Центральные набережные Твери, нежно обнимающие Волгу, разные
Ночные скоростные поезда вроде легендарной "Красной стрелы" на маршруте Москва — Петербург и обратно тут не останавливаются. Они нигде не останавливаются. Мчат себе и мчат. Каждый второй из восьми ежедневных "Сапсанов" тормозит. И металлический голос с вредоносным акцентом сообщает: "Тверь. Стоянка — одна минута".
Текст: Михаил Быков, фото: Александр Бурый
Принято думать, что москвичам все завидуют. А москвичи — никому. Системная ошибка. Дышим осенней водой с моим бессменным товарищем по всяческим редакционным заданиям фотографом Александром Бурым на берегу Волги под гранитным носом ладьи, на которой замер бронзовый Афанасий Никитин. Куда в Твери без Никитина, пусть и бронзового? Когда город переименовывали в 1931 году в честь местного уроженца в Калинин — был такой в истории Отечества Всесоюзный староста, — фантазировать не стали. А могли бы. Уж если так древнее слово "Тверь" не годилось, подошло бы что-то вроде Никитин. Или Афанасьевск. Знаменитый путешественник XV века против советской власти точно ничего не имел. Впрочем, хоть и был купцом средней руки и в долгах — социально чуждый. Ну, да дело прошлое.
По правую руку от гранитной ладьи сразу за Староволжским мостом — не поверите! — пляж. Желтый песок, сползающий в синюю Волгу. Люди загорают. Даром что по старому стилю лето только закончилось. И все это — напротив места, где когда-то стоял Тверской кремль. Не то чтобы полуостров в самом центре нынешнего города, но вполне себе ярко выраженный мыс в виде кабаньей головы, смотрящий одним глазом на Волгу, а другим на ее приток с говорящим названием "Тьмака". Это все — к столичным завистникам.
ТРИ ИСПОВЕДНИКА
Москва-река напротив Кремля давно уже задушена гранитным оберегом. А центральные набережные Твери, нежно обнимающие Волгу, разные. Где также задушены, а где — вечная русская вода плещется о свободный берег и виден песочек в мелкой волне. Кто знает, может быть, поэтому диких уток столько, что не пересчитать. И не только у воды. За спиной бронзового купца — церковь Трех Исповедников. XVIII век. С архитектурной точки зрения — нечто типичное. Удивляет другое. Исповедники — Гурий, Самон и Авив. Поищите, кому не лень, есть ли в русских пределах белокаменная память в честь этих святых мучеников. От памятника храм отделяет довольно широкая улица — набережная Афанасия Никитина. Но перейти ее можно в любом месте с условным нарушением ПДД. Да простят за намек сотрудники ГИБДД. Тверские улицы в Заволжье — не столичная Тверская улица. Машин мало. А что до уток, так они живут при храме сотнями — в прилегающем сквере. Прямо под яблонями, не собирающимися, похоже, расставаться с плодами.
Аккурат напротив пляжа еще один мыс. Крохотный. 100 на 100 метров. Там, где узенькая Тьмака расширяется, впадая в Волгу. На мысу ничего, кроме зелени и белокаменной скромной церкви, освященной в честь святого Михаила Ярославича, великого князя Тверского и Владимирского. Поставлена и освящена в 2002 году. В таких случаях говорят уныло: "новодел". Как будто каждый новодел — что-то предосудительное. Смотрим на это чудо и радуемся. Будто века назад строили. Так, как было принято на Руси. Скромно и к месту. И пусть место выбрано чуть вдалеке от жилых кварталов и главных городских улиц — так оно правильно. Страждущий да обрящет.
МИХАИЛ ТВЕРСКОЙ
Сам князь, согласно Житию, помпы и шумихи не терпел. Жил скромно и с достоинством. В отличие от многих родственников княжьего звания. Будучи племянником великого князя Александра Ярославича по прозвищу Невский, он в очередь, после смерти Андрея, сына Невского, в 1304 году имел все права на великокняжеский престол во Владимире Великом. Казалось бы, опыт первой половины предыдущего века должен был научить уму-разуму русских князей, но не тут-то было. Усобица продолжалась. По заведенному правилу князь, наследовавший великий престол, должен был отправиться в Орду за ярлыком на великое княжение. Михаил Тверской вражды не хотел. А вот московский князь Георгий Даниилович, в очереди далеко не первый, думал иначе.
