Вскоре после взятия Геок-тепе Михаил Дмитриевич Скобелев (1843-1882) обратился к текинцам со следующим обращением:
«Народу Ахала.
Объявляю всему ахал-текинскому населению, что силою войск великого моего государя крепость ваша Геок-тепе взята и защитники ее перебиты, а семейства как их, так и тех, которые бежали из крепости, находятся в плену у победоносных вверененных мне войск, поэтому приглашаю все оставшееся население Ахал-теке повергнуть свою судьбу на безусловное милосердие государя императора, причем поставляю (так в тексте – Д. П.) в известность, что жизнь, семейства и имущество изъявивших покорность будут в полной безопасности, как и всех прочих подданных его величества Белого царя. Напротив того, все сопротивляющиеся его победоносным войскам и отныне продолжающие упорствовать в безрассудном сопротивлении будут истреблены как разбойники и преступники.»
Ровно через 4 дня после взятия Геок-Тепе и спустя 5 месяцев после отправки, из Ирана пришел первый караван. Сам Михаил Дмитриевич записал по этому поводу следующее: «Это обстоятельство настолько сильно повлияло на умы и нравственное состояние текинцев, что они, увидав содействие нам персидских властей и видя большие запасы у нас продовольствия, поголовно решили – что дальнейшая их борьба с русскими будет безумною жертвою всем своим достоянием.»
18 января 1881 г. русскими войсками без боя был занят Асхабад (Ашхабад). Белый генерал еще в декабре 1880 г. небезосновательно предполагал, что в этом городе может возникнуть новый очаг вооруженного сопротивления: было известно, например, что многие здешние жители участвовали в обороне Геок-тепе. Но, к счастью, опасения русского командования оказались напрасными. После занятия города жители окрестностей «изъявили покорность», «почетные люди и старшины» были ласково приняты Скобелевым, выделившим средства на организацию базара и выразившим такое мнение: «Мы имеем дело с народом честным и храбрым. Из этого мы извлечем несомненные выгоды, если сумеем сохранить в полности дорого купленное, ныне несомненное, боевое обаяние, затем, вводя наши порядки, не поставим всего дела на чиновничью ногу, как везде, в обширном отрицательном смысле этого слова. ... Наступает новое время, время полной равноправности и имущественной обеспеченности для населения, раз признавшего наши законы. По духу нашей среднеазиатской политики париев нет; это наша сила пред Англией. К сожалению, буйный нрав отдельных личностей не всегда на практике сходится с великими началами, корень которых следует искать в государственных основах великого княжества Московского. Ими только выросла на востоке московская допетровская Русь; в них и теперь наша сила. Чем скорее будет положен в тылу предел военному террору и военному деспотизму, тем выгоднее для русских интересов.»
В письме полковнику А. Ф. Арцишескому 19 января 1881 г. Скобелев настоятельно требует того же: «Старайтесь войти в связь с бежавшим населением. Надо всеми силами стараться умиротворить край (здесь и далее выделено М. Д. Скобелевым – Д. П.) до конца февраля, чтобы было, кому орошать существующие многочисленные запашки и сделать новые ранней весною. Что с семействами? Как ни тяжело, а их кормить надо. Ничто не должно помрачить, во вверенном нам деле, блеск имени русского государя. Впроголодь держать, в разумной пропорции, по необходимости разрешаю...
Предлагаю действительно оградить их от всякого насилия и вообще пора, чтобы дисциплина, в строгом смысле слова, вновь вступила в свои права. ... возможно ли привлечь персидских рабочих для присмотра и орошения засеянных в оазисе полей? ... Мне сдается, что охотники найдутся, если только не помешают власти. В этом задача.» В качестве оплаты за обработку полей предусматривалось выделение половины урожая.
