То, о чем пойдет речь, происходило через несколько месяцев после «зимней войны» 1939 года . Это было время, когда финские войска наступали уже в глубь советской территории в соответствии с планом «Барбаросса». Соединения финской армии, миновав старую границу с СССР, продвигались вперед, навстречу немецким войскам группы армий «Север», чтобы юго-западнее Ладожского озера соединиться с ними и, образовав второе кольцо блокады вокруг Ленинграда, окончательно отрезать его от страны.
Финские войска, выйдя к реке Свирь, оккупировали большую часть Карелии и переименовали ее города. Карельская столица называлась теперь не Петрозаводском, а Яанислинна, Олонец стал именоваться Аунусом, Медвежьегорск — Кархумяки. Все это происходило в соответствии с предначертаниями маршала К. Г. Маннергейма, который в своем приказе, отданном им 10 июля 1941 года, ясно определил перспективные задачи своим войскам.
«Свобода Карелии и Великая Финляндия, — говорилось в нем, — озаряются нам в огромном водовороте всемирно-исторических событий».
Это были, конечно же, не только взгляды главнокомандующего финской армией. Приказ отдавался с ведома руководства страны, лично президента Ристо Рюти.
Именно тогда, в июльские дни, советское правительство решило пойти на пересмотр мирного договора с Финляндией, на основе которого 13 марта 1940 года прекратилась «зимняя война». Используя посредничество США, оно предложило финскому правительству приостановить дальнейшее ведение войны и заключить новый мирный договор с учетом предложений Финляндии. В письме Сталина, направленном 4 августа президенту США Рузвельту, говорилось:
«СССР придает большое значение вопросу о нейтрализации Финляндии и отходу от Германии. Советское правительство могло бы пойти на некоторые территориальные уступки Финляндии с тем, чтобы замирить последнюю и заключить с нею мирный договор».
Американское правительство через своего посланника в Хельсинки Г. Ф. Шоенфельда передало финнам советское предложение. Какой же последовал на это ответ?
«Ожидаемое взятие Ленинграда, — заявил Р. Рюти, — прояснит положение Финляндии на фронте».
Как считал президент Ристо Рюти, через несколько недель это должно было произойти.
Но шло время, а Ленинград стоял непоколебимо. Вашингтон продолжал настойчиво побуждать правительство Финляндии прекратить агрессию, заявляя, что лишь «небольшой шаг» остается до разрыва с нею дипломатических отношений. В конце октября 1941 года госсекретарь К. Хэлл сделал в трех нотах, направленных в Хельсинки, подобные предостережения. В еще более ультимативной форме последовали заявления правительству Финляндии из Лондона. Речь прямо шла о возможности вступления в войну с ней. 5 декабря 1941 года это и произошло: Англия объявила войну Финляндии.
Здесь мы подошли к выяснению самого важного, что позволяет понять позицию, которую занимало финское руководство не только в 1941 году, но, как можно понять, думало о ней и раньше, еще в период войны 1939 —1940 годов. Суть этой позиции выражена в ноте Финляндии правительству Соединенных Штатов Америки 11 ноября 1941 года. В ней говорилось следующее:
«Финляндия стремится обезвредить и занять наступательные позиции противника, в том числе лежащие далее границ 1939 года. Было бы настоятельно необходимо для Финляндии и в интересах действенности ее обороны предпринять такие меры уже в 1939 году во время первой фазы войны, если бы только ее силы были для этого достаточны».
Открытость, с которой было сделано такое признание, может быть объяснена, очевидно, полной уверенностью в поражении Советского Союза в войне.
Характерно, что ни в одной из работ финских историков нет упоминания о содержании указанной выше ноты от 11 ноября. Может быть, финское руководство вообще не ставило вопроса о выходе своих войск за пределы границы 1939 года и переносе ее в глубь советской территории?
Свет на этот темный вопрос пролила телеграмма, направленная 11 ноября 1941 года, из МИДа Финляндии своим зарубежным посольствам, было дано следующее разъяснение:
«Мы сражаемся не иначе как для обеспечения своей защиты, стремясь обеспечить себя от захвата противником наступательных позиций за пределами старой границы. Для Финляндии это было бы важно сделать еще во время «зимней войны, если бы силы имелись достаточные . Едва ли в этом случае были бы сомнения в правомерности наших операций».
Президент Р. Рюти тогда уже определял будущую восточную границу Финляндии. Она виделась ему проходящей по Неве, южному берегу Ладожского озера, Свири, Онежскому озеру и далее к Белому морю и Ледовитому океану (с включением Кольского полуострова). В финской ставке намечавшаяся граница была названа «стратегической».
В этой связи естествен следующий вопрос: почему же осенью 1939 года на советско-финляндских переговорах в Москве, при постановке вопроса о том, чтобы в интересах обеспечения безопасности Ленинграда несколько удалить от него границу на Карельском перешейке (с соответствующей территориальной компенсацией), это не нашло понимания с финской стороны? Ведь для СССР разрешение данной проблемы также диктовалось стратегическими соображениями, касавшимися укрепления своей обороны на северо-западе страны.