Глава 8
Поздним утром, сидя в пустом ресторанчике в парке у театра Види, бросая рассеянные взгляды на гавань с яхтами, Петров и Васечкин обсуждали сложившуюся ситуацию. У них оставалось в запасе всего несколько дней. В среду уже начиналось заседание исполкома, а там фокусами заниматься было уже поздно. В свете сложившихся обстоятельств, с появлением новых участников мероприятия, хотя и ожидаемых, но как всегда неожиданных, вопросы, требующие решения вырисовывались следующие. Первым делом надо было удостовериться, что все члены исполкома не подведут и поддержат нужное решение. Ведь, ночные конкуренты бывших российских пионеров, могли нанести визиты всем участникам процесса. И также, подправить их результаты в пользу Боржоми. Так что надо было все перепроверить и если надо вмешаться. Этот пункт, Петров продумал еще с утра, когда шел передавать запрос в центр. Так что сейчас им с Васечкиным оставалось только нанести на карту, те адреса, которые им предстояло посетить. Маршрут, конечно, получался экскурсионным – прокатиться приходилось из конца в конец, по всем достопримечательностям городка и окрестностей. Но деваться было не куда. И хотя в карьерах Петрова и Васечкина, это были далеко не первые задания, но такую ответственность они ощущали впервые. Они понимали, что на карту поставлен престиж страны. Отступать было некуда, позади, в случае неудачи, их ждал только подвал архива. «Куда уходит детство, в недальние края».
Вторым делом, необходимо было выправить цифры отчета господина, продвигающего Боржоми, этого неожиданного конкурента. Почему вдруг Боржоми, с учетом нынешних их хозяев, более или менее было понятно. Но, пока же воз оставался там же, в канцелярии. Ночная попытка Васечкина исправить положение, как мы видели, потерпела фиаско. Вспоминая об этом, Васечкин краснел, представляя, как он наваляет, вырубившему его конкуренту, а Петров белел, стыдясь, что не рискнул подобраться ближе и узнать хотя бы номер машины. Но пока, центр не передал новую канцелярку, тут они были беспомощны, что-то изменить. Надо было ждать. Третье дело, которое необходимо было сделать, было самым ответственным и требовало ювелирного мастерства. Это была личная ответственность Петрова. Эта запланированная на завтра встреча с Председателем и передача эксклюзивного компромата на некоторых его сотрудников. Это была та папка документов, которую передали из центра с дипломатической почтой и которую Петров с любопытством штудировал в поезде. Петров не был ни ханжой, не идеалистом, но его удивили некоторые пристрастия членов этого избранного клуба. Так что было понятно, почему Председатель, которого в некоторых кругах называли Чистюля, так хотел заполучить эту папку. Там было кого почистить. Помимо этого у Петрова были еще кое-какие полномочия в этом отношении, о которых он не стал рассказывать Васечкину, зная его ревнивый нрав. «К ребятам по соседству, таким же, как и я».
И наконец, самым важным делом сейчас, это было все-таки выяснить, кто же были и по возможности обезвредить, тех таинственных ночных ассистентов Боржоми. Так как день предстоял быть напряженным, в разъездах по всему городу, то у Петрова, даже возникла мысль – отложить, свой сегодняшний визит в казино, где его ждали любезные служащие архива, согласившиеся сделать ему несколько копий с нужных кадров. Но Петров, не стал бы тем Петровым, которого мы видим сейчас в Лозанне. Он бы остался тем недотепой, которого мы помним по школе. Остался бы Петровым, влюбленным в Машу пыхтящим, сопящим, и подкладывающим ей канцелярские кнопки на стул, чтобы приобрести ее благосклонность. Но, еще там, в глухих торосах, где прошло его отрочество, он научился дожимать ситуации до конца. Без этого в торосах не выжить. Ни с папой, ни без него. Уже давно, какие бы мысли не жужжали в голове или груди Петрова, он выработал в себе внутреннюю дисциплину, позволившую ему стать Петровым, которого видим в Лозанне, а не которого мы помним по школе и пионерскому лагерю. Хотя, конечно, тот Петров ни куда не делся, как и тот Васечкин, просто ребята, надели поплотнее доспехи, которые они впервые примерили, сбежав из лагеря, свершать свои Донкихотовские подвиги. «Куда уходит детство, куда ушло оно?»
Обсудив последние детали своих действий, наши друзья, заглядевшись на шеренги яхт в этой марине возле ресторанчика, вставая, синхронно вздохнули, каждый про себя посожалев, что даже на самую простенькую яхту на этой парковке ему не наскрести. Выйдя из забегаловки, они сели на велосипеды и покатили через весь город в сторону райончика Шайи. Если целей много, то стрельбу начинать надо, там, где кучнее. Помнили они назидание, полученное еще на курсах Ворошиловского стрелка, на которые стали ходить еще, будучи пионерами, чтобы стрелять как «Неуловимые мстители». Так что начали они с этого комфортабельного района Лозанны, потому что там было кучнее. Именно там располагалось сразу четыре виллы, в которых проживали сейчас интересующие их персоны. И там же не далеко, находились еще пару отелей, в которых остановились еще несколько их коллеги. Им даже по путти было заехать в казино. «И где найти нам средство, чтоб вновь попасть туда».
