За мной прибыл конвой- здоровенный мужик и обычная милицейская женщина. Женщина- это чтобы сопровождать, пардон, конвоировать меня в туалете и обыскивать по мере надобности. К поезду мы, то есть они, опаздывали и бежали по улицам сломя голову. Меня тащили пристегнутой наручником к мужику, из ботинок моих были извлечены шнурки, и я бежала, едва не теряя обувь. Грязная, после почти недельного ожидания в КПЗ, без шнурков и в наручниках. Я бежала изо всех сил, стараясь не упасть в весеннюю грязь, и не понимала, что все это происходит со мной. Добежав до вагона, меня втащили, прокричав "Арестованную везем!" Пассажиры смотрели . Мне было невыносимо стыдно и я боялась увидеть кого-либо из знакомых- поезд был московский, тот, на котором все мы и ездили. В купе я мужику-оперу сказала:"Что вы со мной как с бандиткой обращаетесь?" Он кричал :"Да ты хуже!Хуже!" Потом успокоился, дал мне бутерброд и стал требовать признания. В чем? Рассказать про мои долги? Да легко! Я в подробностях ему все рассказала- кому, сколько я должна и он потерял ко мне интерес. Остальное время он храпел на полке. Да, и меня отстегнули. Женщина-конвоир рассказывала мне какую-то душещипательную историю про своего сына, я слушала вполуха. Так и доехали. Привезли меня сначала в КПЗ, и там меня допрашивала молоденькая следовательница, довольно стервозная. Первое, что она спросила:"А ты знаешь, что у тебя мать умерла?" Ну вот как? Как можно быть такой? Как нужно воспитывать девочку, чтобы она вот так могла? Так легко бросить эту фразу? Нет, я ЭТО не знала. У меня началась истерика и меня увели в камеру. Там сидела какая-то дама маргинального вида ( ага, я сама наверное была тогда такого вида), которая тут же кинулась меня успокаивать и вопила в сторону двери:"Вы че позорная такая?" Ну, следовательнице тоже не пришлось особо напрягаться, со мной все было понятно, я сама созналась в своих долгах, правда под шумок на меня и чужих там навесили.
Когда меня повезли в СИЗО, от страха у меня отнялись ноги. Идти я не могла. Но подошедшая ко мне сзади овчарка понюхала меня и я подскочила и полезла в машину. Привезли меня, оформили. И вот страшное- иду я по огромному серому коридору, везде двери,двери. Тяжелые, железные. Я иду и не представляю, что со мной сейчас будет. Вот оно. Сейчас я войду в камеру. Как же мне страшно, мамочка. Вхожу. Камера, где на каждой кровати сидит по двое-трое. Орут- начальник, у нас и так некуда! Дверь захлопнулась. Я стою. Смотрят. Иди сюда, вшей проверим. Нету. Вижу- там та дама, что меня успокаивала, в татуировках. В общем, каким-то образом меня там не избили, не убили, не унизили и даже пытались успокоить.
На пятнадцати койках- сорок пять человек.Курят все, тут же стирают и развешивают белье. Этот запах я узнаю из тысячи. Я провела там ровно год, до суда. Год в условиях тюрьмы девяностых. Зимой из окон снегом заносило верхние койки, летом давали соленую селедку и отключали воду. Беременных запирали между двойными дверями. В "стакан" метр на метр набивали по 10-15 человек, часа на полтора. Удаляли зубы без обезболивания.Да всего и не расскажешь.
И я прожила там год.