Создательница сайта о случаях гибели задержанных в российских отделениях полиции Мария Пасканная рассказала, возможен ли краудфандинг в журналистике, интересуются ли ее проектом в Центре «Э» и испугала ли бы «Русская эбола» Стивена Кинга.
В феврале 2015 года журналист Олег Кашин назвал «русской эболой» эпидемию, охватившую российские отделения полиции. Там постоянно погибают задержанные: одни совершают самоубийства, другие умирают от сердечного приступа, третьи просто не просыпаются по неизвестным причинам. Уголовные дела в таких случаях чаще всего не возбуждают. Журналистка Мария Пасканная решила систематически собирать информацию о смертях задержанных из пресс-релизов региональных управлений МВД и размещать на своем сайте, который назвала в честь эпидемии, имя которой придумал Кашин. Так появилось одно из самых важных small media России 2010-х годов. Задача «Русской эболы» вполне прикладная, но при этом масштабная — добиться, чтобы в отделениях полиции перестали гибнуть люди.
— Откуда ваш интерес к правоохранительным органам?
— Истоки этого интереса нужно искать в моей семье и ближнем круге общения. Не буду утверждать, что члены моей семьи часто попадают в такие ситуации, когда им приходится общаться с сотрудниками правоохранительных органов. Но если бы они попали в отделение, то я очень бы за них переживала. Я исхожу из презумпции невиновности: задержанный человек — не преступник, пока суд не доказал обратного. Но при этом многие из задержанных умирают до суда. Мне интересно понять, почему это происходит.
— Словосочетание «русская эбола» впервые появилось в колонке Олега Кашина. Эта колонка просто дала название вашему проекту или сподвигла на его запуск?
— Толчок к написанию того текста Кашину дала я. В феврале 2015 года я сделала подборку смертельных случаев в отделениях полиции, отправила ему и спросила: «Что с этим делать?» Он решил из этого сделать текст. В то время на слуху была эпидемия эболы в Африке — оттуда и взялся этот образ. Кашин меня потом в твиттере поблагодарил за подборку.
— Сколько времени прошло от колонки до запуска проекта?
— Колонка вышла в конце февраля, а 13 марта я уже показала сайт. Еще 12 марта я не думала, что завтра у меня будет свой проект. Тогда я работала в ТАСС. Пришла туда и подумала: «А почему бы мне не сделать сайт?» За день на WordPress его сверстала и немного дособрала нехватающих по времени случаев смертей.
— Вы запустили сайт, потому что скучно было работать в ТАСС?
— Возможно, и от скуки. Я от скуки делала подборки для рубрики «Много ада» на сайте Олега Кашина и стала понимать, что можно сделать что-то свое. Я с ним немного проконсультировалась в тот день, и он сказал, что такой сайт, конечно же, нужно делать. Вечером после запуска мне позвонил «Дождь», и я дала первый комментарий про «Русскую эболу», а на следующий день у меня уже взяло интервью одно из украинских СМИ — "Громадське".
— В мире есть аналоги вашего сайта?
— Схожий проект есть у The Guardian: они считают американцев, которых убили полицейские. Ссылку на него мне прислали только через месяц после моего запуска. И я удивилась, что попала в такой тренд. Но у меня все-таки несколько иная тематика — я считаю случаи смерти в отделениях. На «Русской эболе» далеко не обязательно говорится о случаях насильственной смерти. Я хотела считать убитых при задержании, но не получилось: слишком много таких случаев для меня одной. Но я не стала бы все-таки сравнивать «Русскую эболу» и проект The Guardian — речь идет об исследованиях двух совершенно разных правовых культур. А про другие аналоги я не знаю.
— Вы ощущаете, что сайт «Русская эбола» наследует главному самиздату «Хроника текущих событий»?
