В этом году исполняется, кажется, семнадцать или восемнадцать лет, как мы расстались и не виделись, но я всегда помню о тебе, думаю и нередко вижу тебя во сне.
Чтό было в твоей жизни за эти годы, я даже не представляю. Чтό было со мной за эти годы, трудно рассказать в подробностях, настолько всего было много и сложно. Слышу только как каждый год прибавляет всё больше тяжести духу и телу, погружая мою душу в глубокую скорбь относительно этого мира и жизни людей. Всё больше понимаю, кáк должно быть, и вижу, кáк есть, и насколько страшен разрыв между должным и существующим.
Я не знаю, чтό бы ты хотел услышать от меня, не знаю, почему ты попросил меня написать тебе, поэтому буду говорить о том, чтό вспомню, чтό придёт на ум.
Прежде всего скажу, что мне вообще трудно говорить с кем-либо из моих кровных родственников, потому что почти все мои родственники считали и, наверное, по сей день считают меня ненормальным, душевнобольным, свихнувшимся или, по меньшей мере, странным человеком. Этот ”диагноз” начал ставиться мне ещё в те годы, когда я бросил институт, и окончательно был утверждён тогда, когда в 24 года я стал ухаживать за старыми и больными людьми. Мы виделись с тобою в то твоё время, когда ты, наверное, ещё не составил обо мне никакого мнения, но все старшие родственники думали обо мне именно так. Мне было нелегко, а порой и очень страшно, как гадкому утёнку, но я не мог стать другим, потому что никто не способен поменять свою глубину и свою высоту: море не может притвориться ручейком, а небо — потолком в комнате, и потому несмотря на все давления, нападки и желания привести меня к единому уровню с обычными людьми, я следовал не за мнением обо мне окружающих, а за своей природой, за чувством жизни в моей душе. Это чувство всегда было и остаётся для меня единственным светильником, освещающим мне каждый шаг во тьме этой жизни. Не скрою, что этот светильник, порой, освещал мне дорогу в таком направлении, которое поначалу ужасало и меня самого, но со временем ужасы проходили, и я, измучившись, понимал, почему нужно было поступать именно так, а не иначе.
Главной особенностью моей жизни всегда было и остаётся одиночество. Именно одиночество обратило меня к Богу, потому что одинокой душе больше не за кого держаться в этом мире. В 23 года я понял, что уже не знаю, кудá мне идти, чтό делать, кáк жить, потому что все, на кого я полагался, кому верил, кого любил, от кого ждал взаимности, понимания, руководства и поддержки, обманули меня, а точнее я обманулся в них, так как по детскому неведению возложил на них те надежды, которых не в силах оправдать ни один человек. Я ждал, что люди будут поступать, как Боги, а они поступали, как люди. Я же не мог примириться с этим, а точнее я просто не знал, кáк с этим примириться, чтό делать мне в той обстановке, где все правдами и неправдами, в очередь и без очереди занимали свои места в вагоне жизни, а мне места не находилось: то, чтó было доступно, не устраивало меня, а то, чего хотел я, было недостижимо. Нужно было соединить или дождаться соединения желанного и возможного. Нужен был Руководитель, Садовник, Отец, Который знал, каким растением являюсь именно я, и гдé, вследствие этого, мне нужно было находиться и укореняться, чéм заниматься, чемý отдавать силы, ради чего жить, трудиться, болеть, жертвовать и умирать, потому что сам себя я тогда не знал, и окружающие меня люди также не понимали, да и не желали понимать, ктó я и зачем нужен, да и не могли понимать.
И вот когда я позвал Его в безысходности и в слезах и Он открылся пред моим внутренним взором, я понял, что всю жизнь ждал только Его, всю жизнь мечтал общаться только с Ним, все годы искал в людях только Его Душу, всё понимающую, всё чувствующую и готовую на всё ради любви. Он настолько оказался близок мне, настолько дружествен и любовен, что мне казалось, что Он — есть я, только я-Старший, я-Мудрый, я-Видящий — видящий тот путь, по которому я-младший, я-глупый и я-слепой должен пройти в этой жизни ради блага всех людей. А желание приносить какое-то великое и особенное благо всем людям возникло во мне ещё в 12 лет. И когда я увидел Его, это желание стало для меня понятным, потому что только с Ним оно могло быть осуществлено. Только Он оправдал мою веру, надежду и любовь, без которых всякий человек мёртв. Когда в 23 года я почувствовал, что вера, надежда и любовь покидают меня и я вот-вот могу стать мертвецом, то есть ни во что не верящим, никого не любящим, ни на кого не надеющимся, — я заплакал так, как плакал когда-то в детстве к маме и в слезах сказал: «Господи, если Ты есть, спаси меня !» — Это было в 1980 году под Харьковом, на станции Покотиловка, где я жил на квартире. Два года до этого момента я уже читал Библию, писания Сковороды, Толанда, Цицерона, Платона, Толстого, Паскаля и других искателей и мучеников.
