История жизни Невельского – пример того, как историю может делать один человек. Конечно, дело не обходится без сподвижников, покровителей, просто сочувствующих. Однако в начале начал – воля, энтузиазм, упертость, бесстрашие одного человека. Одного-единственного.
Предыдущие главы: Глава 1. Глава 2.
Давайте снова с банальности, но в этот раз лишь затем, чтобы опровергнуть. Нет пророка в своем отечестве – да? Кто не слышал. Все согласны. Вроде бы. С легкой грустью киваем головами, принимаем.
Ан нет. Есть. Случается. Бывает. На примере Невельского очень даже отчетливо понимаешь, что – есть. В чистом виде пророк в своем отечестве. Не сразу, очень не сразу, но все же и услышан, и понят, и принят, и успел, и даже почести воздали. Еще при жизни. То есть… смотря какой пророк. Хотя шел наперекор. Делал то, что нельзя. Открывал двери туда, где давно уже все было закрыто, запечатано-опечатано. Тех, кто его поддерживал, – единицы. Тех, кто был против, причем активно, заинтересованно против, и палки в колеса вставлял – много больше. И всё первые люди империи… Но… Он победил. И Россия – силуэт ее, оттиск – такой, как сейчас, к которому мы привыкли и другого представить не можем – он такой благодаря ему.
Конечно, не стоит думать, что значение Амура, Сахалина было ясно одному лишь Невельскому.
Вовсе нет. Он сам это знание приобрел, скорее всего, в том числе и благодаря тому же Ф. П. Литке, например, который собственно в ходе кругосветного плавания с Василием Головниным на шлюпе «Камчатка» в 1817-1819 гг. и проторил путь, которым позже велось снабжение Камчатки, Чукотки, Аляски, Курил… Ровно этим же маршрутом – из Кронштадта через Атлантику мимо мыса Горн и после через Тихий океан на Камчатку – почти 40 лет спустя прошел «Байкал» капитан-лейтенанта Невельского. Именно Литке после кругосветки, уже в ходе научно-исследовательских плаваний, изучил берега Чукотки и Камчатки, открыл и описал множество островов в этом доселе «полуслепом» для всех картографов мира районе Земли. За что и был признан не только как мореплаватель, но и как ученый. До Сахалина он не добрался лишь чуть-чуть. В 1845 г. именно он основал Русское географическое общество, а в 1864 г. стал президентом Академии наук. И это только один из авторитетов, рядом с которыми Невельскому посчастливилось расти и мужать. И его исследования стали по сути лишь продолжением большой работы, начатой великими предшественниками.
Но свои труды Невельской начал как никогда вовремя. Как раз в 1848 году последовало высочайшее повеление о снаряжении экспедиции под начальством подполковника генерального штаба Ахте. В нее входили горные инженеры, топографы, особая команда разведки и даже астроном. А целью было «положить» границу нашу с Китаем по южному склону Хинганского Станового хребта до Охотского моря, к Тугурской губе и отдать, таким образом, навсегда Китаю весь Амурский бассейн как бесполезный для России по недоступности для мореходных судов устья реки Амур и по неимению на его прибрежье гавани…» Таков был смысл решения Особого комитета 1848 года под председательством министра иностранных дел графа Нессельроде с участием военного министра графа Чернышева, генерал-квартирмейстера Берга и прочих… Это решение и должен был «перенести на местность» подполковник Ахте со своей экспедицией.
То есть по милости перечисленных высших сановников империи Россия совершенно без всяких условий добровольно и чуть ли не с реверансом уступала Китаю огромную территорию просто потому, что она «бесполезна». Что за щедрость? Чем вызвана?
Личным интересом. Нессельроде, Чернышева и еще называют министра финансов Вронченко. Они-де были лично заинтересованы в продолжении торговли с Китаем по традиционному сухопутному пути через Кяхту. Что такого ценного было в той торговле? Чай. Обычный чай. Но его ввозили столько, что снабжали не только всю Россию, но и Западную Европу. Едва ли не монопольно. Там даже поступающий через Кяхту чай так и называли – русским.
