Если спортсмены-колясочники проходили уроки на прочность на дорогах Крыма, толкая колёса руками, тренировались, закалялись. То меня на прочность испытывал аэрофлот. В первый раз заморозили на поступках к самолёту. Второй раз -в воздухе.
Самолёт совершит аварийную посадку в аэропорту города Харькова в третий раз.
Подмороженная в санатории, я попаду в холодный ночной круговорот, где до меня никому не было дела. Всех с вещами выгрузили. А меня так и оставили на моём счастливом тринадцатом месте, за маленькой перегородочной, где я скрывалась от лишних сквозняков (на Украине уже давно стояла минусовая температура).
Не будь внештатной ситуации, не узнала бы, что под ковриком между рядами скрываются люки, ведущие внутрь к рабочему сердцу воздушного лайнера.
Долго Людмила Павловна сидела молча, терпеливо ждала своих попутчиков, но они пили горячий кофе на аэровокзале, а вокруг ходили механики и качали головой. Бывало, и пропадали надолго. Вынесли вердикт: машина скорому ремонту не подлежит. Тогда про меня и вспомнили. А когда стали выгружать мои вещи, то двое молодых людей стали ворчать, что так много. На что я им ответила: «Меня дома ждут». И всё. После чего пакеты с хурмой и орехами на землю опускали плавно.
А мне было всё до лампочки, потому что спину я не чувствовала, просидев несколько часов без движений в холоде, превратившись в сосульку. Впереди меня ждали испытания другого рода - вмешался ещё так называемый человеческий фактор.
Выгрузив меня в медпункте и кинув на кушетку прямо в верхней одежде, так и оставили, как в народе говорят, на произвол судьбы.
И стала я Бога молить о помощи, отогреться бы чуть-чуть, не сгинуть, долететь да поесть. Возможно, днём и оказали бы мне знаки внимания, но в позднее время начальства рядом не было. И прехорошенькая дивчина – олицетворение тогдашней ещё братской Украины, рядом за чашкой горячего чая вела беседы с пареньком. Как я ни крепилась, но тихонько, как бы нечаянно, просто так, и не дай Бог унизиться, попросила свою сумку. И та была поставлена на живот. Немного «поспав», каким-то образом достала, не глядя, припасённые бутерброды.
Прошло много времени, но момент «гостеприимства» я помню. И дай Бог той харьковской дивчине добра и здоровья. Себе же поставила «пятёрку».
Как долетела до близких мне людей - не помню. После санатория без отопления да морозной дороги, аварийной, мне надо было принять очень серьёзное лечение, но лекарства были не для меня. Надо мной только охали да ахали, постоять за себя на уровне лечения, хотя бы как в аэропорту, я не могла по весьма простой причине -не знала, что со мной происходит.
В стране же творилось что-то невообразимое. Приехала в ноябре и не успела отдышаться, как через месяц узнала - страна выбросила всех уязвимых по жизни, слабых и немощных на свалку. Не подумав, возможно, и хотели сделать хорошо, но получилось, как всегда, плохо.
Сначала отпустили цены в новом, драматическом для всех 1992 году. И всё вмиг подорожало в астрономическое количество раз! Новые рыночные отношения начались с обнищания масс, о чём позже напишу книги: о единственной кофточке мам на многие годы, о невыплате пенсий и зарплат. Как выживал народ -только Бог и знает.
Спрашивала шутя: «Если есть памятник героям Октябрьской революции, а нам, созерцателям этой «бескровной» революции, его последующее поколение поставит ли и медалями посмертно наградит?».
Все деньги на лечение, которые можно было растянуть на многие годы, сгорели!
Все что-то предпринимали, чем-то запасались, я сидела и Бога молила, чтобы не вышел из строя старенький холодильник, боясь озвучить свой страх даже Федя.
А тот не мог осилить новые деньги, свести концы с концами, купить за тысячи сливочное масло…
За семь тысяч, некогда огромных денег, мне приятельница купила позже пуховик -один на двоих, мне и Феде.
Видимо, тогда я и сказала себе: пусть мама хотя бы такая, сидячая, чем развалившаяся семья. Подошло лето, заявление моё лежало в суде, не знали, что делать с криком души, или ждали ветра попутного, демократия была лишь на жарких митингах, где зарабатывались очки, и, естественно, такому мощному монстру, как больница, я проиграла. И только тогда я окончательно прозрела! Я выпила «озверина»!
Окрепну, смету всё на своём пути! Я наберусь ума! Начну выбивать квартиру. В старой мне не хватало воздуха, было очень шумно - день и ночь под окнами проезжали грузовые машины. И, по закону, я имела право на отдельную комнату. К чести моего института, мне пойдут навстречу, за что огромное им «спасибо». Новую квартиру я буду ждать долго, стройка по причине неразберихи в стране заморозится.
Познакомлюсь с людьми, занимающимися свободной торговлей, представителями уже новой России. Засяду за телефон на долгие пять лет в одном положении, и все двадцать четыре часа в сутки - труда для меня вредного.
Родная страна выбора не давала: работай или погибни - говорила она. Вначале приходилось учиться гонять воздух по России, как и всем другим миллионам, жаждущим работы. Затем займусь делом уважаемым, которое мне было интересным.
На себя махнула рукой основательно, телефон не смолкал, и надо было много перелопатить, чтобы в стоге сена найти человека порядочного, который бы тебя не кинул, и я находила, определяя человека по его голосу, чему пришлось научиться путём многих проколов.