А в пост на кружечный двор велено не пущать!
Недалеко от перекрёстка Большой Московской и Рогатицы, в глубине квартала, стоит небольшой храм Климента. В наше время посвящение храма римскому папе выглядит необычно, но до полного раскола Восточной и Западной церквей, произошедшего в XI веке, почитание святых в христианстве было общим. И Климент, ученик апостола Петра, ставший в конце I века четвёртым папой римским, чтился и в Риме, и в Константинополе.
На Руси особое отношение к нему связано с деликатной историей конца X века, когда молодой князь Владимир захватил византийский Херсонес в Крыму, принял крещение и увёз хранившиеся там мощи Климента в Киев, сделав их одной из первых святынь Русской церкви. Впоследствии во многих русских городах появляются храмы, посвященные этому святому.
Новгородская церковь Климента существовала уже в начале XIV века, а в 1386 году жители Иворовой улицы построили каменный храм. Простоял он меньше полутора столетий и обрушился. Восстановлением церкви занялся Василий Никитич Тараканов — представитель переведенной в Новгород из Москвы крупной купеческой династии. В 1520 году церковь была закончена и освящена. Архитектура этого посадского храма полностью выполнена в традициях новгородского зодчества. Подобно другим переселенцам из столицы — купцам Сырковым — Василий Тараканов принял новгородскую культуру и смело декларировал принадлежность к ней.
Дворы, принадлежавшие разросшемуся в Новгороде роду Таракановых, располагались на соседней с Иворовой улице Рогатице. На одной из усадеб в середине XVI века была построена внушительная двухэтажная каменная палата с глубокими подвалами. Владелец усадьбы Андрей Тараканов был казнён Иваном Грозным в 1570 году, после чего двор с каменными хоромами долго пустовал. А жизнь на Рогатице била ключом: помимо купеческих дворов здесь в разные десятилетия XVI–XVII веков располагались владения Григория Колтовского, шурина Ивана Грозного, и Бориса Годунова, шурина Фёдора Иоанновича, государевы житницы, денежный двор, двор любекских купцов, городское подворье Аркажского монастыря, тюремный двор и...
Здесь была Марфа
Пёструю картину дополнял кабак. Да и не такое видали уличане. В начале XVII века во время шведской оккупации на рогатицком дворе некоего пана Остафия появился даже дом терпимости, на который приходили «женки да немецкие люди для...». Впрочем, просуществовал он недолго: в 1616 году очаг разврата был закрыт.
А кабак прижился. В 1652 году его расширили, присоединив бывшую усадьбу Таракановых с каменным домом и преобразовав в кружечный двор, откуда алкоголь продавали по прочим городским кабакам и навынос. Деятельность двора была строго регламентирована: торговля начиналась только с третьего часа после обедни, хмельные напитки не отпускали в долг, а в пост продажа прекращалась. Особо регламент оговаривал: «священнического и иноческого чину на кружечный двор не пускать и питья им не продавать». Кружечный двор просуществовал до XVIII века, после чего каменный дом Таракановых перешёл к частным владельцам.
Уже в начале XIX столетия сложилась фантастическая легенда о принадлежности древнего здания на Рогатице. «Из ветреной угодливости жадному любопытству путешественников показываемого за дом известной Марфы-посадницы, — писал в 1828 году Николай Муравьёв, — так как нынешний стансионный дом от него находится едва в 50 саженях». Ни прочные стены, ни красивая легенда не спасли: древнее здание постепенно разрушалось и разбиралось на строительные материалы, и до наших дней сохранился только один сводчатый подвал, расположенный между домами № 12 и № 14.
Вина, пиэсы, изразцы
Перепланировка XVIII века существенно изменила сетку древних улиц. Иворова просто исчезла, а некогда параллельные улицы Рогатица и Буяна после выпрямления трассы были выведены в одну линию. От Волхова до перекрёстка с Большой Московской новая улица называлась Буяновской, от Большой Московской в сторону вала — Рогатинской.
