Эмма приехала в Семью поздней осенью 2014 года, потому что в гос приюте у старушки отказали задние лапы. Она сидела в холодном вольере и не могла встать.
Пока мы думали, в какой день сможем ее забрать, собаку переместили в медблок, там она отогрелась и вроде как снова пошла. Решение мы от этого не поменяли — нельзя вот так просто что-то пообещать собаке и не сделать.
В первые месяцы в Семье Эмма расцвела, скажу я без ложной скромности. Набрала вес и стала значительно лучше двигаться, практически без подволакивания и шарканья задними. Она выдерживала долгие прогулки, длительность которых выбирала самостоятельно, и выглядела очень, ну просто очень славно.
Я до сих пор с умилением открываю фотографию забравшейся на диван Эммы и мирно спящей там, вытянув лапы во всю длину. Было же время...
В марте она снова начала падать, и тут уж даже лечение не смогло вернуть все вспять — пришлось Эмме сдать на права управления четырехколесным транспортным средством. Ключевое слово здесь «пришлось». С коляской у Эммы сначала все было сложно — она в ней спокойно стояла минут пять, пока врубалась в происходящее. Затем начиналась истерика с дерганьем, лаем и закидыванием головы назад. У неё всегда на первом месте была внутренний покой, и я старалась пореже нарушать его. Даже когда подходила к ней на переодевание подгузников и общую процедуру по гигиене, всегда извинялась за вторжение. И это сработало, и мы подружились, и с коляской Эмма справилась. Просто нужно принять тот факт, что все разные, и это нормально.
Эмму у нас с мужем принято называть собачкой-аутисткой: она всегда была в себе, не стремилась к общению, а уж как кусалась по любому поводу! — любо-дорого смотреть, потому что сразу понимаешь: есть еще порох у старушки, да в избытке.
Эмма была крайне вредным существом :) Я говорю об этом с любовью и пониманием, ведь она даже позволяла мне ее гладить :-))
Помимо проблем с задними лапами у Эммы было еще уникальное заболевание — ее сердце регулярно замирало на 5 секунд, чего не достаточно до полной потери сознания (обмороков у Эммы ни разу не было), но вводило ее в какой-то периодический транс, поэтому я всегда следила, чтобы она не «заснула» с опущенным в миску с водой носом. Однажды Эмма заснула с куском мяса во рту, и я даже сделала памятную фотографию с этим сюжетом.
Однажды под утро такое странное, противоречивое сердце Эммы замерло в очередной раз, но снова биться не захотело. Или забыло, потому что это так похоже на Эмму.
Я мало спала той ночью, хотя валилась с ног. Поздно легла и рано встала. Пошла, как обычно, по собакам. Спустившись вниз, увидела мирно спящего пшеничного терьера Лекса (писала про него тут) под бочком у Эммы. Она уже не дышала. С Эммой почти постоянно кто-то лежал, особенно ее любимая Пинта (ссылка про неё). Можно сказать, если не в моих объятиях она сделала последний вдох, то как минимум рядом были друзья. Я попеняла ей на то, что меня не дождалась, но почему-то эти старики часто уходят внезапно под утро - тихо, в той же позе, что и легли спать вечером.
Теперь Эмма свободна от своего так сильно ограничивавшего ее тела и, надеюсь, сможет относиться к нам чуть добрее, чем при жизни. Когда я говорила: «Эмма любит меня», — это значило, что она меня не кусает. Я уверена, она любила свою Псиномать хоть немного, но мне это и не важно, потому что главное — ее любила и люблю я. Такой нелюдимой, подозрительной, диковатой.
Все собаки разные, и мы любим их не за ответную привязанность и хвостовиляние, а за то, что они просто есть. Я никогда не допускала сверхнежностей по отношению к Эмме, но почему-то именно в тот последний вечер вдруг поцеловала ее на ночь — мне показалось, что не укусит, и раз-то в жизни можно. Как же я была права...
Эмма прожила с нами полгода. И мне кажется, это были очень приятные полгода для нее. Может быть, самые комфортные в ее жизни. Но хочу сказать и то, что пока Эмма жила в муниципальном приюте, у нее были самые лучшие в мире опекуны.
И у них тоже есть огромное количество воспоминаний, которым я даже завидую, ведь они знали Эмму дольше меня.
Прикрепляю ее последнюю фотографию — щелкнула на телефон, когда Эмма приложила головушку на Келли...
Мой дорогой друг, тебе сейчас так легко, а я сижу и пытаюсь представить, какой же ты была в молодости. Кажется, у меня получается.