3 января исполнилось десять лет, как ушёл Александр Абдулов. Любимый артист, сыгравший в фильмах «Чародеи», «Обыкновенное чудо», «То самый Мюнхгаузен», «Карнавал», «Самая обаятельная и привлекательная» и других, при этом всю свою жизнь он был предан театру. И театр в его жизни был один – Ленком. В 2002 году оренбуржцы имели удовольствие познакомиться с Александром Абдуловым и в качестве театрального артиста, и в качестве режиссёра, когда он привозил в наш город свою постановку. Сегодня в память об артисте мы печатаем интервью с Александром Абдуловым из книги журналиста Наталии Веркашанцевой «Имя с афиши», вышедшей в свет к 45-летию «Оренбургской недели».
Александр Абдулов: «Ну не нравится мне Гамлет…»
Когда начался спектакль театра «Антреприза Александра Абдулова» по пьесе Олега Данилова «Все проходит…», зрители встретили аплодисментами и Елену Проклову, и Андрея Панина, и, конечно, самого Александра Абдулова, радуясь встрече со столичными артистами. Каково же было изумление зала, когда рядом с московскими знаменитостями на сцене неожиданно появился оренбургский артист – Анатолий Бледный. Каким образом любимец оренбургской публики оказался в спектакле, привезенном из Москвы? С этого и начался наш разговор с народным артистом России Александром Абдуловым.
— Толя – мой ближайший товарищ. Мы вместе учились в театральном институте. Случилось так, что артист (Александр Фатюшин — Н.В.), занятый в спектакле, не смог поехать в Оренбург. Я позвонил Толе и попросил его выручить нас. Он согласился и замечательно сыграл.
— Александр Гаврилович, по-моему, вы, как перпетуум мобиле, никогда не останавливаетесь. Все время что-то затеваете: то благотворительные вечера «Задворки», то театрально-концертное объединение «Ленком», то международный Московский кинофестиваль, теперь вот – антрепризу. Помимо этого, пишите сценарии, снимаете фильмы, ставите спектакли. Что вами движет?
— Не могу сидеть без дела и ждать чего-то. Нам так мало отпущено времени в этой жизни. Жалко тратить его на ожидание. Надо что-то придумывать. Так интереснее жить. Мне интересно затевать что-нибудь новое. Вот сейчас, например, буду ставить рок-оперу. Международный проект. Музыку, между прочим, написал Илья Олейников.
— Тот самый?
— Тот самый, из «Городка».
— В череде ваших дел был проект восстановления церкви, рядом с которой стоит ваш театр Ленком. Он осуществился?
— Да, и уже давно. Это церковь Богородицы в Путинках конца XVI века. Там долгие годы размещался склад цирка. Одно время держали собак. Мы отняли церковь. Это было еще в ту пору, когда никто даже думать об этом не мог. Мы выдержали такое количество скандалов, такое количество наездов, не приведи Господь. Однако выстояли. Храм отреставрировали. И передали церкви. Не могу сказать, что я такой уж религиозный. Но я человек крещеный и верю в Бога. У каждого в жизни бывает просветление мозгов. Вот и у нас случилось это просветление – захотелось сотворить богоугодное дело.
— А вам не обидно, что актерское ремесло считается греховным?
— Что есть, то есть. Но я думаю, мы тоже в каком-то смысле очищаем души, даем тепло. В театре тоже есть что-то возвышенное, если это по-настоящему большое искусство.
— Ленком – единственный театр в вашей жизни?
— Да.
— Трудно было сохранять это постоянство?
— Если относиться к театру, как к работе, то трудно. Если как к своему дому, то нет.
— У вас в этом доме ведь очень хорошая «родня»…
— Замечательная! Конечно, в семье всякое бывает – и радости, и огорчения. Но все равно это мой дом. И я его люблю.
— Был соблазн уйти в другой театр?
— Никогда.
— И все-таки всенародную известность вам дал кинематограф…
— Кино я тоже люблю. У меня в кино 140 работ. Но я не видел больше половины своих фильмов. Знаете, почему? Потому что мне нравится работать. Для меня процесс важнее результата. Снялся в одном фильме, надо сниматься в следующем. Иначе возникает ощущение чудовищной пустоты.