— Скорее, нет. Я с самого начала проводила аналогию с военными сводками: «сегодня погибло столько-то... ». Поэтому мои ежемесячные подборки, которые я затем делала для «Медиазоны», были очень сухими: умерло столько-то, там-то, столько мужчин и столько женщин, в таком возрасте.
— «Хроника текущих событий» тоже очень безэмоциональной сообщала новости о диссидентском движении, нарушении прав человека и тюрьмах. Делалось это еще и для того, чтобы не попасть под уголовное преследование по «антисоветских статьям». Мне аналогия между «Хроникой» и «Русской эболой» кажется очевидной.
— У «Русской эболы» гораздо более узкая тематика.
— Вы ждете эмоционального или практического отклика?
— Я отклик уже увидела, но не увидела, что сделано что-то позитивное для предотвращения смертей задержанных. Минздав приготовил законопроект, еще не утвержденный, о врачах, которые должны находится в каждом отделении полиции. Перед тем как поместить человека в камеру, его будут осматривать. Можно ли считать это откликом? Это какие-то позитивные шаги. Я сама всегда настаивала: в отделениях должны быть врачи. Но мне также известен опыт: в вытрезвителях официально должны были быть врачи, а в реальности они отсутствовали. Может, так получится и с воплощением этого законопроекта Минздрава.
— Давайте поговорим о главном отклике в современной России. Когда проектом заинтересовались в органах?
— Это случилось прошлым летом. Было волнительно. Это был отклик на мою беседу с Никулиным, которая вышла в «Спектре». На допрос в Центр «Э» мы пришли с адвокатом Светланой Ратниковой, которая посоветовала с ними не общаться. На все вопросы я ответила 51-ой статьей. Ратникова у них переспросила: «На сайте что-то не правильно?» Они ответили: «Все правильно, все случаи проверены и имели место быть в реальности. Мария же хотела отклика на свою деятельность. Вот она его и получает прямо сейчас». Во время беседы у меня интересовались, где находится сайт, хотя любой человек может без труда найти такую информацию. Интересовались наличием у меня помощников и финансирования.
— Этот эпизод был единственным?
— Да. Была еще частная беседа с сотрудником МВД на одном из форумов. Он мне по секрету рассказал, что есть внутренний распорядок для их пресс-служб следить за информацией, появляющейся на «Русской эболе». Когда они не видят своего региона в новостях на сайте, то спокойно вздыхают. Если регион есть, то пишут объяснительные.
— Какая посещаемость у сайта?
— Сейчас 20-30 человек в день — думаю, как раз региональные пресс-службы и заходят. Когда Навальный написал про сайт, то он упал: зашло под 100 тысяч человек. Когда The Guardian рассказал, тоже было много посетителей. А сейчас сайт немного заморожен.
— Почему?
— Думаю о его перезапуске. Может, стоит самой писать новости. Обычно я их просто копирую с источников, чтобы не брать на себя никакой ответственности. «Русская эбола» — незарегистрированное СМИ. Это важно, потому что Роскомнадзор может вывернуть любую формулировку, как ему удобно. А когда ты часто пишешь про суициды в отделениях, то сделать это не так сложно. Поэтому сейчас я делаю подборки раз в три месяца.
— Вы сотрудница «Медиазоны». Почему бы полностью не перенести проект на этот сайт?
— Там есть подобная тема. И я, конечно, думала об этом. Мы разговаривали с Петром Верзиловым (издателем «Медиазоны». — Открытая Россия) о слиянии. Но потом как-то об этом все забыли.
— Вам кто-то помогал в этой работе?
— Павел Никулин предложил в раз год выпускать книгу на основе материалов сайта. Я загорелась этой идеей, но потом поняла, что нужны деньги, а просить их у кого-то мне стыдно. Я посоветовалась с Олегом Кашиным, и мы пришли к тому, что делать этого пока не стоит. Но у меня уже заготовлено много текстов правозащитников, юристов и других уважаемых людей, которые писали специально для этой книги. Думаю, когда сайт будет перезапускаться, они на нем появятся. Тема-то вечная — новости о смерти в полиции не исчезнут.