Житие гласит, что Михаил старался сделать все, чтобы ордынцы в тверские земли не лезли. Но Георгий, заручившись поддержкой в Орде, угомониться не хотел: "В 1317 году в сорока верстах от Твери, при селе Бортеневе. Произошла великая битва. Войско московского князя не выдержало и поспешно побежало. Князь Михаил преследовал врагов, и бесчисленное множество воинов, побитых и смятых конями, усеяли ратное поле; они лежали, как снопы на поле во время жатвы. Великий князь Георгий с остатком войска бежал в Торжок, а оттуда — в Великий Новгород. Его жена Кончака-Агафия, брат Борис и много князей и бояр, а также и татар, взято было победителями в плен. Доспехи самого святого Михаила были все иссечены, но на теле не оказалось ни одной раны. Князь отпустил на волю многих русских пленников, захваченных татарами Кавгадыя..."
Так или иначе, но спор пришлось решать в Орде, в резиденции хана Узбека. Ярлыки — ярлыками, дары — дарами, но позиция великого князя Михаила ордынскую элиту и жестко настроенного против русской автономии хана Узбека не устроила. Михаила Тверского убили. Во многом его мученическая смерть — следствие наветов и козней московского князя Георгия. Тем удивительнее, что останки великого князя были привезены в Москву. Вдова, княгиня Анна, долго добивалась того, чтобы их доставили в Тверь. В 1320 году эти останки были захоронены в храме Преображения Господня, который, едва вступив во княжение в Твери, заложил Михаил Ярославич.
"СПАС ЗЛАТОВЕРХИЙ"
Такое у нас сплошь и рядом. Идем по главной улице города — Советской. Когда-то она была не улицей, а рвом и стеной, отделявшей древний Тверской кремль от посадов. В ее начале, если отталкиваться от нумерации домов, много чего интересного. Строительный забор, например, над которым возвышаются краснокирпичные стены будущего кафедрального собора. Именно на этом месте князь Михаил Тверской заложил в 1285 году камень в фундамент первого белокаменного храма, построенного на Руси после прихода ордынцев. В нем и был похоронен. В 1382 году купола собора были покрыты золотом, что во времена ига было редкостью: гости с востока отличались завидной жадностью. С того времени храм получил еще одно имя — "Спас Златоверхий".
Всяко было в его многовековой истории. Завершить навсегда ее решили в 1935 году, когда собор взорвали. На освободившемся месте разбили сквер и украсили его скульптурой двух вождей — Ленина и Сталина. Они испытания временем не выдержали. В 1941-м, когда Тверь/Калинин на два месяца оккупировали немцы, их, само собой, изничтожили. После войны памятник вождям претерпел реинкарнацию и превратился в памятник Калинину. Все стало возвращаться на круги своя в 2014 году, когда началось восстановление храма "Спаса Златоверхого" на улице... Советской.
ПУТЁВЫЙ ДВОРЕЦ
Довелось прочитать, что Тверь — это маленький Петербург. Аргумент следующий: после большого пожара, спалившего старый город в 1763 году, контролировать восстановление волжской жемчужины взялась лично государыня российская. "По указу императрицы Екатерины II была создана "архитектурная команда", которую возглавил архитектор Петр Никитин, а среди ее членов был молодой Матвей Казаков. Есть версия, что тверской пожар послужил толчком для появления указа императрицы Екатерины II "О сделании всем городам, их строению и улицам специальных планов, по каждой губернии особо" и создания "Комиссии для устройства городов". В ходе осуществления этой реформы историческая, "случайная" застройка, которая складывалась в течение длительного времени и сообразовывалась с существующими ландшафтами, должна была уступить место "разумной" регулярной планировке с "образцовыми" строениями, построенными по единому плану", — пишет член Географического общества Мария Анашина. Возможно, так и было по части контроля. Но что-то подсказывает, что вступившей на престол 3 октября 1762 года 33-летней царице и без того хватало забот.