Во время проведения 2-й Ахал-Текинской экспедиции Белый генерал одновременно решить комплекс сложнейших внутри- и внешнеполитических проблем. В свете начавшегося сближения России и Персии, Михаил Дмитриевич в письме начальнику Геок-Тепинского отряда полковнику А. Ф. Арцишевскому 19 января 1881 г. отдает следующие распоряжения: «Разрешаю вам произвести необходимые предварительные расходы по привлечению 500 человек рабочих из персидских пределов (для уборки трупов и срытия стен крепости Геок-Тепе – Д. П.). ... Вообще с первой партиею (персидских рабочих – Д. П.) прошу вас обращаться крайне ласково и осмотрительно. Персиан (так в тексте – Д. П.) надо приучить к нам. От их участия зависит многое ... . ... Со временем, когда дела более выяснятся, выяснится и наше положение к Персии; пока окончательно еще не приступлено к разрешению пограничного вопроса, весьма существенно не каких бы то ни было недоразумений. (так в тексте – Д. П.) Нам и так не верят и все правящее в Хоросане готово употребить все средства, чтобы возбудить серьезные подозрения в Тегеране. Это нам не выгодно с общегосударственной и международной точки зрения... ... Теперь же требуется крайняя осторожность. ... От ласки к угрозам всегда можно перейти – обратное же не всегда удается...»
С целью убедить текинцев вернуться в свои селения или же, в случае нападения, разгромить последние их формирования и тем окончательно закрепить победу русского оружия, 21 января 1881 г. из Асхабада на Изгент был отправлен отряд полковника А. Н. Куропаткина (1848-1925). В тот же день в 15 верстах от Асхабада это поразделение было встречено первой депутацией туркмен, «изъявивших покорность», за которой последовали еще 2. Во время движения также собирались сведения о населении и состоянии колодцев, совершались рекогносцировки, объявлялись помилования и выдавались разрешения селиться, конфисковывалось оружие, рассылались прокламации.
В это же время в русский лагерь под Геок-тепе явился мулла Ишан-Караул-беги, привезший письмо от 2 местных туркменских племен, в котором те выражались покорность. На приеме у М. Д. Скобелева он от себя добавил: «Так как вы будете воевать Афганистан (! – Д. П.), и вам придется проходить через наши земли, то мы желаем принять подданство Белого Царя ... .»
Сам М. Д. Скобелев, находясь в Асхабаде, отдает 21 января 1881 г. такие распоряжения: «Нужно, чтобы начальники проникнулись (так в тексте – Д. П.) убеждением в необходимости заставить войска соблюдать порядок и безусловно отказаться от поползновения шалить ... ; интерес государственный требует возможно поспешного замирения края, возвращения жителей к очередным мирным занятиям. Это, наконец, значительно облегчит положение самих войск ... .» Кроме того, войскам было запрещено безвозмездно пользоваться чем бы то ни было, «кроме места и воды». На следующий день, 22 января 1881 г. Михаил Дмитриевич еще более ужесточает свои требования: «Само собой разумеется, что фуражировка в тех местностях, которые изъявят покорность и которым официально будет дано разрешение селения, производить не следует. ... долг службы требует теперь умиротворить край всеми мерами. ...
Обратите строгое внимание на то, чтобы джигиты и другие служащие туземцы не брали бы с народа взяток и самовольных поборов.
...
Желательно бы отобрать у них оружие, но настаивать и насиловать – не настаиваю. (так в тексте – Д. П.) ... С возвращающимся населением обращайтесь честно, где выгодно, даже великодушно, в особенности опасайтесь стать на почву чиновничьих придирок и бюрократических проволочек; Азия этого не выносит. При всем том, как бы небосклон не представлялся безнадежно радужным, тем крепче держите камень за пазухой. ...
Не забывайте, что обстановка в Средней Азии изменяется не по часам, а по мгновениям. Осторожность, осторожность, осторожность.»
М. Д. Скобелев учитывает самые мелкие детали, не забывает и о чем. 22 января 1881 г. в "Приказании войскам, действующим Закаспийском крае № 47" он напомнил подчиненным о том, что в Средней Азии существует обычай являться для «изъявления покорности» даже знатным людям в рваных халатах, поэтому всем необходимо быть очень внимательными и осторожными в обращении с местными жителями. К самим текинцам Скобелев обратился со следующим заявлением:
«Народу Ахала.