— Вы месяц за месяцем регулярно собираете такие новости. Они вас еще удивляют? Есть какие-то особенно поразившие истории?
— Меня, конечно, каждая такая новость удивляет. За каждой из них стоит человек, который умер. Который, наверное, хотел это сделать по-другому, а сделал это в полиции в качестве задержанного. Одна истрия меня до сих пор не отпускает. В Северной Осетии задержали мужчину по подозрению в убийстве, а на следующий день он умер. В полиции заявили, что он сам разбил голову о стену. Родственники вышли с портретами убитого, с фотографиями его ран на главную площадь Владикавказа. К ним присоединились до пятисот человек. Полиция даже побоялась разгонять этот митинг. И только после этого были задержаны шесть полицейских — они до сих пор в СИЗО. Уволили начальника их отделения. А через месяц Путин сам лично уволил главу МВД Северной Осетии. В Петербурге недавно случилась такая же история: парень бился головой о стену и умер в больнице. И этого никто не заметил, потому что Питер — очень холодный на эмоции город. В Москве тоже не заметят.
— То есть нет ощущения, что вы в пустоту работаете?
— Даже если сайт не работает, я вижу его упоминания или само словосочетание «русская эбола» в контексте смерти в отделении полиции.
— Каждый из предыдущих героев этого цикла мог описать свое small media одним предложением. Андрей Уродов говорил, что «Россия без нас» — это сайт о нормальном восприятии страны, Артем Штанов — что Hleb о жизни в Хабаровске. О чем сайт «Русская эбола»?
— Я считаю трупы. То есть я собираю статистику о смерти.
— О статистике. У вас же подключены какие-то метрики. Можете сказать, кто ваш читатель?
— У меня нет таких метрик. Максимум, что я могу сказать: большинство моих читателей из России и немного из США.
— Кто эти читатели из Америки?
— Статистика одного Wordpress не позволяет узнать этого, поэтому с сайтом я работаю наугад. Но, безусловно, хотелось бы узнать о читателях больше.
— Никулин и Лизер говорили, что невозможно представить small media о политике. Но главный редактор «Медиазоны» Сергей Смирнов утверждает, что вся реальная политика в России сейчас сосредоточена в отделениях полиции, судах и тюрьмах. Можно ли назвать «Русскую эболу» единственным small media о политике?
— Нет, я не могу. Я слишком скромна, чтобы так говорить. Положа руку на сердце, я и не могу сказать, что содержание сайта очень важно. Для меня это очень важно, но за всех говорить не буду. Россия — это не тусовочка, которую все привыкли видеть в Москве. И я, к счастью, к тусовочке не принадлежу. Мне нравится смотреть на другой мир.
— Кашин, с которым вы много общаеетесь, — ключевой персонаж этой самой московской журналистской тусовочки.
— Он сам не считает себя к ней принадлежащим.
— Плох тот хипстер, который называет себя хипстером. Расскажите про работу над рубрикой «Много ада» на сайте Олега Кашина.
— Сначала ее полностью готовил сам Кашин. Я иногда ему в сообщениях скидывала новости, которые мне казались интересными, а потом предложила свои услуги по наполнению этой рубрики. Он согласился.
— Мне как читателю показалось, что после вашего прихода стало меньше абсурдных новостей, а больше — откровенно страшных.
— Просто в рубрике «Много ада» появилось много настоящего русского ада.
— Россию часто называют то кафкианской, то оруэлловской, то сорокинской, то пелевинской страной. На чьи произведения, по вашему мнению, больше похожа жизнь в России?
— Больше всего сюда подходит Стивен Кинг. Я его очень боюсь. Пыталась читать, но у меня ничего не вышло. Слишком страшно.
— Кинга бы проняла «Русская эбола»?
— Сам о себе он говорит, что не смелый и не заглянет ночью под кровать, потому что монстр ему откусит голову. Поэтому, может быть.
