О людях под оккупацией в годы ВОВ.
Подборку воспоминаний сделал Павел Шашерин.
Привелось мне по жизненным обстоятельствам уехать с Крайнего севера в Среднюю полосу в 1984 году. Волей обстоятельств, мною не предусмотренных, оказался я в Псковской области в Пушкинских горах. Там был туристический сезон -мест в гостинице ноль. Я проходя по городу, увидел пивной чипок у пруда с утками и направил свои стопы в это злачное место, где можно узнать больше чем в справочном бюро. Приглянулся мне один мужичок у стойки, явно из местных. Беру пару кружек пива и к этому мужику. Сначала спрашиваю: «Мужик, ты из местных? Вопросик у меня есть к тебе. Ответишь кружка твоя. А вопросик у меня такого типа: где можно поселиться на недельку, пока место для работы найду?»
Он взял кружку и отвечает: «Езжай на автобусе вот с этой остановки до “совхоза имени Пушкина”. Там пишешь заявление на работу и получишь место в их гостинице. Пока проходишь медкомиссию, ищешь место работы. Но я тебе бы посоветовал посетить колхоз «Победа» в Гореликах. Автобус отправляется в автостанции. Там в колхозе есть дома для холостых».
Написал я заявление на работу в «совхозе им. Пушкина» и получаю неделю на прохождение медкомиссии. Но тут же получаю маленькую комнатушку с кроватью, шкафом и тумбочкой в своё распоряжению, на втором этаже. Но на следующий день, я по просьбе директора отправился на только что построенное здание очистных сооружений. Проверил выключатели света, ввернул лампочки, где отсутствовали, поменял вращение электродвигателей на трёх электроприводах из шести. Подвёл воду и проверил сливы в отстойники. Два дня у меня ушло на полное приведение в порядок работы очистных сооружений и предоставил работу директору, который мне дал две недели на медкомиссию, но обязав меня утром включать, после 22-х часов отключать оборудование. И всё, казалось бы хорошо, но сидим мы в субботу с командированными, которые жили по соседству, за шестью бутылками водки на четверых, с закусочкой и ведём беседу. Заходят местные, и один из них спрашивает: «Тройной одеколон есть, мужики?»
-«Зачем тебе одеколон?» «Пить?»
О времена, о нравы!
«Пить одеколон? Садись, водки на всех хватит. Не хватит ещё сбегаем». «Не… вы пить не умеете… Вот вы выпьете на четверых шесть пузырей, потом это всё сожрёте. Вы сколько денег на всё это потратите? А вот я как сделаю: прежде чем выпить, я три дня ничего не жру… экономия! … потом как три фунфыря одеколона и три дня гадом ползаю. Экономия!»
Посмеялись мы, но скинулись с общего котла… Получил он три фунфыря одеколона, только вот у меня работать в таком совхозе желание пропало. Хотя меня уже и на смотрины приглашали. Кому холодильник починить, кому утюг, кому розетку, и каждый раз к угощению за столом оказывались незамужние дочки. Но как-то я тогда не рассчитывал в 24 года жениться, хотя и девчонки были неплохие и оставалось только весь каталог совхоза рассмотреть. Но вот этот мужик отбил всё желание оставаться в совхозе. И отправился я в Горелики. Ну для начала зашёл в кузницу, с мужиками это дело обсудить. Мне сразу же предложили обсудить это дело не на сухую, потому как «головке бо-бо» со вчерашнего. «Мужики, я бы не против, но одиннадцать ещё нет» «Пошли в магазин, для нас это не проблема».
Это я потом сообразил, что попал я на универсалов своего дела в колхозе, которые как бригада МТРБ выполняли все ремонты по фермам и как забойщики скота как на фермах, так и на частных дворах, а таким отказа в колхозе не было ни в чём, тем более уж водку в магазине в 8 часов утра.