Брат великого русского Государя, Наместник кавказский, которому отныне подчиняется народ Ахалтеке, в безграничной заботливости своей о вверенных его попечению народах, прислал сюда свое доверенное лицо, которому поручил узнать все нужды текинцев.
Наместник приказал выдать наиболее нуждающимся жителям хлеба, что и исполняется.
Уверен, что население оценит эту милость брата Государя.
Благоразумные люди вернулись на свои места. Но есть еще слабые люди, которые слушают всяких проходимцев и не селятся в Ахалтеке. Предваряю их, что я назначу срок, к которому они должны поселиться в оазисе. Все неявившееся к сроку будут сочтены изменниками и бунтовщиками, а я, вы знаете, двух слов не имею.»
И вновь грозные слова сочетаются с гуманным отношением к побежденному противнику. 24 января 1881 г. Михаил Дмитриевич отдает следующие распоряжения об оказании помощи возвращающимся текинцам, «изъявившим покорность»: «1) Очевидно обеспеченных, хотя бы в известной степени – этим выдавать свидетельства и селить в тех местах, где жили до войны или по желанию.
2) Возвращающимся, хотя и в бедственном положении, но имея хоть небольшое число баранов, скотины и проч., этим тоже выдавать свидетельства на жительство и возможно поспешно направлять на свои земли.
3) Совершенно ничего не имеющие – им давать, по возможности, кибитки или хотя старые войлоки, муку, джугару, и т. п. и тоже направлять на прежние занимаемые ими места или на новые, по их желанию. ...
Некоторым влиятельным семействам я приказал помочь серьезно, дабы этим положить начало хотя небольшому кружку людей, испытавших добро от русской власти. Это нам и по средствам.»
Скобелев уверен, что возвращение текинцев в места постоянного проживания само по себе решит некоторые проблемы: «Положение населения, теперь бедственное, облегчится отчасти, когда они будут водворены. У них много зарытого добра. Мною сделано строгое распоряжение, чтобы таковое оставлено было бы в полном обладании населения.»
Задавшись целью в кратчайшие сроки восстановить мир в оазисе, Михаил Дмитриевич не оставляет без внимания и другие вопросы: «Кроме того, приказано везде, где возвращается население, прекратить фуражировки. ... Я знаю, что это распоряжение, во многом, затруднит войска, но оно необходимо. ... Объявите теперь же, как только заметите, что иссякла готовность выдавать оружие (т. е. население перестало сдавать незаконно хранящееся оружие русским властям – Д. П.), что носить оружие воспрещается под строгим штрафом; что их защитит Белый царь и т. д. Не затрагивайте вопроса об освобождении от воинской службы; текинцы такие молодцы, что несколько сотен такой кавалерии сводить бы под Вену не плохое дело (! – Д. П.).»
Этими же мыслями проникнуто письмо М. Д. Скобелева к полковнику А. Ф. Арцишевскому из Асхабада от 25 января 1881 г.: «Надо не допускать войска до насилий и следить за распространителями ложных слухов, смущающих народ. Ничего не имею против того, чтобы подобных господ, а также курдских мародеров, научить полевым судом. ...
Делайте все возможное для облегчения участи несчастного населения. Русские лежачего бить не умеют.»
Как бы в доказательство твердой решимости русских властей навести порядок в крае, четверо мародеров из персидских курдов, пойманных ранее на гярмабской дороге, были преданы военно-полевому суду.
Все эти меры привели к тому, что отдельные группы текинцев, изнуренные голодом, потеряв свои опорные пункты и не находя убежища, приходили в русский лагерь под Геок-тепе и сдавались на милость победителей. Русские войска делились с поверженным противником всем, что имели сами, возвращавшимся «с покорностью» военные власти выдавали виды на жительства. Все это быстро и самым благоприятным образом отразилось на ходе дела: весть о доброте и гуманности «урусов» скоро облетела окрестности, и вскоре уже толпы бывших защитников Ахал-теке потянулись назад к своим пепелищам, сдавая оружие и вверяя свою судьбу русским войскам, к концу января 1881 г. число возвратившихся достигло 16.000 человек.