалось, один. И его звали Эльнар.
Мы стоим около моей двери. Я ничего не понимаю. Вернее, я понимаю, что, возможно, он такой один, и имя редкое, и поступки нестандартные, но почему об этом говорит Анатолий Семенович? Что-то до конца не укладывается в моей голове.
- Так вот, - продолжает он тем временем, - т-того Эльнара я знал. И знал достаточно х-хорошо.
Что-то холодное ударяет в грудь и растекается почему-то горячим. Знал? Откуда? Детали мозаики складываются сами собой: ну да, конечно же, «наша доблестная дивизия». Эльнар служил в ней, и Анатолий Семенович ведь всего год как на пенсии, а до этого … Почему я не подумала об этом раньше? Потому что мне этого было не нужно….
- Но Эльнар, которого я знал, п-погиб. П-погиб в том самом бою, в котором я был ранен.
Я молчу. Я пытаюсь осознать то, что услышала сейчас. Тот Эльнар погиб, а этот… выходит, этот парень просто прикрылся его именем? Взял его имя, его биографию, судьбу его взял … зачем? Он что, шпион что ли? Настоящий террорист? Я чувствую, как кружится голова. Этого не может быть. Не может быть! Не может быть!!!
- Открывай дверь, Л-леночка, и ничего не б-бойся.
Я слышу голос папиного друга, бывшего военного, полковника, моего надежного друга. Я слышу и подчиняюсь. Я достаю ключи, но попасть в замок не могу и отдаю ключи Анатолию Семеновичу. Он открывает дверь, и мы входим.
- Эльнар, это я. Ты дома уже? – как я выдавливаю из себя эти слова? Тон, правда, странный, уставший какой-то, обреченный даже. Это я отмечаю про себя машинально и отстраненно.
- Леныч, ты? Что случилось? – Эльнар кричит прямо из кухни, голос у него встревоженный, заботливый, он почувствовал странность моей интонации и заволновался. Я тут же слышу, как что-то брякает, видимо, брошенное в раковину, и он появляется в дверях.
Молчание длится буквально доли секунд. Первым заговорил Эльнар. Нет, не заговорил, а просто сказал только одно слово:
- Дед. – Это прозвучало именно так – не вопросительно, не восклицательно, ни удивленно. Просто, как констатация факта.
- Эльнар. – В ответ тот же спокойный утвердительный тон: ни вопроса, ни удивления, ни радости. Что происходит? Что это с ними?
Оказалось, это был просто шок. Шок, который длился ровно минуту. Они стояли друг напротив друга и молчали. А потом….
Я никогда не видела, как плачет Анатолий Семенович, тетя Катя говорила, что он плакал только на похоронах моих родителей. Я не видела, как плачет Эльнар, мне казалось, что этот мужчина выплакал все в раннем детстве, и слезы для него – явление из разряда непостижимых.
Но сейчас они плакали. Оба.
КОНЕЦ РОМАНА
Нравится роман? Поблагодарите Валерию Горбачеву переводом с пометкой "Для Валерии Горбачевой".