Петербург не Петербург, но Советская, в прошлом Миллионная, — дом к дому, и все разные. А Миллионная потому, что, согласно легенде, на восстановление Твери Екатерина Великая выделила миллион рублей. По нынешним временам — миллиарда полтора, не меньше. Мы с Александром Бурым не ведаем про количество миллиардов, отпущенных казной в XXI веке, но то, что средства на обновление исторического центра выделены — готовы поклясться.
Доводят до ума комплекс зданий самого внушительного исторического объекта — Императорского путевого дворца Екатерины. Короткое отступление. Как-то в столичном Петровском парке, где также находится один из 14 путевых дворцов царицы, мужчина импозантно-сочинского вида поинтересовался: "Как пройти к путёвому дворцу?" Этот комплекс был построен на месте Тверского кремля, рядом с мостом, соединявшим берега Волги и, соответственно, ведущим в обе столицы. До того самого пожара тут находился двор тверского архиерея. Благо и Преображенский собор в сотне шагов. Но покои восстанавливать не стали. А выросший вместо них дворец — удивительной красоты. Видно, что руку к нему приложил великий Карло Росси. Не все двери еще открыты, но в Тверскую картинную галерею — пожалуйте.
Обидно, что для посетителей закрыты двери в уже обихоженный парк со стороны главного фасада, выходящего на набережную Волги. Там, на набережной Михаила Ярославича, стоит бронзовый Александр Сергеевич. На постаменте надпись — "А.С. Пушкину". Не будем спорить. Досадно, что вот так, напрямки, к памятнику не подойти. А ведь до чего романтично было бы. С императорских ступенек...
АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ И МИХАИЛ ЕВГРАФОВИЧ
В парке бродят двое. Но явно не посетители. Приходится обходить по периметру длинный царский забор. Про русские заборы только ленивый не изощрялся. Вице-губернатор Тверской губернии в 1860–1862 годах Михаил Салтыков-Щедрин ленивым не был. Но о Михаиле Евграфовиче чуть позже. А пока огибаем ограду, выходим на набережную, и вот она — композиция "Белые ночи" скульптора Олега Комова. В композицию вполне гармонично монтируется длинно- и седовласый мужчина в возрасте, когда читать стихи провинциальным барышням уже поздно. Но он — читает. И раздает автографы. Эстафета поколений. Поэт — поэта, как рыбак — рыбака...
Так вот, о вице-губернаторе. На том самом месте, где стоит забронзовевший Пушкин, планировали поставить памятник великому критику русской жизни. Но что-то не срослось. Да и верно. Салтыков-Щедрин напротив императорского дворца — нонсенс. Тверь на самом деле приводят в порядок. Фотограф мучается в поисках ракурса, чтобы дом-музей писателя на Рыбацкой улице втиснуть в приемлемый кадр. Трудно. Забор и строительные леса. Особняк весьма внушительных размеров, в котором вице-губернатор арендовал второй этаж — на реставрации. Что, безусловно, здорово. Восстановят — можно еще раз приехать. А ведь бывало такое у нас, что и восстанавливать нечего. Находим нужный "угол". Вот — балкон на стыке двух крыльев дома. С металлической решеткой. Кто знает, может быть, выходил через высокие двери на этот балкон писатель, смотрел на узкие улочки окрест и приходил к определенным умозаключениям...
Волга прекрасна уж тем, что она Волга. И там, где она молода, в "возрасте" 200–300 метров, как в Твери. И там, где она в бальзаковском "возрасте", когда дальний берег, как в Волгограде, требует повышенного внимания. Если от дома, в котором жил Салтыков-Щедрин, направиться в самый конец набережной Степана Разина, чуждой туристским схемам, можно выйти к огромному комплексу областной детской больницы, тоже обновляемой. У парапета — дамы в белых халатах. На перекуре, что свойственно медперсоналу. Интересуемся: уж больно внушительные корпуса и явно дореволюционной постройки, нет? Да, отвечают дамы в халатах, особняк какого-то графа... А мы с Бурым задумались: Тверь и Разин, что общего?