Китай был закрыт для мира, и, разумеется, такая торговля, право на которую Россия получила благодаря еще Нерчинскому договору (о нем чуть подробнее шла речь в первой главе этих записок), была выгодна. И не только для империи в целом, но и для высших ее сановников – персонально. И они делали все, чтобы Китай умиротворить. Потому что Поднебесная свой норов уже показывала – изначально Нерчинский трактат определял несколько пунктов для торговли, помимо Кяхты, однако из-за какой-то «провинности» со стороны России Кяхта осталась единственным «окном в Китай». Разумеется, его берегли.
Поэтому все предыдущие годы складывался и культивировался миф, что спорные неразграниченные территории интересны Китаю. Что якобы все местное население Приамурья платит ясак Пекину, а близ устья Амура Поднебесная даже держит многочисленный воинский контингент, способный предотвратить любое враждебное проникновение на эти земли и с моря, и с суши.
Любая информация, подтверждающая эти мифы-теории, тщательно «подшивалась» и муссировалась. Так, экспедиция академика Миддендорфа обнаружила как раз в «нужных местах» груды камней, и он почему-то решил, что это – пограничные знаки, оставленные китайцами. Без доказательств, особых обоснований и доводов. Их и не требовали, ведь умозаключения академика удачно ложились в общую канву.
Заложниками этой господствующей «государственной» линии становились и очень известные, уважаемые люди, такие как, например, исследователь Арктики барон Фердинанд Врангель.
В ту пору он был председателем Главного правления Российско-Американской компании. И так вышло, что именно ему поручили провести последнюю «проверку» устья Амура на судоходность. Для решения этой задачи Врангель отправил маленький бриг «Константин» под началом поручика корпуса штурманов Гаврилова. Но вот выдержки из инструкции, которой снабдили поручика: «По сведениям, при устье Амура находится … большая китайская военная сила, а потому вы должны принять все меры предосторожности, дабы не иметь с китайцами неприязненных столкновений и дабы китайцы не могли узнать, что ваше судно русское. … В случае, если вы при входе в лиман встретите мели, то не должны подвергать судно опасности, ибо положительно известно, что устье реки недоступно. … При всем том вам вменяется в непременную обязанность, чтобы бриг возвратился благовременно, снабдив продовольствием промышленников на Курильских островах…». То есть вот это – снабжение промышленников на Курилах провиантом – было главной «работой» судна и экипажа. А решение государственной задачи – прилагалось как «хобби». Причем времени на все у поручика Гаврилова почти не было – навигация в тех краях была недолгой.
Тыкаясь буквально как слепой котенок в плохо еще исследованные сахалинские берега, бриг в конце концов, как пишет Невельской, «…перешел через банку возле мыса Головачева и вступил в глубокий канал, направляющийся вдоль Сахалина к югу. По причине сильных течений и постоянных свежих противных ветров бриг подвигался по этому каналу весьма медленно и, дойдя до 53 градуса северной широты, встал на якорь. Отсюда Гаврилов отправился к реке Амур поперек лимана на байдарках. Достигнув входа в реку у южного мыса, он поднялся по реке на 12 миль и тем же путем возвратился на бриг». Всё. Всё!!! Больше Гаврилов не сделал ничего. И он сам это понимал.
В журнале Гаврилов объяснял, что «…за краткостью времени и по ничтожеству имевшихся у него средств, вследствие свежих ветров и течений, ему не представлялось никакой возможности произвести тщательные и подробные исследования». И сообщал в письме барону Врангелю, что из его описи поэтому нельзя делать каких-либо заключений об устье реки Амура и ее лимане.