Вот там я в бригаде я и оказался на следующий день. Бригадир замолвил за меня словечко, как за универсала, что подтвердила и книжка моя трудовая. Историю жизни под оккупацией я и хочу вам рассказать, чтобы и эта страница не канула в лету.
Началось всё с мосточка через кювет – канаву вдоль дороги, в двухстах метрах от правления колхоза. «Знаешь как этот мостик называется в нашем колхозе?» «Как можно этот мостик называть?» «Этот «мостик Фридриха и Фёдора». Когда немцы пришли в колхоз, собрал генерал -комендант колхоза всех колхозников с ближайших деревень и объявляет: “Вот, кони красногвардейские, вот коровы колхозные, вот земля колхозная. Делите между собой всё это. Потом будете со всего взятого отдавать Германии десять процентов натуральными продуктами. Но если увижу, что вы будете из-за этого драться – расстреляю всех, кого в этом замечу, без возражений“. Генерал этот нашёл советский У-2 и летал на нём по своим делам. Дважды его партизаны сбивали и самолёт притаскивали назад лошадьми. Еженедельной традицией было для генерала ворваться в женский день в баню. Его обливали из приготовленной кадушки водой и он хохоча убегал. Бабы из бани, а адъютант несёт мокрую форму генерала. Бабы утюги на углях нагреют, форму отпарят, и адъютант её назад несёт - генералу.
Традиционными были и посиделки вечером, когда солдаты собирали баб в одну избу. Бабы штопают, шьют, вяжут и песни поют, а немцы слушают.
Чего-чего, а этого у них не отнять, ценили германские солдаты хорошие песни и музыку. У русских людей, толи слуха нет, толи им надо подсказывать – это хороший исполнитель. Отдыхали мы в Ейске на второй год присоединения Крыма. Вечерами прогуливались по набережной. И вот как-то из всех музыкантов на набережной услышал я аккордеон. Подошёл к музыканту, присел рядом с ним и минут сорок слушал его игру. Никто кроме меня к музыканту не подходил. Только когда я купил диск с мелодиями этого аккордеониста, то узнал, что он пять лет играл в оркестре Спивакова, и даже исполнял сольные номера. В оркестре Спивакова, когда он играл, люди большие деньги платили, чтобы его послушать, а здесь на набережной…
Много раз читал в мемуарах, что когда наши оркестры играли на передовой для советских солдат, то со стороны окопов Вермахта стрельба прекращалась.
Вот и в колхозе солдаты любили слушать русские песни. Но при входе в деревню ставили своих часовых и отнюдь не от партизан. Бежит часовой в избу и кричит: «Матка нах наус! Матка в подвал! Эс-Эс идёт!» И сами кто куда… А часовому делать нечего, он на посту. А эсманы возвращаются с боев с партизанами, раненых и убитых на телегах везут. Какой-нибудь к немецкому часовому подходит и хрясь по роже с размахом. Бабы потом примочки солдатам делали: кому ухо отбитое перевяжут, кому глаз подбитый или губы отмоют.
Были дела и трагические. Две партизанские связистки зимой ворвались к старой бабке в избу и давай наганом перед носом размахивать. «Давай коня! Нам ехать надо!»
Бабка бедная им в ответ: «Девочки, вы к соседу сходите, у него там четыре коня стоит, сена на них уже не хватает. Он вам отдаст. А у меня конь-то один, а зять у меня полицай, увидит, что коня нет, что я ему отвечу?!» «Ах ты падла полицейская, давай коня!» И опять наганом размахивают. Видимо сами соплявки-недомерки к мужику в дом боялись идти, вот и отобрали коня у старухи. Не далеко уехали. Бабка как сглазила: приходит зять и видит плачущую бабку, сразу по всему дому с осмотром и обнаруживает, что коня со двора увели. Догнали их полицаи и бой был короткий. Много ли постреляешь с одного нагана на двоих. Как два патрона осталось девчушки их на себя израсходовали. Генерал не мешал их хоронить. Так и лежат они на общем кладбище, недалеко от дороги. А бабке в 70 лет семь лет тюрьмы дали, за то, что связных партизанских выдала. Может зятя припомнили…
Прочитал я там книгу Псковского издательства- дневники генерала Васильева. Был такой Ленинградский «коврак». Ленинградский -потому что в Ленинградскую область тогда входили Псковская, Новгородская и частичка Вологодской областей. И если в годы войны Вологда не участвовала в боях в Вермахтом, то теперь на Вологодской земле есть участок Ленинградского фронта.
