9 июля 2018 празднует 52-й день рождения российский джазовый барабанщик Олег Бутман. Представитель самой известной джазовой семьи нашей страны начал профессиональный путь в Ленинграде, в Музыкальном колледже им. Мусоргского. В конце 80-х Олег сотрудничал со многими рок-музыкантами — участниками легендарного Ленинградского рок-клуба. Но любовь к джазу победила, и вслед за старшим братом Олег продолжил изучение джазового мастерства в знаменитом бостонском Berklee College of Music. За продолжительный американский период российский музыкант стал заметной фигурой на нью-йоркской джазовой сцене, создавая сольные проекты и сотрудничая с известными американскими музыкантами, среди которых — вибрафонист Джо Локк,контрабасист Эдди Гомес, пианист Энди Лаверн, гитарист Рон Аффиф. В конце 90-х Олег начал организовывать гастроли по России с известными джазменами: Марком Уитфилдом, Винсентом Херрингом, Ларри Уиллисом и другими, — проявив незаурядный продюсерский талант. На протяжении многолетней карьеры Олег Бутман представил российской публике не один десяток ярких американских и европейских артистов.
2007 год стал поворотным в судьбе Олега Бутмана. Вместе с талантливой пианисткой и вокалисткой Натальей Смирновой он создал успешный международный проект Jazz Passion, с которым Олег и Наталья выступили на сценах лучших европейских и американских джазовых клубов и записали три альбома с участием американских солистов Донни Маккаслина, Марка Гросса, Уэйна Эскоффери и других знаменитостей. Творческий тандем постоянно удивляет публику новыми нетривиальными проектами, среди которых «Арфа в джазе», «Джазовые портреты Стиви Уандера» и даже хип-хоп-проект с рэпером Децлом. Олег и Наталья выпустили на лейбле Butman Music Records три совместных альбома: «Passion» (2010), «Runway» (2012) и «Moment of Happiness» (2017).
СЛУШАЕМ альбом 2010 года
Олег Бутман: почему барабанщикам надо поиграть в Нью-Йорке и есть ли в России ритм
(из интервью «Джаз.Ру»)
Джаз — это язык. На нём надо уметь разговаривать. Поэтому вся джазовая молодёжь и стремится в Нью-Йорк — чтобы перенять этот язык у тех, кто на нём говорит.
— ...В Америке всем нелегко: она воспитывает, она показывает, насколько ты силён, можешь ли ты прожить музыкой. Когда американец спрашивает тебя, кто ты, и слышит, что джазовый музыкант — он спрашивает: а где ты ещё работаешь? Пожилые музыканты, игравшие когда-то у Каунта Бэйси или Дюка Эллингтона, нищенствуют: нет работы. Я наслушался от чёрных музыкантов разных рассказов, например — от Бобби Уотсона (помнишь, я как-то приезжал с ним и в Россию)…
Это разделение — чёрных и белых музыкантов — не расовое, а культурное: они вырастают в разных условиях, на разной музыке и поэтому по-разному ощущают музыку. Белому американцу войти в компанию чёрных американцев, тем более на равных, сложно. А я входил в чёрную компанию — афроамериканские музыканты как бы не считали меня за белого, говорили: да это русский, пускай сидит. Вот они порассказывали о судьбе старых музыкантов, у которых больше нет работы… [...]
ВИДЕО: Уэйн Эскоффери и Трио Олега Бутмана, Санкт-Петербург, 2011
Принято считать, что у нас в России есть хорошие джазовые пианисты, саксофонисты — а барабанщиков просто не может быть, потому что «у русских нет ритма»… Как ты решал для себя эту проблему?
— Это стереотип, устоявшееся мнение у американцев. И касается оно не только русских — вообще европейцев. Европейский ритм — другой.