СОВЕТСКОЕ ПРОШЛОЕ
А еще на южном берегу стоят два шедевра советского архитектурного модерна, которые неизменно присутствуют во всех тверских путеводителях и туристических буклетах. Кинотеатр "Звезда" и "Дом ворошиловских стрелков". Есть в них какая-то своеобычная прелесть. Волей-неволей при взгляде на них вспоминаются довоенные фильмы, в которых хохочут кудрявые девушки и с надеждой улыбаются моложавые мужчины в длинных гимнастерках с кубиками и шпалами в петлицах. На "Доме ворошиловских стрелков" памятная табличка: "...в период с 1983 по 2004 год жил генерал-полковник Бошняк Юрий Михайлович, видный военачальник, заслуженный работник культуры России". Стоишь, читаешь — и становится неловко. Оказывается, при всем интересе к военной истории Отечества многого не знаешь. В частности, не всех видных военачальников. Любознательность ведет вглубь времени, и без особых затруднений выясняется, что генерал-полковник Юрий Михайлович, выйдя в отставку с поста начальника Военной командной академии противовоздушной обороны имени Маршала Советского Союза Жукова, возглавлял Тверской государственный объединенный музей, он же — краеведческий. Неисповедимы пути Господни. Посетить музей, находящийся на той же Советской улице в доме 5, где некогда располагалось Тверское реальное училище, не удалось. Опять-таки — то ли реставрация, то ли реконструкция. Но даже с улицы здание впечатляет. С обеих сторон фасад обрамляют полукружья эркеров с балконами в изящных решетках... Хотя обычно эркеры — такие угластые, грубоватые. А тут — мягкие и трогательные. Не в прямом смысле мягкие, но трогательные — в прямом. Потрогать хочется.
Там же, на Советской — Тверской академический театр драмы и примыкающая к нему филармония. Смотришь с фасада на могучий портик и вдруг ловишь себя на странной мысли — никак не получается подсчитать количество колонн. Обычно как? Шесть, восемь, двенадцать. А тут — в глазах рябит. Красиво. У входа в филармонию никаких колонн нет. И римского портика нет. Вообще ничего, кроме тусклой пятиэтажной стены, включая окна полуподвала. Но не в каждом губернском городе под филармонию отдавали... главные торговые ряды. Зато афиши, афиши! Столица позавидует. Вернее, обе. И Первопрестольная. И культурная.
ТВЕРСКОЙ АРБАТ
Еще раз о топонимике. Родина в этом плане удивит любую страну. Не исторической противоречивостью, а количеством этих противоречивостей. Судите сами. От набережной Степана Разина, который имел к Твери "самое прямое" отношение, как-никак донской казак, начинается Трехсвятская улица. Название говорит само за себя. Стояла на этой улице когда-то соответствующая церковь. Улица пересекает площадь Ленина, в просторечии — Восьмиугольную. Далее на ее пути помимо прочих — бульвар Радищева и улица Желябова. Растворяется Трехсвятская на площади Капошвара. Уверен, мой добрый приятель со школьных времен, учившийся по обмену в университете венгерского города Секешфехервар, смог бы перевести. Но он был вне зоны доступа сети.
Однако не стоит отвлекаться. Трехсвятскую в Твери называют Арбатом. По простой причине. Она — в центре. И она — пешеходная. От Арбата или Большой Конюшенной в Питере отличается только ростом. Дома в два-три этажа, а так — все то же: тротуарная плитка, кованые фонари, кафешки, магазинчики. Единственная рюмочная, где в розлив и навынос отпускают знаменитую тверскую горькую настойку. Проходящий мимо нашей лавочки разбитной паренек в капюшоне и с девушкой под мышкой интересуется: мол, что — закрыли караоке? Ну, тут, рядом было. Отвечаем, мы не закрывали. В Москве бы назрел конфликт. А тут — улыбка навстречу. Музыкантов нет, кроме одной девушки с гитарой, крашенными в розовое волосами и незначительным количеством железа в носу.