— «Русская эбола» находится в разношерстном потоке других small media, или это нечто отдельно стоящее?
— Мой проект, безусловно, в этом потоке. Но из всех них сама я читаю только Breaking Mad. С моей новостной работой не очень хватает времени, чтобы следить за остальными. Читаю в основном твиттер по тегу #происшествия о разных криминальных событиях.
— В вашей нише возможна конкуренция?
— Вряд ли. Мне предлагали делать дополнительные проекты — например, про смерть в метро. Мне хотелось бы, конечно, открыть отдельную рубрику об убитых якобы боевиках на Северном Кавказе. Там же погибает очень много людей. Сегодня (интервью состоялось 11 августа. — Открытая Россия) погибло три человека, на прошлой неделе — пятеро. Но меня предупреждают, что запускать такой раздел не очень безопасно. Но тем не менее хочется, чтобы перестали писать «ликвидировали», а писали «убиты». Когда я вижу на «Медузе» слово «ликвидировали» или «нейтролизовали», это меня коробит. Такое сплошь и рядом встречается в ТАСС и «Комсомолке», но должно быть неприемлемо в СМИ, которые публично возводят культ журналистской этики. Людей не ликвидируют — людей убивают.
— Много ли денег перевели читатели «Русской эболе»?
— Около 30 тысяч рублей в общей сложности. Самый большой транш был 10 тысяч. Я тогда не работала, поэтому деньги ушли на поддержку хостинга и человека, который поддерживает сайт, то есть меня.
— Вы верите в краудфандинг в журналистике?
— Не верю. Не могу поверить и в рекламу на моем сайте про человеческие трагедии. «Русская эбола» никогда не будет приносить доход. Я не собиралась даже делать яндекс-кошелек, но меня убедили, что он нужен для проекта.
— Как думаете, сотрудники правоохранительных органов скучают по обновлениям на сайте?
— Надеюсь, что да. Хотя сообщений о смертях стало в разы меньше в пресс-релизах региональных управлений МВД и прокуратуры. Юрист Павел Чиков меня предупреждал, что моя деятельность закончится именно этим: на сайт будет просто нечего ставить. Похожая ситуация была сразу после убийства в казанском отделении МВД «Дальний». И это все с учетом, что на мой сайт, как мне кажется, попадает в два-три раза меньше эпизодов смертей в отделениях, чем происходит в реальности.
С коллегой по «Медиазоне» Егором Сковородой мы подумали, что было бы неплохо написать запрос в прокуратуру, чтобы они стали публиковать результаты проверок по подобным случаям. Проверки же идут, но их результаты нигде не найти в открытом доступе.
— Какие регионы лидируют в статистике смертей в полицейских участках?
— Могу сказать по федеральным округам. Чаще всего подобная информация приходит из Центрального округа. Не могу назвать среди лидеров Забайкалье и Дальний Восток, хотя там творится ужас. Просто оттуда очень мало пресс-релизов.
— Складывается впечатление, что вы читаете новости только про смерть.
— Так и есть. Чтобы расслабится, иногда смотрю котят в инстаграме.
— Кто ваш кумир в журналистике?
— Александр Невзоров. Я выросла на его «600 секундах», и мне очень хотелось бы спросить у Невзорова, возможна ли такая передача в современной России. Очень уважаю Кашина. Можно сказать, он реально мой гуру, потому что я к нему часто обращаюсь за советом. Конечно, мой кумир и учитель — Евгений Вышенков, который в питерской «Фонтанке» научил меня писать. Очень рада, что Сергей Смирнов позвал меня работать в «Медиазону». Он мне даже разрешал в начале не приезжать в редакцию. Я работала из дома в деревне. Ко мне подходила мама и спрашивала: «Ну что, сколько сегодня трупов?».
__________________________________________________________________________________________
Интервью впервые опубликовано на запрещенном в России сайте "Открытая Россия".