Собрались члены горкома, командир отряда, начальник штаба. Пришел и секретарь подпольного обкома партии Андрей Аверьянович Куцак — он находился в отряде «Большевик», входил в состав подпольного горкома. Вопрос один: как бороться дальше?
Приближалась зима, лес-спаситель терял листву, обнажался, просвечивал насквозь. Накануне выпал снег. И теперь каждый след — предательский, ведет к партизанскому лагерю.
Сил у партизан еще недостаточно, чтобы дать отпор карателям.
Развернули карту... Взгляд невольно тянулся к северу области, на карте она окрашена в густой зеленый цвет, покрытый мелкой штриховкой. Там, в Чечерском районе, большие леса, непроходимые болотные хляби. Под их защитой можно будет провести первую военную зиму. Единодушно решили: уходим в чечерские леса.
Но как быть с гомельскими подпольщиками? Группы патриотов действуют на железнодорожном узле, паровозовагоноремонтном заводе, в речном порту, в Новобелице. Их нельзя оставлять без руководства. На том же заседании горкома решили создать городской оперативный подпольный центр.
По цепочке связи в отряд вызвали Бородина...
Емельян Игнатьевич жадно расспрашивал Тиму о положении в городе, время от времени бросал на него короткие, изучающие взгляды. Казалось, он все время хочет спросить: «Ну как ты там, Тима-Тимофей? Не подведешь? Справишься с новым поручением, которое я хочу тебе дать?»
Бородин держался спокойно, уверенно. Видя, с каким обостренным вниманием слушает его секретарь подпольного горкома партии, какие задает вопросы, воодушевился, стал посвящать Барыкина в подробности проведенных подпольщиками операций.
Он рассказал о том, как была уничтожена мастерская но ремонту танков и взорван офицерский ресторан. Тима и его товарищи совершили еще одну серьезную диверсию — сожгли в Новобелице склад с горючим. Ночью в лодке переправились через Сож, вышли к складу со стороны реки. Тут их ожидали местные, новобелицкие подпольщики. Подлезли под колючую проволоку и устроили фейерверк.
Что началось! Бочки с бензином рвутся, охрана беспорядочно стреляет...
Пользуясь суматохой, подпольщики отошли к реке.
— Все бы хорошо, — лицо Тимы вдруг потемнело, глаза стали грустными, — но погиб один человек... Хороший человек, — тут же добавил он.
Что за человек — осталось неизвестным. Имени его Бородин не назвал.
Помолчали, почтив память погибшего, и Тима продолжил свой рассказ.
Постепенно, исподволь налаживается подпольная работа в типографии, появляются новые помощники. Тут Тимофей опустил руку в боковой карман пиджака, достал пачку бланков аусвайсов, пропусков, трудовых книжек. Взяв их, Барыкин благодарно кивнул головой — они нужны партизанам.
А как много значат листовки, которые печатают он и его помощники! Стоит ночью расклеить их по улицам города, как наутро возле них собирается толпа. Люди жадно ждут новостей с фронта.
Заметив скопление народа, мчатся патрули, разгоняют, хватают без разбора, сдирают листовки со стен. Поздно! Слова правды уже передаются из уст в уста.
Зверствуют, лютуют оккупанты, по малейшему подозрению аресты, допросы, пытки. А потом — концлагеря, виселицы, расстрелы. У Тимы такое чувство, будто идет он по самому краю глубокой пропасти, один неверный шаг и...
Однажды, продолжал Тима, пришел он из типографии, а в доме по соседству, до этого пустом, новосел. Пригляделся... Да это же переводчик из городской комендатуры! Видимо, не случайно его поселили тут.
— Да только, — Бородин усмехнулся, лукавые искорки мелькнули в его голубых глазах, он по-мальчишески озорно взъерошил свои густые волосы, — и мы не лыком шиты. Он за нами наблюдает, а мы за ним! Он один, а нас целая семья. Скоро мы установили, когда сосед на работу уходит, когда возвращается, с кем знакомство водит. Ну, и стали вести себя соответственно...
Появляясь дома после работы, Тимофей отправлял на улицу младших братьев, а сам, прихватив бумагу, карандаш, электрический фонарик, торопливо спускался в погреб, включал приемник, настраивал его на Москву и, жадно вслушиваясь, боясь пропустить хоть одно слово, записывал сводки Совинформбюро. А в это время его братья Женя и Володя играли возле дома, исподволь наблюдая за улицей, соседними домами. В случае опасности они должны были дать условный сигнал.
Не только братья — вся семья помогала ему! Мать или одна из сестер приносили Тиме обед в типографию. Вначале охранники в проходной дотошно проверяли, что несут русскому мастеру, а потом привыкли, перестали обращать внимание. И Тима воспользовался этим — вместе с посудой, оберточной бумагой передавал родным тайно напечатанные в типографии листовки, бланки немецких документов.
Бородин рассказывал, а взгляд Барыкина теплел. Он видел перед собой не смятенного, обескураженного неожиданным арестом подпольщика, без вызова, самовольно явившегося в отряд, а уверенного в себе человека, бойца, уже получившего первую закалку.
— Так вот, Тима, слушай и запоминай, — неторопливо приступил Барыкин к главному. — Решено создать городской оперативный подпольный центр. Мы наметили включить в него тебя, Тимофеенко и Шилова. Твоя смелость, мудрость Романа Илларионовича и решительность Вани Шилова — вместе это то, что нужно для успешного руководства подпольной борьбой, поэтому выбор пал именно на вас.
Затем Барыкин продиктовал адреса явочных квартир, пароли, назвал имена и клички некоторых подпольщиков, оставленных в городе, условился о способах связи.
— Как ты прекрасно понимаешь, инструкций на все случаи жизни я тебе дать не могу, — продолжал Барыкин. — Поэтому действуй, сообразуясь с обстановкой, исходя из конкретных условий. Надо держать под наблюдением железнодорожный узел: движение поездов, куда и сколько следует, что везут. Одним словом, побольше смелости, инициативы. Однако риск должен быть оправданным. Вы должны жить. Жить, чтобы бороться.
Они простились. И в памяти тех немногих, кто видел их в эту минуту, они так и остались навсегда — высокий, могучий, словно кряжистый дуб-великан, Барыкин, а рядом с ним по-юношески стройный, как молодой дубок, — Тима Бородин.
Это была их последняя встреча.
Понравилась статья? Поставь лайк, поделись в соцсетях и подпишись на канал!