Так обратил внимание на высказывание этого генерала Васильева, что «Пушкинские горы местность предателей».
Я к кузнецу. «Объясни мне, почему это он так высказался о вас?»
-«Так чего объяснять-то… Придут они -партизаны… Мы к ним делегацию. Вы скажите, что вам надо? Пулемётов, патронов, гранат? Мы вам всего дадим, только немцев в нашем краю не трогайте. Есть же по соседству колхозы, где германец лютует. Молодёжь по лесам прячется. Народ голодает. Так им-то уже всё равно, убьёте вы немца или нет. Хуже уже не станет.»
«Они же организовали засаду на дороге в Поляне и убили двух полицаев. Те санный обоз сопровождали. Хотели обоз взять, а тут немчура на бронетранспортёрах на партизан наехала. Положили там партизан с десяток, другие убежали. Убитых партизан по деревьям развесили. Потом немцы каждого десятого из соседних сёл расстреляли- и баб и детей. После того мы как партизан встретим, так предупреждаем: не уйдёте – сами выгоним или немцев натравим. Уйдёте – оружие дадим и продуктов, коней и сани. И давали. У Мишки деда полицаи плетьми до смерти забили. Прикинулся полицай партизаном и еды попросил. Прохор ему еды дал и пулемёт ручной с магазинами. Тут на центральной усадьбе его плетьми и забили. Били не считая, пока не убили насмерть. А написал этот Васильев, что для санного обоза в Ленинград наш колхоз из 290 саней 250 дал и больше двухсот саней продуктами загрузили под завязку. А там и зерно, и масло.
Во время этого разговора вспомнил я и фильм про этот обоз и то, что про него читал. Отсюда, из этого «края предателей», как написал Васильев, отправился этот обоз. С соседних колхозов Ленинградской области, что под оккупацией оказались, только на сорок саней продуктов и собрали. Там ни продуктов, ни коней не было. Крохи отдавали.
Вспомнил я и книгу Юрия Никулина «Почти всерьёз», где описывал он свою службу в зенитных войсках. Как от недостатка питания почти всю батарею охватила «куриная слепота», когда с наступлением темноты, почти все солдаты слепли. С наступлением темноты солдаты могли передвигаться только цепочкой -за одним зрячим ходили, положив руки на впереди идущего, по 8-10 человек. Как привезли им рыбий жир и стали давать по две столовых ложки в день, через два дня куриная слепота оставила всех солдат, и они перестали слепнуть с наступлением сумерек.
Когда немцы стали уходить, то генерал германский до последнего стоял на крыльце правления и не давал поджигать дома. Только когда уже стали видны на дороге танки, он сел в автомобиль, и укатил, на прощание махнув рукой бабам.
А как советская власть пришла, так всё по обдирали. За уцелевшие дома смотрели на нас как на предателей. Как будто мы виноваты, что генерал нам такой достался. А когда обоз собирали, то партизаны каждому расписку дали, кто сколько дал для Ленинграда. Большинство от греха подальше, выкидывало или сожгли эти расписки, чтобы немцы не расстреляли. А вот трое расписки сохранили. Так при выходе на пенсию, им как уплатившим продналог согласно закона, два года оккупации в колхозный стаж записали. Война она всё смешала. Пойди разберись, кто здесь подлец и предатель, а кто патриот, но сволочь… Одно слово «Война!».
На фотографии: празднование "Освобождения Заполярья" в Оленегорске.
