На самой окраине далёкой сибирской деревни стоял старый полузаброшенный дом у тихой заводи. В нём жил отшельником одинокий старик-лодочник – приветливый, но нелюдимый. Практически никогда не было у него гостей. Жена его давно умерла, а дети давно уехали. Лишь только старый пёс с седой шерстью на левом ухе был его неизменным спутником. Можно было часто видеть, как он сидел в лодке с собакой и рыбачил в тишине этой спокойной заводи. Иногда вечером он разжигал старинную ржавую печку-буржуйку на улице – серый дым от неё поднимался вверх, рисуя на горизонте причудливые узоры.
Через какое-то время собака перестала появляться рядом с ним. Старик стал выходить из дому всё реже и реже, пока однажды не перестал показываться совсем. Обеспокоенные соседи навестили его дом, но старика нигде не было.
Вечером к берегу прибило его лодку. Бездыханное тело старика безмятежно лежало в ней, слегка покачиваясь вместе с волнами. Его лицо застыло в лёгкой улыбке.
Никто не помнил его имени, никто не знал его детей и семьи. В доме нашли документы, сообщили в полицию, похоронили.
Спустя полгода какая-то женщина приезжала в этот дом. Она расспрашивала о жившем там старике и, услышав о его смерти, горько расплакалась. «Не успела…» - повторяла она. – «Не успела…». Я отвёл её на могилу, где она, опустившись на колени, била себя в грудь и рыдала. Она легла на могилу отца, прижавшись грудью, просила прощения и проклинала себя.
А потом, через год, на могиле старика заметили немолодого мужика. Видок у него был не очень. Потрёпанный жизненными невзгодами он тоже расспрашивал деревенских о старике, о том, как он умер. Но кем он приходился ему не говорил.
Он поселился в том самом доме. По мере своих возможностей ремонтировал его. Починил и старую лодку. Завёл новую собаку. Как и тот старик, он рыбачил в тихой заводи. Был приветлив, но нелюдим.
Так прошло ещё несколько лет. Снова приехала женщина, плакавшая по старику. Снова просила отвести её на могилу, отвести в его дом. Узнав, что в доме поселился новый жилец, стала просить ещё настойчивее. Мы пошли к этому дому, но мужчины там не было.
К берегу прибило его лодку. В ней лежал этот мужик с красным лицом. Над ним жалобно скулил его пёс. Я приложил руку к его лбу: лоб горел, у этого человека был сильный жар, его тело знобило и трясло. Но с лица не сходила умиротворённая улыбка. Женщина ничего не говорила, но, видимо, узнала его.
«Я хочу уйти, как наш отец. – сказал он женщине. – Отсюда мы вышли в этот мир и здесь же уйдём…».
На минуту мне показалось, как в прибрежной дубраве лёгкий утренний туман обретает очертания того старика. Будто бы он тихо ждёт своего блудного сына.