Как я уже писала раньше мама передала мне в письме фотографии ребенка. Это были пять черно-белых листов А4. Он там был очень хорошенький и милый. Но мне он был чужой. Даже более того, от просмотра этих фото мне стало хуже. Я смотрела и должна была что-то почувствовать. Но я ничего не чувствовала, кроме страха. С этого момента мое улучшение закончилось. Я постоянно открывала тетрадку, в которой лежали эти листы и захлопывала обратно. Девчонки, которым я показала фотки были в восторге и наперебой щебетали о том, какой же он славный, милый и прекрасный и как здорово, что он у меня есть. В очередной день я пришла к Оле в палату, где собрался весь куповский кружок и начала рыдать. Я что-то рисовала на листке в тетради, показывая плюсы и минусы жизни с ребенком. Я объясняла, что без ребенка я не нужна мужу и мне просто негде будет жить и не на что. Даже работать я в таком состоянии не могу. Я вообще ничего не могу. А если я смогу жить с ребенком у меня будет и муж и нормальная семья и жилье и деньги. Они недоумевающе смотрели на меня и не понимали, почему я не могу выбрать жизнь с ребенком. С того момента мне опять стала плохо, помню как муж принес мне очередную передачку и ждал меня в окне. Я выглянула и через решетки сказала, что мне опять плохо и я не могу жить с ребенком. Муж тепло посмотрел на меня и сказал, ну ты что, это же часть меня и часть тебя. Я ответила, что я не могу. Он посмотрел на меня таким взглядом, который я не забуду никогда. Махнул рукой и ушел. А я стояла и смотрела сквозь эти решетки ему в спину. Смотрела как медленно отдалялся от меня и казалось навсегда. Мне не помогали никакие разговоры, таблетки, режим, девчонки из куповского кружка. Со мной уже даже особо и не хотели общаться. Еще я постоянно доставала санитарок и медсестер, спрашивала, бывали ли у них такие случаи, что я не люблю своего ребенка и не могу понять как все изменить. Ангел Антонина Петровна гладила меня по голове и повторяла, что ребенок часть тебя, как же можно не любить себя. А я ничего и никого не любила. Мне было только жалко мужа, который работал из дома, не спал и ухаживал за грудным ребенком. Я не понимала за что мне такое выпало и не верила, что это когда-то закончится. В психушке было уже невыносимо от этих психов, врачей, уколов и жесткого режима. И домой меня выписывать не торопились. На дворе был уже апрель, а положили меня 19 февраля. И я решила притворяться, что мне стало лучше, чтобы меня выписали.
Продолжение следует...