Лагерь. Зона, колония. Лагеря бывают разные – красные, черные, плохие, хорошие. Забавное выражение – хороший лагерь, не находите? Но они есть. Где УДО. Где хотя бы не бьют. Где есть промка, то есть работа. Так говорят арестанты, охреневшие два года на централе на шконке лежать. Хоть какая работа, хоть доски пилить. Все быстрее время идет. Где есть небо. На тюрьме его нет. Где есть земля. По которой ходят. На тюрьме ты на землю не выходишь никогда. Полы бетонные, и все. Так устроен централ. Все переходы – внутри. А в лагере – солнце. Небо. Звезды. Закат. Дождь. Это же так здорово – дождь. Ты стоишь, а на тебя сверху – вода. С неба. Бесплатно. И ты мокрый. И на лице – это дождь. А вовсе не слезы. Лагеря ждут на тюрьме – как избавления. От централа, от судов. От следаков. В лагере – ничего этого нет. Есть ты, есть твой срок, есть начальник. И ты знаешь свой срок, и ты знаешь, кто начальник. А на тюрьме какая разница, кто начальник? У тебя следак, прокурор, адвокат, судья… Ты – не знаешь, что тебя ждет. Примерно представляешь, а точно – ну не знаешь ты. Не можешь ты этого. Знать. А неизвестность – она хуже всего. Так устроен человек, ему надо знать точно. Что тебе тюрьмы начальник? Что он тебе решит? Ничего. Его задача – довести тебя до суда и скинуть на этап. И то правильно. Век бы вас мне не видеть. Да его никто и не видит. Кого видят на тюрьме – продольного. Ну, опера. Иногда. Как дела? Колющие – режущие? Ага. Всю ночь решку пилил. До Австралии хотел допилиться. Пойду я отдыхать. А лагерь – о, лагерь. Про лагеря все разговоры. Кого куда отправят. Где что. Красные – мусорская власть. Черные – воровская масть. Но это так, фольклор. Все ж меняется. Пока отсудишься, пока доедешь, лагерь два раза перекрасят. У них же там текучка. Потому что борьба с коррупцией. И права человека. Это шутка такая. Вообще – вся наша прекрасная страна – как один большой лагерь. Кто-то сидит, кто-то сидел. Кто-то обязательно сядет. Кто-то охраняет. Вы когда-нибудь задумывались, сколько у нас этих, охраняющих? Охраняют – тюрьмы, зоны. Ладно. Охраняют военные объекты. Ага. Охраняют атомные станции. Ну, положено. Охраняют – школы, детские сады, бассейны, дома культуры, магазины, офисы, чиновников, депутатов… Продолжать? А потом говорят. Работать некому. Правильно, некому. Все здоровые мужики – что? Охраняют. Кроссворды решают, в телефонах играются. Наша служба и опасна и трудна. И на первый взгляд как будто не видна. Это если не брать ментов, прокуроров, судей, военных, спасателей, спецслужбы. Кто-то еще остался? Я остался. Вот ты и работай. До шестидесяти пяти лет. А охранникам не положено. У них служба. И опасна, и трудна. Им положена пенсия в тридцать. Устали.
Локалка. Решетка, разделяющая продол на части, отпирается-запирается продольным
Ломовой. Хотел написать, ломовой, это такой человек…Передумал. Ломовой – это не человек. Ломовой – это такой, назовем его просто арестант, такой арестант, который просится перевестись из одной хаты в другую. Здесь мы говорим про людские хаты, про другие пусть пишут те, кто там сидел. Очень сомневаюсь, что напишут. Ну да ладно. Проситься перевестись из людской хаты – это страшное западло. Это такое западло, что дальше некуда. Таких людей бьют, и бьют сильно. Ты что, тебе у нас не нравится? Тебе люди не нравятся? Тебя что, щимят (притесняют) ? Ты что, обиженка? Или ты обделенка? Чего ты ищешь? Такому арестанту не будет жизни нигде. Ни в одной хате. Ему прямая дорога в шерсть. И далее.
Лыжи. Есть такое выражение – встать на лыжи. Это означает, что есть в хате человек, который регулярно совершает поступки, несовместимые со званием нормального правильного арестанта. Перечислять эти поступки мы не будем, их много, на воле какие-то из них считаются вполне безобидными, на тюрьме они неприемлемы. Человек грязный, человек агрессивный, человек неадекватный и так далее. Сначала будут объяснять. И раз, и два, и три, сколько угодно. Если хата людская. Но потом объяснять надоест. Есть же предел, терпению и пониманию. Тогда поступают так – собирается вся хата, по сигналу старшего, у дубка, заваривают чифир, и по очереди высказывают человеку все его косяки. Память у людей в тюрьме прекрасная. И слух тоже. Все, что ты делал, или говорил, тебе вспомнят. Событий мало, пространство замкнутое, все всё видят, слышат, и помнят. И потом выносят решение – вставай на лыжи. То есть, человек должен собрать свои вещи, скатать матрас, встать у тормозов и биться. Хочешь, руками, хочешь, ногами, хочешь, головой, бейся и зови ментов. И кричи – переведите меня в другую хату. Здесь меня видеть не хотят. Ну что. Никакая нормальная хата такого лыжника не примет. Значит, только в ненормальную. Навсегда.