Рассказ священника
Мой друг, верующий человек, рассказал мне такую историю. Вечером он укачивал малышку и задремал, супруга занималась чем-то в своей комнате, а двое старших мальчишек играли на кухне. Благо, дом частный, и кухня в нем занимает немалое пространство. На газовой плите стояла и бурлила скороварка, о которой все благополучно забыли. Мальчишки увлеклись игрой и тоже не обращали на нее внимания.
— Разбудил меня взрыв, — рассказал друг. — Рвануло так, словно разорвалась бомба. Бегу на кухню и вижу: подвесной потолок — в клочья, стенку из гипсокартона смело, словно ее и не было вовсе, деревянные ребра, на которые крепился гипсокартон, те, что ближе к скороварке, свернуло чуть ли не штопором. Газовую плиту сдвинуло с места, а вытяжку отлетевшей крышкой от скороварки разбило и расплющило по потолку.
Двое моих мальчишек стоят в углу под полочкой с иконами. Вокруг них никаких разрушений, точно под иконой — охранная зона. Вот только здесь, на руке у одного небольшой синяк. Друг взял сына Петеньку за руку и показал мне, где был след от удара.
***
Прошло несколько месяцев после того памятного события со скороваркой, и однажды поздним мартовским вечером раздался звонок от моего друга:
— Батюшка, мои мальчишки пропали. Пожалуйста, помолись, нигде не можем найти.
Помню, я помолился и передал матушке его просьбу. Та на секунду задумалась и сказала:
— Если они живы, то обязательно найдутся. Если они еще живы.
— «Еще живы»? Как ты можешь так говорить? Конечно, живы! Ты их просто не знаешь, это отличные послушные мальчишки, учатся в нашей православной гимназии.
Матушка меня выслушала и, как мне тогда показалось, посмотрела на меня с сожалением.
Рано утром, когда я еще спал, друг снова мне позвонил:
— Я их нашел. Обоих. Где только мы не искали, а нашлись прямо рядом с домом в пожарном водоеме. Он совсем маленький, пять метров на пять, и глубиной два метра. Возле водоема вкопано в землю колесо. Во время поисков я, устав, садился на него и думал, где же их искать. Представляешь, а они были совсем рядышком. Я сидел, смотрел на воду и заметил, будто из-подо льда виднеется что-то красное. На Петеньке в тот день была куртка красного цвета. Я нашел длинный шест, изловчился и вытащил этот предмет. Это на самом деле оказалась его куртка. Я понял: ребята здесь, подо льдом.
В тот день он звонил мне снова и снова. Когда прибыли водолазы, когда вытаскивали детей, когда ехал в морг на вскрытие. Звонил и подробно комментировал:
— Вот, водолазы нашли Павлика, вытаскивают на берег и кладут на землю. Я подошел к сыночку и смотрю ему в лицо. Он точно спит. Лицо чистое, только на лбу ссадины. Водолаз сказал, это он пытался пробить головой лед. Петенька, его тоже кладут на берег.
На нем нет сапожек и курточки. Что? А! Видишь, оказывается, Павлик провалился под лед, а Петенька бросился его спасать. Скинул курточку и сапожки и бросился за братом. Не оставил в беде. Его тоже затащило под лед.
Пальчики! Батюшка, у Петеньки пальчики на правой ручке собраны для крестного знамения. Он умер, молясь.
Мой друг не плакал, говорил спокойно, размеренно, без непроизвольных всхлипываний. Я понимал, ему нужно было с кем-то постоянно общаться, не оставаться один на один со своей болью, потому он мне и звонил. Несколько дней до и после похорон.
Отпевали мальчиков в храме при православной гимназии. А потом повезли хоронить. До сих пор в ушах звучит хор детских голосов: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас»…
***
Через неделю после похорон мой друг с женой и двумя младшими детьми приехал к нам в храм на службу. Внешне он оставался таким же, как и раньше, только согнулся немного и вместо глаз, таких восторженных и горящих, остались на лице две черные бездонные дырки. И из этой темноты на меня смотрело отчаяние. Без осуждения или укора. Просто смотрело и не требовало никакого ответа. Я вспомнил, так художники обычно рисуют боль.
На сорок дней я к ним не попал. Все наша суета, а ехать нужно было в другой город. Послужил панихидку у нас в храме. Потом за мной приехала машина и увезла к умирающему в одну из окружающих нас деревень.
По вторникам светлой седмицы, сразу после праздника Пасхи, на Иверскую икону Божией Матери мы, священники со всего церковного округа, по традиции съезжаемся в центр благочиния, вместе служим и причащаемся. В этом году я тоже служил.
В самом конце службы, прежде чем начать давать крест, священники выстраиваются напротив алтаря и старший из нас поздравляет народ и предстоятеля, чаще всего отца благочинного. Вот и на этот раз слово взял почтенный отец игумен, четверть века прослуживший у Престола. В своей проповеди он говорил о великом чуде воскресения Христова и о том, что мы, христиане, верим: наступит час, Господь и нас воскресит и дарует нам жизнь вечную. Он хорошо говорил, его правильно выстроенная, грамотная речь ложилась на сердца прихожан. По-монашески умиротворенная, доступная и понятная, она вселяла надежду: да, когда-то мы обязательно оживем и будем жить вечно.
Неожиданно мой взгляд выхватил среди стоящего в храме народа лицо моего друга. Он слушал проповедника и улыбался. Да, именно улыбался. Наверное, единственный из всех, кого я видел в храме.
А самое главное — это его глаза, вновь лучистые и сияющие радостью. В них больше не было боли, не было той страшной темноты. Они смотрели на окружающий мир и словно кричали: «Они живы! Они уже живы! Не когда-то там оживут, через много-много лет, а уже сейчас мои мальчики живут в Его любви. Я знаю и свидетельствую об этом на весь мир: они живы!»
Рассказ «Дети» (в сокращении) из книги священника Александра Дьяченко «Схолии. Простые и сложные истории о людях», вышедшей в издательстве «Никея».