1 ноября, вечер сгущается. Мы едем на встречу с Александром Феликсовичем, а в голове безотрывно играет его «Эльдорадо»: ни стряхнуть, ни избавиться.
Заходим в Rockstar Bar, там музыка: у музыкантов саундчек. У нас мало времени, у Скляра его еще меньше. Мы ставим свет, проверяем звук, а я просматриваю вопросы. Александр Феликсович, по его признанию, не любит интервью и журналистов, так что у меня тремор: как примет? Но с первого же ответа становится понятно: разговор удастся.
— Есть ли у вас любимые книги, которые вы перечитывали хотя бы два – три раза?
— Большая часть этих книг идет если не с детства, то с юношества. «Остров сокровищ», «Граф Монте-Кристо», «Моби Дик» – эти книги в моем кабинете стоят на отдельной полке. Не просто как любимые, а те, которые можно в любой момент взять и перечитать, причем с любого момента. Книги, к которым я возвращался не раз, уже будучи взрослым, — это «Грек Зорба» Никоса Казандакиса, «Лавр» Евгения Водолазкина и «Крепость» Петра Алешковского. «Грека Зорбу» прочитал, наверное, уже раз пять. Есть фильм, вполне адекватный книге, что редкость. И у меня есть даже несколько песен, так или иначе связанных с этой книгой: «Ведьма» (альбом «Ведьмы и стервы», 2002 год) и «Любовь и смерть Бабулины Лонгория» (альбом «Ястреб», 2016 год), тоже навеянная персонажами Казандакиса.
— И что меняется со временем, если меняется, в восприятии «Острова сокровищ» и «Графа Монте-Кристо»?
— Конечно, меняется. Во-первых, все эти книги — романтические, в первую очередь. Так что если в тебе продолжает жить ребенок (а он должен жить в творческом человеке, потому что творчество – детская игра), то, перечитывая их, ты узнаешь в себе ребенка. А если брать такую мощную книгу, как «Моби Дик» — в ней есть романтическая линия, конечно, но прежде всего это философский роман. И философию ты понимаешь постепенно, только с годами. Ты вроде бы читаешь одно и то же произведение, и всех героев его уже наизусть знаешь, но лишь спустя время начинаешь понимать его замысел. А замысел — великий, потому что Ахав, главный герой романа, не просто гоняется за белым китом. Он видит в ките воплощение вселенского зла. И вот этот вопрос «имеет ли человек право пытаться уничтожить это зло?» кажется мне одним из самых мощных в литературе.
— Если бы какой-то режиссер взялся снимать фильм по мотивам вашей жизни, то кто наиболее точно сумел бы отразить все нюансы, настроения и перипетии?
Моя жизнь не очень богата на внешние события. Конечно, в ней были яркие эпизоды, но она не идет ни в какое сравнение с теми, кто прожил действительно мощную, богатую жизнь с кучей приключений, с рисками настоящими, как, например, Эдуард Лимонов. Моя жизнь полна внутренних событий, так что режиссер, который мог бы это выразить адекватно, должен составить список из десяти моих песен. И если хотя бы пять из них совпадут с моим внутренним рейтингом, тогда я пойду на сотрудничество. Но мне не видится подобный режиссер среди тех, кто работает сейчас в кино. Исключение — Нормунд Лацис. Он не известен широкой публике, это режиссер авторского кино, и он снял для меня несколько клипов. Собственно, когда у меня возникает какая-то новая идея, я первым делом обращаюсь к Нормунду. Пофантазируем: если бы у Нормунда был бюджет, ему бы я доверил снять фильм о моей жизни.
— Следите за российским кино, что-то понравилось из последних картин?
— Одним из удачных, на мой взгляд, кинособытий, стали «28 панфиловцев». Несмотря на то, что он не соответствует исторической правде, фильм хороший. В нем есть правда искусства. Мне даже не очень интересно, насколько точно судьбы героев отображены в картине: правда кино меня убеждает. И «Белый тигр». Кино, которое захотелось пересмотреть.
— Давайте к музыке перейдем: как вы относитесь к рэпу, хип-хопу?
— Я отношусь к рэпу как к течению, которое во многом пришло на смену рок-н-роллу. Что совершенно естественно: каждый жанр имеет свой период существования. Актуальность рока в его классическом понимании, мне кажется, уходит. Хотя, разумеется, в рок-музыке еще происходят серьезные события, как последняя (или, как мы, суеверные музыканты, говорим «крайняя») пластинка Юрия Шевчука и группы «ДДТ» «Галя ходи». Рок уходит, на смену ему пришел рэп, который «подхватил знамя» в плане актуальности, самобытности текстов. Рэп-музыканты по-новому работают с русским языком. Это здорово, ребята открывают новые возможности: и потому что они опираются на всех нас, предшественников в музыке, и потому что сама динамика языка меняется. Мы не смогли бы так сочинять двадцать лет назад, мы жили в иных темпах, иных ритмах.
— В одном из интервью прочитал, что вас привлекает культура Японии. Что именно кажется интересным и с чего началось знакомство с этой страной?
— Этот период прошел, как ни печально. Мне многое было интересно в культуре Японии, но это стало угасать. Для меня понимание культуры Японии было связано с фигурой Акиры Куросавы и его любимого актера, Тосиро Мифунэ. Их уже нет, и следующим явлением стал Такеши Китано, но мне кажется, что он уже все сказал. Во всяком случае, для меня. Он не сумел превзойти свои шедевры «Куклы», «Кикуджиро» и «Фейерверк». Уход моего интереса к этой фигуре совпал с уходом интереса к Японии. Уже нет никаких открытий, почти исчерпана тема. А может это связано с тем, что я ощущаю нынешнюю Японию, как страну, которая прогнулась. Мощный самурайский дух, составляющий энергию этой страны, никак не вяжется у меня с тем, что они как-то лежат под американцами. Перед теми, кто разбомбил Хиросиму и Нагасаки. И хочется спросить: где же ваше достоинство? Где ваш дух?! И мне становится жалко их. И даже, знаете, немного брезгливо.
— А есть еще какая-нибудь место, которое вас притягивает и вдохновляет?
— Скандинавия. Там есть к чему присмотреться. Их великие предшественники, викинги. Не в таком, кинематографическом виде, а в глубоком понимании. И Египет, только никоим образом не нынешний. Египет пирамид, великих династий, фараонов.
— Вы часто рассказываете о пластинке Джимми Хендрикса, случайно попавшей Вам в руки и бережно хранимой. А есть еще какие-то пластинки, особенно дорогие вам? И почему?
— Хендрикс до сих пор «жив», фотография с этой пластинки висит в рамке, в моем кабинете. Это любовь навсегда. Потом, у меня есть вся дискография Led Zeppelin, весь номерной, но с юности в этом каталожном Led Zeppelin особое место занимает альбом III. Он — особый, я когда-то был поражен и оформлением этой пластинки, и содержанием. Есть пластинка, которую мне подарил Петр Николаевич Мамонов из своей огромной коллекции редчайшего винила. Он слушает музыку только на виниле, для него другой не существует. Всё другое — это представление о музыке, как он говорит. Так вот, он подарил мне пластинку Элвиса Пресли, она отдельно стоит. И, пожалуй, нежное отношение у меня к первому винилу группы «Ва-банкъ» — «На кухне». Я помню нечеловеческое счастье, когда взял эту пластинку в руки.
— Что для вас свобода?