Однако Врангель доносит графу Нессельроде: «Из приложенных при сем в подлиннике журнала и составленной по нему карты северной части Амурского лимана и устья реки Амур ваше сиятельство изволите усмотреть, что возложенное на меня Высочайшее повеление исполнено. Судно Российско-Американской компании было послано, и Гаврилов осмотрел северную часть лимана и устье Амура, которое оказалось доступным только для мелкосидящих шлюпок».
В свою очередь Нессельроде в своем докладе уже императору Николаю I пишет: «Повеление Вашего величества бароном Врангелем в точности исполнено, устье реки Амура оказалось недоступным для мореходных судов, ибо глубина на оном … до 1 м, и Сахалин – полуостров; почему река Амур не имеет для России никакого значения».
И резолюция Николая I: «Весьма сожалею. Вопрос об Амуре, как реке бесполезной, оставить; лиц, посылавшихся к Амуру, наградить». Гаврилов получил 1500 рублей. Экипаж – 1000. Все, вопрос закрыт.
Вот к чему приводит «испорченный телефон» империи. Непосредственный исполнитель не сумел отработать возложенную на него миссию должным образом и честно признается в этом. Но далее чиновники все более и более «подправляют» его донесение сообразно со своими ожиданиями, в конце концов искажая весь смысл этой малой и неудачной экспедиции до противоположного!
Но результат достигнут. Самодержца подвели к «правильному» решению. И решение принято. Самим императором. Пусть в корне неверное, но что могло бы его изменить? Только случай. И удача. И удача сопутствовала Невельскому, а случай он организовал себе сам. На финских верфях (Финляндия тогда тоже была частью Российской империи) строился транспорт «Байкал» для отправки на Камчатку, и Невельской добивается, чтобы именно его назначили капитаном этого судна.
Но это лишь начало. У «Байкала» – та же работа, что у брига «Константин» – снабжение. Он должен всего лишь доставить на другой край России все необходимое и затем пополнить собою Камчатскую флотилию. Однако Невельской готовит ему другую службу и судьбу. Ему нужно немного – он хочет в ту же навигацию доказать, что Сахалин – остров, а устье Амура – судоходно. Для этого нужно просто добросовестно выполнить работу, порученную Гаврилову. Но тому не хватило опыта, рвения и времени. У Невельского есть все, кроме времени. И он… начинает добывать время.
Первым делом едет на верфи в Гельсингфорс и убеждает строителей сдать судно в июле 1848 года, а не в сентябре, как планировалось. Невельскому помог авторитет князя Меньшикова, на «просьбу» которого он ссылался. Князь был генерал-губернатором Финляндии и начальником Главного морского штаба. А Невельскому благоволил за усердие в морской службе. Далее при помощи все того же Меньшикова Невельской устраивает буквально «бюрократическую революцию», фактически принудив чиновников, ответственных за груз, сдавать его не «россыпью и по весу», как было заведено, а плотно упакованным и опломбированным. Причем каждый чиновник персонально отвечал за качество груза в этих «упаковках» и сроки его доставки для погрузки. К примеру, в случае опоздания на «Байкал», груз надлежало отправлять коммерческим рейсом за счет провинившегося чиновника. Само собой, это вызвало просто бурю негодования. Но удача была на стороне Невельского! Ему помог другой прославленный путешественник, а в то время командир Кронштадтского порта и военный генерал-губернатор Кронштадта Фаддей Беллинсгаузен. Сам первооткрыватель Антарктиды! Фаддей Фаддеевич так утишил бурю, что чиновники начали… помогать Невельскому, лишь бы поскорей спровадить его и забыть как дурной сон. Он же способствовал встрече капитан-лейтенанта и барона Врангеля, который позволил Невельскому – исключительно в собственном доме, в собственном кабинете, за собственным столом – ознакомиться с абсолютно секретными записями и картами Гаврилова. Врангель похлопотал и о доставке с «подведомственных» ему Алеутских островов в Петропавловск – специально для Невельского – байдарки с алеутами, необходимыми для «крейсирования» меж банками и мелями в устье Амура.
