Сашко отчаянно кашлял. Весь дом на Гамарника сотрясался от его натужного, сухого кха-кхааа-га-кха!
Через два дня не вытерпела мадам Гохран и заявила во двор, выйдя на балкон своей комнаты:– О Боже! Может, кто даст этому парню
взаймы шо-нибудь от кашля? У меня от него повышается в голове..
– Мадам Гохран, с вашей фамилии могут повысится только ставки на катране у Зельцера, – это вечный студент Левензон отозвался снизу. – Я вчера дал Сашку три аспирина, но, похоже, он съел их зараз и не запивая.
– Товарищ Левензон, мы все свидетели за ваши таблетки. На них было столько пыли! Эти пилюли не доела ваша прабабушка Ева?
– Вы таки ясновидящая или играли в кино мамашу, потерявшую коляску на Потёмкинской лестнице с моей бедной Евой?
– Мне 42!
– Об этом знает вся милиция от Аркадии до Слободки!
Опять раздался надрывный кашель Сашко.
– Кстати, товарищ Левензон, вы сегодня ходили за скумбрией к Мише? Шо плохого скажете?
– Свежайшая, мадам Гохран... Ой, я извиняюсь – никак не могу привыкнуть к вашей фамилии... Как же он бедный, кашляет! Глядите, к нам поднимается доктор! Это наверное к Сашку.
– Здравствуйте, вам здесь, Макс Соломонович! Вы идёте избавить нас от этой Иерихонской трубы?
– Доброго здоровьица, Левензон! Меня вызвала к нему мадам Гохран ещё вчера, но случилось таки несчастье – у меня развалились единственные туфли. Пришлось идти к сапожнику Якубу их чинить. Этот биндюжник Якуб хотел сделать из них штрудель, а не туфли. Я сказал ему: "Мне надо идти быстрее к больному Сашко". И что вы себе думаете за ответ Якуба? Этот пролетарий отвечает, что подошва на моих туфлях не подошва, а кардон и что через пять лет у меня будет холодно в ногах! Как будто, старый Макс не знает, что холодно в ногах у меня будет сегодня, если он завтра не починит мои туфли!
Сверху опять раздался громогласный кашель Сашко.
Макс Соломонович тяжело отдышался после этой тирады и стал подниматься по лестнице выше.
– О! Доброго здоровичка, мадам Гохран! Как поживаете после налёта милиции во вторник на ваше заведение?
– Макс Соломонович, и чъто?
– Вы мне будете рассказывать за ичъто?
– Я же вас просила, доктор. Здесь строгие ухи за каждым примусом...
– Хорошо, мадам Гохран, ну и вам за меня громко не разгоняться.
Слышно было, как старый доктор отворил дверь к страждущему Сашко. Снизу опять раздались голоса на лестнице:
– Мадам Гохран, шо вы себе думаете – Макс Соломонович сможет вылечить Сашко?
– Он может вылечить даже любого босяка с дюковского сада... Кстати, если вы, Левензон, пойдёте ещё раз за скумбрией к Мише, возьмите мне одну рибу. Я сделаю из неё салат! Шо вы не кушали мой салат из скумбрии? Хорошо, Левинзон, вы мне только её принесите и такой цимес вы не забудете даже в аду..
– Я отдам вам сегодняшнюю скумбрию. Когда можно будет попробовать ваш цимес?
... Вечером, все трое сидели у Сашка. Ели чудный салат из скумбрии. Вечный студент сбегал в аптеку за лекарством, Макс Соломонович сетовал на сапожника Якуба и желал скорейшего выздоровления Сашку, а мадам Гохран, чуть раскрасневшаяся от сливовой наливки, всё подкладывала мужчинам кусочки и думала о чём-то о своём..
Славные, милые люди...