"БЕЛАЯ ТРОИЦА"
Дальше пешком — никак. Дальше — "Белая Троица". Едем. Затьмачье. В смысле — за речкой Тьмакой.
Вокруг совсем другая Тверь. Частные домишки позапрошлого века рождения. Кое-где, понятно, и нынешнего — из красного кирпича. Пятачок, свободный от деревьев. Церква. Действительно белая. Самое древнее каменное здание, сохранившееся в Твери. 1564 год.
На западном фасаде целехонька надпись: "Лето 7072 совершен бысть сии храм во имя Живоначальния Троицы месяца августа 15 при благоверном царе Великом князе Иване Васильевиче и всея России и при епископе Акакии Тферьскомъ замышлениемъ и строением раба Божия Гавриилъ Андреева Тоушиньского". Гавриил Андреевич — тверич, купец, частное лицо. Понятно, что не в первоначальном виде храм сохранился. Надстраивали, пристраивали, обустраивали. Но в основе своей — тот самый, XVI века. Видел ее или не видел, молился ли в ней царь Иван Васильевич — то неведомо.
"Белая Троица" — в общетверском тренде. То есть тоже в строительных лесах. Но батюшка просьбу разрешить фотосъемку даже не дослушал. Махнул благословением и исчез за древним иконостасом.
Чем намоленные места отличаются от других? На другие при всем уважении смотришь как на памятники. А в "Белой Троице" молиться хочется. Сразу же. И записки оставить.
МОРОЗОВСКИЙ ГОРОДОК
Тверь неспешна и спокойна. Даже на Пролетарке. Это второе, обиходное название микрорайона, выстроенного во второй половине XIX и начале ХХ века. Туда экстремалы, которые живут на диванах, советуют не соваться по одиночке. Мы приехали втроем. Стоило выйти из машины, как две идущие мимо дамы, заключенные в цветные платки и с безропотными детьми, дают совет. Машину подальше от стены поставьте. А то "камень башка попадет". Смотришь наверх, под крышу 50-метрового кирпичного дома, и веришь — все возможно. Там и 150-летние кирпичи обсыпавшиеся, и ржавые лестницы, и такие же ржавые конструкции неведомого назначения. Рахмат, отвечаем. Улыбаются. Вежливо, по-восточному.
Это — город в городе, который полтора века назад стали строить "олигархи" Морозовы для работников Тверской мануфактуры. Подобные комплексы сохранились и в других городах, где Морозовы открывали ткацкие фабрики. Но масштаб не тот. Пролетарка — это более 50 зданий. Производственных, складских, жилых. Архитектура — в едином стиле. Но до чего полна нюансами!
В 1900 году на Всемирной выставке в Париже Морозовский городок был удостоен Гран-при как лучший рабочий городок мира. Сегодня промышленные объекты частью заброшены, частью реконструированы и превращены в актуальные квадратные метры. А в жилых домах — живут. Человек десять опросил в надежде услышать какую-нибудь гадость. По большей части подростков, они более искренни. Гадостей не услышал. Отдельные квартиры с огромными окнами, все удобства. Одна беда — тараканы. Ну так тараканы и в царских покоях тревожили. На каждом подъезде — объявление. Уважаемые жильцы, будьте готовы к проведению работ по выведению всяческих насекомых. Булгаков. "Собачье сердце". Ключевой вопрос: ребята, чего вам не хватало? Михаил Афанасьевич бывал в Твери, жил в Тверской губернии, в селе Зубцово, на даче у доброй знакомой, где завершил пьесу "Кабала святош".
Кстати, у Морозовского городка есть еще одно достоинство — вокзал неподалеку. Для моего бессменного товарища по путешествиям Александра Бурого, на котором постоянно висит 15 килограммов фотоаппаратуры, это имеет значение.
***
...Станция Тверь. Стоянка одна минута... А ведь песчаного пляжа нет не только в Москве напротив Кремля. И на Сене нет, около острова Ситэ. И в Лондоне — у Вестминстера. И в Риме — рядом с замком Сант-Анджело.