В современном джазе нет аккомпанирующих инструментов. Все инструменты — главные. Современные барабанщики — даже старшего поколения: Джек ДеДжоннетт, Рой Хэйнз — они не аккомпанируют, их игра — это непрерывный разговор, общение с остальными музыкантами ансамбля, перекличка с ними. И если музыкант этого не знает, не имеет этого опыта, то солиста это «обламывает». Он что-то высказал — а барабанщик не отвечает. Он «дал» — а барабанщик сидит себе и, как он думает, свингует… А опыт такого рода приобретается только в Америке: американский свинг и, конкретно, нью-йоркский свинг — это эталон. Это как язык: на нём почти невозможно научиться говорить без акцента, если ты хотя бы год не прожил в стране, где на нём говорят. Ты можешь даже не учить язык специально, но ты общаешься на нём, начинаешь его по-другому слышать, а потом — и сам по-другому говорить.
Джаз — это язык. На нём надо уметь разговаривать. Поэтому вся джазовая молодёжь и стремится в Нью-Йорк — чтобы перенять этот язык у тех, кто на нём говорит.
Сколько у тебя самого, когда ты оказался в Америке, ушло времени на то, чтобы начать разговаривать на этом языке на равных?
— Лет шесть. Сначала я понял то, чего раньше не мог понять: от чего именно они кайфуют. Мне повезло, я сразу стал играть с хорошими музыкантами. Я помню эти ощущения, когда я начинал ощущать, что участвую в разговоре, в общей беседе на этом языке. Не думать, что сыграть, а ощущать течение беседы. И тут очень важно, чтобы все понимали, о чём речь. Ну, это как в обычной беседе: если из четырёх собеседников один будет говорить о литературе, а остальные о ней ничего не знают; второй — о физике, а остальные первый раз об этом слышат — ну какой это разговор? А общение в ансамбле, где все говорят на общую тему — вот это и есть то, от чего музыканты кайфуют. Это ощущение взаимопонимания, от которого буквально мурашки бегут.
Американские музыканты все добрые, когда приезжают в Россию. А когда ты играешь с ними в Америке и они чувствуют, что ты не на их уровне, что у тебя нет того же ощущения, твои ощущения не совпадают с ними — они злятся. А если это случается, то на следующую работу тебя уже не приглашают: им с тобой некомфортно. Это как в танце: ищешь себе партнёра — хотел повернуть его, а он не поворачивается, не чувствует тебя. И ты понимаешь, что надо искать более опытного партнёра, который будет реагировать на тебя.
Очень важно и знание стилей. В современном джазе может на любой работе потребоваться знание любого стиля. Африка, Бразилия; старый джаз, новый джаз — всё нужно знать. И — правильное ощущение ритма. [...] Дело не в том, что наши барабанщики играют, допустим, неровно. Вопрос не в метрономичности. Вопрос в отношении, в видении. Во взаимодействии. Это именно то, от чего я сам кайфую, когда слушаю. Мы недавно были на Ньюпортском фестивале, слушали Уэйна Шортера. На барабанах у него Брайан Блэйд. Вот! Люди временами просто вскрикивали! И то же мы слышали, когда играл Рой Хэйнз. Вдруг он даёт один удар в малый [барабан], как выстрел. И публика — у-у-у-у! Не потому, что он громко ударил. А потому, что он настолько вовремя это сделал! Потом вдруг в тарелки — бш-ш-ш-ш… Он так поднял саксофониста — я даже не знал, что можно по тарелкам так мощно играть. Играют быстрый свинг, хай-хэт ходит ходуном, Хэйнз устроил настоящий фейерверк, но при этом звучат такие нюансы, такие краски — всё это краски, не просто так!
Мой инструмент — палитра. У меня на ней краски. Я так могу разукрасить концерт! Могу, конечно, полностью его убить… (смеётся), а могу так разукрасить, что никто не поверит, что на барабанах всё может быть так красиво. [...]
Олег Бутман: «Игра — это непрерывный разговор», Константин Волков, «Джаз.Ру» №7-2009
ВИДЕО: Олег Бутман и Эрик Мариенталь, 2008 (Наталья Смирнова - клавишные, Антон Давидянц - электробас)