Через несколько дней знакомая девушка, с которой мы учились в интернате, принесла мне книгу Поля Брэгга «Чудодействие голодания». Я не знал, зачем она дала мне эту книгу, меня никогда не интересовало питание, а тем более моё здоровье, мне вообще были неприятны разговоры и о пище и о здоровье. Читая первые страницы этой книги, я просто хихикал над излагаемыми в ней советами и рекомендациями. Но когда я прочёл слова: «Пророки голодали для достижения контакта с Богом», мой смех оборвался. Для достижения этого контакта я готов был не только голодать, но и умереть любой смертью. Мне настолько всю жизнь была нужна Душа, Которая бы меня понимала среди всеобщего непонимания, любила бы среди всеобщей нелюбви, что для встречи с Этой Душой я готов был на всё. Руководства Брэгга стали для меня с той минуты законом, который я исполнял беспрекословно и неукоснительно.
14 июня 1980 года я впервые проголодал сутки. Через полтора месяца еженедельных голоданий я почувствовал Присутствие Родного Существа в моей душе. Счастье, которое я испытал в то время, нельзя передать никакими земными словами, потому что счастье это было неземным, ничто на Земле не могло с ним сравниться. Самое прекрасное в этом счастье было то, что я понял, что мне больше никогда не придётся просить милостыню любви и дружбы у людей, ибо Эта Любовь теперь была во мне и делала меня бесконечно богатым и независимым от всего преходящего и изменяющегося. Сказки Библии стали для меня самой реальной реальностью. Называть их с тех пор ”сказками” стало для меня оскорблением Того Живого Существа, о Котором я читал на страницах Великой Книги, и Которое теперь обитало в моей душе, как в своём доме, одобряя или порицая каждый мой шаг, слово, мысль и чувство.
Как я теперь понимаю, дело было, конечно же, не в голодании, ибо тысячи людей на Земле занимаются голоданиями, но с ними не происходит того, чтό произошло со мной, — дело было в причинах, мотивах и целях: одним и тем же действием можно обрести Бога, если душа искренна и беспомощна, как младенец, и можно потерять Его, если человек защищён и обеспечен и хочешь превратить Бога всего лишь в доброго джина, исполняющего его нелепые и непотребные желания. Одним словом, всё дело было в искренности и нескрываемой беспомощности и, конечно же, в одиночестве, никомуненужности, сиротстве, глубокой внутренней беспризорности, в которую я, как и тысячи моих сверстников, был погружён с сáмого детства. Пока Бог мог хоть через кого-то заботиться обо мне, Он не показывал мне Себя; но когда заботиться обо мне было уже нé через кого, когда сообщить мне путь жизни посредника не нашлось, Он Самолично пришёл в мою жизнь как Истинный Отец и Истинная Мать, которых я никогда не имел, но в которых всегда нуждался, как и любой ребёнок.
По сути отцом и матерью мы можем назвать только тех людей, которые сознательно стараются подчинить своё поведение Воле и Руководительству высшего Воспитателя, которые передают Его Отношение к нам. Только такие родители достойны того почтения, о котором гласит заповедь; остальные же не могут претендовать на него. Ребёнок не рождается с почтением к родителям, это родители должны прежде почитать дитя как святыню и тем самым заслуживать уважение ребёнка. Тот, кто плохо или неправильно ухаживает за своим садом, не удивляется его бесплодности или чахлости; но тот, кто плохо ухаживает за своими детьми, почему обижается на их непочтение к нему. Вложúте в ребёнка душу по Воле Бога и по Законам Природы и он отдаст вам душу, потому что каждое существо желает только Бога и Природы, как каждая травка и листик желают только солнца и воды. Миллионы детей в этом мире вскармливаются искусственным светом и помоями, а потом все возмущаются их небожественными и нечеловечными поступками. Несчастные и слепые люди !
Политические системы как отъявленные бандиты калечат тысячи душ, уничтожают дух отцовства и материнства, ради служения подлым мира сего, ради служения призрачным идеям или бессмысленным обогащениям они отрывают детей от родителей, родителей от детей, разрушают семьи, извращают истинные отношения между людьми. Люди всё время бегут, им некогда правильно вести себя друг с другом, а если у кого и есть время на это, то только потому, что его отняли у других. Жизнь перекошена, как корабль, на один борт которого стащили весь груз. Кáк же тут выжить, если не уповать на Господа, на Верховную Власть, если постоянно не возносить душу свою к Душе Бога, не подчинять себя полностью Его Воле, Которая одна только знает, каким путём можно пройти по нравственным развалинам этого мира к освобождению души, к чистоте сердца, к бескорыстию ума, к первозданному поведению, к познанию и исправлению себя по Образу Божьему.
