Я снова стучусь в подкорку твоего сознания. До тебя не так-то просто достучаться. Вечно ты занят… Я лучше напишу тебе письмо, а потом, кто знает, может, из него выйдет неплохой сценарий твоего сна. Хотя и его ты забудешь. Нет-нет, титры: титры все равно останутся в тебе, и там будет мое имя. Тогда, да именно тогда, ты в лихорадочном исступлении будешь искать среди рваных кусочков приснившегося ночью кусочек меня.
Ты не обращал внимания, что я у тебя, как черновик в углу стола? На нем неровным почерком все твои переживания; расчеты; перерешенные на несколько раз задачи; чернильные кляксы из перовой ручки - ими ты пишешь свои самые особенные воспоминания, те, которые хочешь оставить надолго; капли слез, после которых бумага выглядит немного мятой; вклеенные фотографиями моменты жизни; рисунки простым карандашом; разноцветные наброски акварелью; выцарапанные, кажется, ножом слова, а за ними косые следы разорванной бумаги; вылепленные из повседневных мелочей фигурки ты тоже вложил сюда, а вот здесь – вот здесь ты скрепил конвертик и вложил в него записи чьих-то голосов и песни то тихие, то срывающиеся на крик. Сколько во мне всего! Что-то из этого просто лежит, покрываясь пылью, другое ты иногда, когда тупая боль воспоминаний бьет в виски, достаешь из меня, достаешь резко, всего на несколько секунд, а потом кидаешь обратно вниз. Но ты так редко заглядываешь в меня, а, заглядывая, пугаешься. Да и лень разбирать тот почерк, которым ты написал свою душу.
Я не хранитель твоей внутренней жизни. Я твоя свалка.
Я пытаюсь очиститься, но ты снова и снова толкаешь меня в грязь, я хочу смотреть на небо, но когда поднимаю голову, ты даешь мне пощечину со всей силы. Ты срывающимся голосом просишь прощения, но я слышу только животный лай, и даже его, принимая за радостную песню, я не могу тебе ответить тем же. Мне нужно время. Тебе же нужна чистота за секунды и всего лишь на несколько минут. Чтобы успокоиться. Чтобы продолжать давать мне пощечины и толкать в грязь, зная, что стерплю и не запачкаюсь.
Но больнее всего, когда ты вырываешь листки из черновика, скомкиваешь и выкидываешь их в мусор. Вырываешь меня и бросаешь другим под ноги. Тебе не нужны эти части себя. Ты не принимаешь их. Хочешь забыть. Они, как обжигающий кипяток, покрывают тебя стыдом. А на самом деле, это я бьюсь в истерике, у меня подскакивает температура так, что ртуть терпения готова взорваться в градуснике понимания тебя.
Подумай, ведь у нас любовь! Любовь больше жизни. Странная… Иногда, ты продаешь меня, как шлюху другим людям. Продешевил… Они не дадут тебе того света, которого стою я. Они выслушивают, создавая иллюзию понимания, дают тебе намеки на человеческое тепло, чтобы ты согрелся, а потом ты заставляешь меня отдаваться их мыслям и желаниям. Ты играешь со мной, чтобы я была такой, какой хотят другие. Пусть на мгновение, пусть в каких-то незначительных вещах… но это так оскорбляет. Будто бы у меня нет самой себя. Или я чем-то плоха. Знаешь, быть клоуном труднее всего. Много тяжелее, чем ты думаешь. Я вижу твою радостную улыбку, только когда я не я. За что ты меня так ненавидишь?
Ты любишь души других людей. Меня – нет. Другие люди иногда видят меня. Через твои глаза, правда, ты их все время прячешь, через быстрые сбивчивые слова, но ты часто обрываешь себя, не сказав главного, я есть в тебе для других и в тот момент, когда ты любишь, но ты уходишь от любви, открещиваясь от нее, напрасно…
Ты сбегаешь, задыхаясь, от этого мира. Босиком по пыльной дороге. Ты сбил все ноги. Ты сбил всю душу о насмешки, о наигранность, о злобу других. Знаешь, как больно? Но ты делал мне больней.
Ты хочешь поговорить, я знаю. Опять за черновики. Стой! Скоро я не смогу тебе ничего этого сказать. Я заболею. Не умру. Но сил будет мало. Болезнь легких не из самых приятных. Я не могу дышать воздухом, полном пыли человеческих обид и непонимания. Воздухом, прожженным электрическим светом едкой критики самого себя и меня. Ты не понимаешь себя, не принимаешь. В нашем воздухе раздаются только крики ссоры. Я – это ты. А ты сам создаешь все, что есть вокруг тебя. Но между нами только скандалы. Я как зеркало отражаюсь в том, что тебя окружает. Ты плохой актер. Все люди плохие актеры, потому, что они рождены для настоящего. Просто есть отвратительные зрители. И им наплевать на глубину: в контраст без полутонов легче вдумываться. Я не могу так жить. Я слишком люблю тебя.
И то самое, что я хотела тебе сказать – выброси черновик! Создавай свою жизнь в оригинале. Ты не успеешь все переписать. Пиши свою жизнь сейчас!
Только перед тем как писать новую жизнь, смени почерк. Мы оба его не понимаем – ни я, ни ты. И не смей печатать: так ты вложишь намного меньше себя, чем нужно для счастья. Я люблю рукописи, в которых буквы, как кардиограмма твоего собственного сердца. Этим почерком будут прописаны все твои мысли, рассуждения, переживания, соображения, надежды, мечты – я вся. От этого не отдает запахом типографской краски. Наоборот. Помни, запах настоящей души – единственный, которым можно соблазнить. И только узнав его по своему подобию, другая душа захочет тебе открыться.
Ты много раз писал другие черновики. Я их всех помню. Жизнь часто дает шанс решить что-то на черновике и перенести в нее только правильное решение. Только успей перенести. Будет очень печально, если твоя настоящая жизнь так и останется в этих клочках мыслей о ней самой.
P.S.: я знаю об этом не просят. Потому, что это унижает просящего, заставляя брать в свои руки слишком много ниточек жизни, за которые можно подвесить другого и слишком возвышает, пусть и сковывая, человека, которого просят.
Я о любви. Не отворачивай глаза. Знаю - любишь, просто я этого не вижу, ты не показываешь, считая меня недостойной тщательного рассмотрения и внимания. И любви.
Да, мы с тобой плохая пара. Я – вечно мечущаяся, противоречивая истеричка, то в слезах, то в смехе. Ты – нервный аналитик, который часто вписывает себя в этот мир не с того угла. Мы оба сойдем с ума. Пусть сойдем. Но вместе.
_____
Из книги "Там, внутри меня"