— Кажется, еще вчера ваш романтический герой из фильма «Обыкновенное чудо» сводил с ума всех девушек Советского Союза. А между тем миновало четверть века…
— Я абсолютно не жалею о том, что юность прошла, и в самом деле считаю, что в любом возрасте есть хорошее. Вот в следующем году мне будет 50. Я люблю свой возраст.
— Простите за прямоту, но выглядите вы на все…45. Видимо, до сих пор не порвали со спортивным прошлым.
— Со спортом я покончил. Давно ничем не занимаюсь. Даже зарядку не делаю. Лень. Купил тренажер, но так ни разу на него и не сел. Ни разу даже не подошел. Хотя Чак Норрис показал мне несколько упражнений, из тех, что он рекламирует по телевидению.
— Ваш персонаж в сегодняшнем спектакле, обиженный тем, что его не узнала секретарша, возмущается: «Давайте будем узнавать с первого раза». Вас-то, конечно, узнают издалека. Так ли это приятно?
— Не всегда. Бывает плохое настроение, когда не хочешь, чтобы тебя видели. Но вообще было бы глупо желать, чтобы тебя не узнавали, не аплодировали. Что ж я, идиот, что ли? Я ради этого и занимаюсь своей профессией.
— А это правда, что одна сумасшедшая поклонница плеснула в вас соляной кислотой?
— Правда. Это было в пору «Юноны и Авось» и «Звезды и смерти Хоакина Мурьетты». Она поджидала после спектакля возле служебного входа. Еле увернулся. А в одном доме на меня набросился маньяк с топором. Издержки профессии.
— Вы встречались с известнейшими людьми – Пьер Карден, Ричард Гир, Борис Ельцин, Михаил Горбачев… Кто произвел на вас самое неизгладимое впечатление?
— Горбачев. Невероятно деятельный человек. Вы знаете, что Параджанов хотел поставить «Гамлета» с Горбачевым в главной роли? Чтобы Кремль был Эльсинор, а Горбачев – Гамлет. Я думал, что это просто удачная шутка, а потом понял – он действительно точно увидел ситуацию: ситуация-то была гамлетовская.
— А вам никогда не хотелось сыграть Гамлета?
— Нет. Вот не люблю я эту пьесу!
— Почему?!
— Даже не могу объяснить.
— Вы что же, как Лев Толстой, на дух не переносите Шекспира?
— Не нравится мне этот Гамлет. Все ходил, сомневался: быть – не быть. Потом пошел, ребят порезал.
— Покоцал.
— (Смеется.) Покоцал. Но вообще-то Шекспира я люблю. Мне только «Гамлет» не нравится. Кстати, так же, как «Чайка» Чехова. Ну не люблю. Хоть убей меня.
— Может, вы просто не умеете ее готовить?
— (Хохочет.) Может быть. Но по большому счету «Чайка» не получалась ни у кого.
— А в Ленкоме у Захарова?
— По-моему, тоже нет. Я как-то репетировал с Камой Гинкасом. Он открыл мне глаза на Чехова: более злого, более холодного, более расчетливого автора, чем Антон Павлович, нет. Он врач. Хирург. Вы помните, как заканчивается «Дама с собачкой»? Сидят двое и не знают, что делать, потому что у них нет будущего. А признаться в этом не могут. «Казалось, что еще немного – и решение будет найдено, и тогда начнется новая прекрасная жизнь». Представляете каким нужно быть циником, чтобы это написать!
— Давайте поговорим о том, что вам нравится. Расскажите о самом сильном театральном впечатлении последнего времени.
— «Моцарт и Сальери» у Някрошюса. Вот только один эпизод: Моцарт у рояля. Третьей ножки у инструмента нет. Сальери вынужден подставить свое колено, чтобы Моцарт смог играть. За одну эту мысль о самопожертвовании режиссеру можно ставить памятник.
— Что бы вы изменили в своей жизни, если бы была возможность переиначить то, что прожито?
— Я бы хотел, чтобы были живы отец и брат.
— А в профессии?
— Оставил бы все как есть. Был бы артистом. А кем я еще могу работать? Врачом, что ли? Хотя, наверное, кем-нибудь и смогу.
— Ну да, лицом какой-нибудь фирмы, представителем по связям с общественностью. Это сейчас актуально.
— Я сделал однажды глупость – пошёл в депутаты. Но, слава тебе, Господи, моя политическая карьера не удалась. Видно, Бог сберег.
2002 год
Автор: Наталия Веркашанцева
http://orenweek.ru/2018/01/13/1198/