Так каждое дельное слово Священного Писания стало для меня руководством к повседневному поведению и пониманию Бога.
Священное Писание читают в мире миллионы людей, но большинство из них приспосабливают Писание к своей жизни, а не свою жизнь — к Писанию. Так как у меня не было своей жизни и я не знал, кáк дόлжно жить человеку на Земле, а вокруг были только трусливые и невежественные люди, у которых спрашивать о пути было бесполезно, мне приходилось самому обращаться к Нему, дожидаться Его Присутствия и выбирать из Священного Писания только те слова и заповеди, исполняя которые, я не терял Этого Присутствия, а всё больше продлевал и увеличивал Его. Таким образом, не я, а Он высвечивал мне из Писания те искры, которые вели меня по предназначенному мне Свыше пути.
Эти искры были теми словами Писания, которые вокруг меня не исполнял никто, и это уводило меня из мира, делало изгоем, вело к полной отторженности от людей, но не для того, чтобы презирать их, а для того, чтобы сострадать им и платить за нарушения ими Вечных Законов, ибо негодные пастыри веками гонят людей не в сторону блага, а в сторону своих личных выгод. Чтό ещё я могу сделать для людей, кроме как страдать, сострадать и мучиться за них, принимая в свою душу ту боль, которую они не могут принять в свои души в силу своей слабости, испорченности, ограниченности и бесчувствия ? В Том Мире, в Котором всё откроется, люди бросятся к ногам тех, кто молча и одиноко страдал за них, и с ненавистью оттолкнут тех, кто только пользовался ими, как рабочим скотом и бездушным инструментом. Это, порой, происходит ещё и в этом мире, но мне выпал жребий полной безвестности и пустоты.
Каждая веточка на дереве держится на предыдущей веточке и потому ей нет нужды непосредственно соединяться с корнем дерева. Древа же человеческих родóв разрушены ураганами истории, от многих родóв остаются лишь щепки, в лучшем случае отдельные ветви, которые, не имея связи со своим природным древом, влачат бессмысленное существование и погибают, если не взмолятся к Корню всех дерев. Благодарение Богу — я взмолился, и потому веточка моей души была приживлена к могучему древу моих духовно-нравственных предков, без которых понять меня невозможно, без которых я просто не существую и не желаю существовать.
С каждым годом мне становится всё труднее общаться с людьми, не видящими того, чтό вижу я. Как зрячий не может объяснить слепому бόльшую половину причин, мотивов и целей своих поступков, ибо бόльшая часть понимания жизни проистекает от вúдения, а не от слышания, так и мне невозможно объяснить не видящим Бога людям, почему, от чего и ради чего я поступаю так, а не иначе.
Есть религии для незрячих и есть религия видящих Божий Лик. Есть религии ветвей и есть религия корней, корней, без которых не было бы ветвей. Корни невидимы для поверхностного плотского взгляда, как невидимы корни любого дерева. Вόт почему мы находимся в этой жизни в таком положении: мы не просто внизу всего мирового древа, мы ниже уровня почвы, потому что мы — корни. Нас не знают, по нам ходят, на нас плюют, испражняются, не замечают, о нас вообще не думают и не знают. А когда мы открываем уста, никто из слепых людей не может понять, о чём мы говорим, не сумасшедшие ли мы, не злоумышленники ли, ибо самое страшное для них — непонятное. Мы страдаем, как страдают корни любого дерева, ствол и ветви которого искривили свой рост, извратили путь и, вместо того, чтобы стремиться к Солнцу и приносить плоды Вечности, стелются по земле и гниют в грязи.
Всё это я говорю тебе по той причине, что если тебя интересует то, чтό со мной происходит сегодня, ты не сможешь понять этого, если не будешь знать, чтό происходило со мной вчера. Если сегодня я — могучее дерево, то только потому что вчера был слабым росточком, который растили много лет, подвергали тяжким испытаниям, мучили и терзали для того, чтобы не допустить в меня ни капли гордыни, ни тени презрения к людям, ни суетного довольства собой. Рассказать тебе всё это подробно нет ни сил, ни возможности. Моя жизнь — это уже целая книга, и книгу эту я мог бы написать только для того человека, которому она крайне необходима. Но у меня нет оснований думать, что она необходима тебе.