Никто не подвел.
21 августа 1848 г. «Байкал» вышел из Кронштадта. На два месяца раньше графика. Море тоже не подкачало – «Байкал» буквально долетел до Камчатки всего за 8 месяцев и 23 дня. Результат настолько невероятный, что вовсе не склонный к хвастовству Невельской в своей книге посвящает подробный комментарий тому, кто из его предшественников смог преодолеть тот же маршрут быстрее. Никто. Если предельно коротко – никто.
«Грузоперевозчикам», подобным «Байкалу», на ту же дорогу требовалось от 10 до 14 месяцев. И только быстроходный шлюп «Камчатка» Головнина и Литке преодолел этот путь быстрее – и то лишь на 15 дней.
12 мая 1849 года «Байкал» вошел в Авачинскую бухту и бросил якорь в виду порта Петропавловск. Впереди было все лето, что и требовалось Невельскому для подробного исследования устья Амура, но… у него не было полномочий. Берега, к которым ему так хотелось отплыть, уже считались китайскими. Экспедиция Ахте уже отправилась на восток и в июне прибудет в Иркутск. Так решил император. А волю императора отменить или изменить может только… сам император. Но Невельской потрудился и над этим!
Среди забот о скорейшем спуске на воду «Байкала» он проводит серию встреч, переговоров, вступает в переписку с влиятельнейшими людьми того времени. В итоге его сторонниками, помимо Меньшикова и Беллинсгаузена, стали министр внутренних дел Л. А. Перовский, а главное – только что назначенный генерал-губернатором Восточной Сибири Н. Н. Муравьев. Последний и взял на себя самое ответственное – утвердить у Николая I секретную инструкцию, позволявшую Невельскому произвести на Сахалине, в лимане и устье Амура, а также в Татарском заливе «сканирование» берегов и промеры глубин.
Так вот к моменту прибытия «Байкала» в Петропавловск такой инструкции не было. Муравьев передал Невельскому только ее черновик и свою надежду, что «государь ее утвердит». Зато сам генерал-губернатор также отправился на Камчатку, отдав распоряжение задержать в Иркутске до его возвращения экспедицию Ахте. Иркутский губернатор В. Н. Зорин выполнил все в точности и, того не подозревая, тем самым выиграл для Невельского столь драгоценное время. Кстати, совсем скоро они встретятся и даже станут родственниками: будущая супруга Невельского приходилась Зорину племянницей.
Не имея на руках царского благословения, Невельской и не думает отступать. Тем более что все без исключения офицеры «Байкала» его полностью поддерживают.
И, например, старший офицер Петр Козакевич уже в июле первым войдет в устье Амура, определив его судоходность, а в 1856 г. будет назначен первым губернатором нового присоединенного к России Приамурского края.
12 июня «Байкал» подошел к Сахалину. Причем, как и планировали, – почти в том месте, где прежде Крузенштерн обнаружил сулой («кипящий» взброс воды на поверхности моря) и решил, что тот образован впадением в Охотское море одного из рукавов Амура. Но все оказалось проще. Нашли залив. Нашли впадающую в него горную речушку. Совсем не Амур, и не его приток. После наблюдений поняли, что сулой образуется отливным течением из залива. Это стало первым доказательством того, что признанные корифеи – даже такие, как Крузенштерн, – могли ошибаться. Далее «Байкал» следовал на север вдоль берега, держась от Сахалина примерно в трех милях, тогда как по картам Крузенштерна берег должен был отстоять на 7-16 миль. «Показания» Невельского и Крузенштерна совпали лишь, когда «Байкал» добрался до северной оконечности Сахалина – мыса Елизаветы…
У нас будет еще много интересного. Подписывайтесь на канал Русский следопыт, ставьте лайки.