На углу Б. Московской и Буяновской располагалась одна из самых престижных в городе гостиниц, принадлежавшая с 1857 года купеческой семье Соловьёвых и известная в народе как «Словьёвка». В лучшие для нее времена гостиница предлагала постояльцам отдельные комнаты стоимостью от 50 копеек до двух с половиной рублей в сутки. Здесь же можно было перекусить — в ресторане или русском трактире «с московскою обстановкою». Обед обошёлся бы в 60 копеек или рубль. Клиентам предлагались «вина различных погребов», отдельные кабинеты, а также «особое большое зало для заказных обедов и свадеб». К услугам посетителей был «большой музыкальный оркестрион, исполняющий новейшие пиэсы известных композиторов», бильярд.
Изразцовые печи гостиницы удостоились отдельной статьи Михаила Красовского в журнале «Зодчий» в 1911 году. По всей видимости, сооружены они были в николаевское время. Одна из них находилась в большой столовой и отличалась крупными, «прямо-таки колоссальными» изразцами. Самой изящной автор счёл печь, расположенную в 10-м номере гостиницы. Огромный изразец в центре был украшен изображением Цереры. Фигура, «даже не находясь непосредственно под лучами солнца, даёт прекрасную игру ярких бликов и глубоких теней». Лестных слов удостоилась и сама печь: «Пропорции печи спокойны и благородны, общий замысел декорации прост, а детали исполнены так же изящно, как и центральная фигура». Самая богато украшенная печь, располагавшаяся в одном из отдельных кабинетов ресторана, не произвела на автора статьи «такого художественного впечатления». Хотя декоративные детали показались ему великолепными, особенно — центральный изразец с горельефным изображением Минервы и её атрибутов.
Завершалась статья грустным предзнаменованием: «Казалось бы, что этим печам более к лицу украшать собою один из дворцов Петербурга или его окрестностей, но, по-видимому, судьбе угодно, чтобы они стояли в захолустной гостинице, пока при первом же ремонте рука печника не изуродует их до неузнаваемости».
Кредит на аппетит
Стал ли автор провидцем — сказать трудно. А вот в судьбе гостиницы было ещё немало перипетий. В 1920 году там открылся Клуб Союза работников народного питания. Там же размещалась столовая № 4, заслужившая нарекания посетителей из-за царившей в ней антисанитарии. Затем в бывшей гостинице разместились Дом Советов, кафе-ресторан губсоюза № 1. В 1924 году в здании после ремонта вновь начала работать гостиница — Новгубсоюза. Имелись «оборудованные кабинеты, буфет с винами разных фирм и первоклассная кухня». Для посетителей играл «симфонический оркестр М. Лединского».
В 1925 году в «Соловьёвке» открылась рабочая столовая, где пайщики рабочего кооператива могли получить обед в кредит по специальным талонам. Поначалу рабочие были довольны новой столовой, «где нет запаха русской горькой, где воздух свеж и чист, где обедаешь с удовольствием». Нарекание вызывало лишь преобладание в меню мясных блюд и отсутствие рыбных. Однако уже к 1927 году столовая была на грани закрытия из-за убытков. В итоге в «Соловьёвке» после ремонта снова открыли гостиницу. Спустя ещё несколько лет она была заселена семьями командного состава квартировавших в городе воинских частей. После войны на первом этаже восстановленного здания разместился универмаг.
Глоток Европы
В 1866 году напротив гостиницы Соловьёва было открыто «заведение искусственных минеральных вод», принадлежавшее Владимиру Бендту и заслужившее весьма лестные отзывы. Вот один из них: «Вся обстановка производит на посетителя прекрасное впечатление. Заведение это выстроено по одной из новейших систем, состоит под наблюдением специалиста-химика, изучавшего свой предмет в Дерптском университете. В заведении и в лаборатории — немецкие чистота и порядок, всегда удивляющие нас, русских. Мы пили минеральную воду и лимонад, приготовленные в этом заведении, и можем по совести сказать, что производство не оставляет желать лучшего, воды не уступят в достоинстве возделываемым в прочих заведениях, находящихся в России». Так оно и было до скончания века: воды минеральные, воды сельтерская и содовая, а также напитки прохладительные и лимонад.
Подготовили Илья ХОХЛОВ
Вячеслав ВОЛХОНСКИЙ
Фото из архива НГОМЗ