Как говорится, не знаешь, где найдешь, что потеряешь, кого ищешь, что найдешь. Так подъезжая к казино Монбено, Петров издалека увидел на траве знакомый силуэт. Он не сразу понял, что и кого он увидел. Последние часы, мысленно, он все возвращался и возвращался к этому силуэту. Ребята бросив велики тут же на травке, подошли к компании, загорающей на этой эспланаде. Это были их знакомые, с которыми они так приятно проводили последние вечера. «Присоединяйтесь!» - делая широкий жест рукой, обратилась к нашим героям одна из девушек. И если Васечкин, с расплывшейся улыбкой присел со словами: «Отлично!», то Петров в подторможенном состоянии, в лучших былых своих традициях общения с Машей Старцевой, начал бубня под нос: «Да мы тут…, так, просто пришли…так, хотели посмотреть…, когда кино в казино». Но этого Петрова, мелькнувшего из детства, которого узнал только Васечкин, Лозанна видела только несколько секунд. Привычка, закалившаяся в торосах, взяла свое, и Петров вслед за Васечкиным присел на лужайку и стал мирно болтать с новыми приятелями. Тут, он обратился к Васечкину, но так чтобы все слышали: «Схожу, узнаю, по фильмам» - и он, не дожидаясь ответа, встал и направился в сторону казино. «Куда уходит детство, в какие города?»
Появившись через 15 минут снова на аллее, Петров подойдя к компании сообщил: «Завтра «Убийца» с Мастроянни, в шесть тридцать, Вы, как?» «Вечно, вы со своим Марчелло», - тряся рукой, в подражании итальянцам и смеясь, воскликнул парень из этой компании лже-французов. «Ну, тогда либо американский боевик в понедельник, либо «Шервурдские зонтики», вторник. Сегодня, четверг – киноклуб, хотите дискуссии с режиссёрами? На выходных же у них фестиваль» - доложил Петров распорядок работы казино на ближайшие дни. «Давайте, вечером решим, сегодня посидим у озера?» - спросила девушка, так привлекавшая внимание Васи. «Конечно!» - ответил за обоих Васечкин. Петров улыбнулся и добавил: «Ну, мы кататься, кто-нибудь хочет?». Правда, нельзя было не заметить, что кроме как у Васечкина, ни у кого не было возможности присоединиться к нему, в виду отсутствия двухколесного транспорта. Выждав паузу, и не снимая приветливую улыбку, он подмигнул всем, меж тем как Васечкин встал и направился к велосипедам. «До вечера!» - крикнула им в спину все та же девушка. «Отлично!» - ответил ей Василий, и уже отъезжая помахал на прощанье рукой. «Наверно, в край чудесный, где каждый день кино».
«Ну. ты и пялился! Влюбился, что ли?» - подколол Петр Васю, крутя, педали рядом с ним. Петров пропустил это мимо ушей. Лицо его было серьезным, ему было о чем подумать. Так они проехали несколько минут, как будто никуда не торопились. Наконец, когда они проезжали по алее Ансерме, этого математика, профессора Лозаннского университета, который в двадцать лет увлекся музыкой, и покорил за дирижерским пультом не только широкую публику, но и таких музыкальных гурманов, как Дебюсси, Равель, Стравинский. С подачи последнего Ансерме, даже стал главным дирижером Русского балета Дягилева. В тени этой алее, возле шведского консульства, Васечкин притормозил. Петров тоже, и кинув взгляд на табличку с название улицы сказал: «Известный дядька». Оба огляделись. Васечкин, скинув ноги по одну сторону велосипеда и облокотившись на раму, приняв непринужденную позу, спросил серьезным тоном: «Ты видел?». «Нет, а что?» - поинтересовался Петров. «Бинокуляр. По-моему Магинон» - сказал Васечкин. «И что?» -еще раз поинтересовался Петров. «Сам подумай! Зачем каким-то простым туристам такой прибор!» - не сдавался Васечкин. Петров мог бы одним доводом разрушить всю паранойю друга, но у него были свои, более весомые подозрения, поэтому он просто сказал: «Давай ты по адресам без меня!». «Знаешь же, что делать. А я, к центру на связь. И будь осторожней, если за нами не следят, то это не значит, что за нами не следят!». «И зимой, и летом небывалых ждать чудес, будет детство где-то, но не здесь».
Друзья разъехались. Петров свернул к Рюмину, а Васечкин заколесил в сторону Шайи, где начал шерстить адреса на предмет какие у кого бумаги и что в этих бумагах содержится. Сначала вилла, за виллой, потом гостиничный номер, за гостиничным. Минута за минутой, час, за часом. Где надо карабкаясь, как геккон по отвесной стене, где надо кошкой влезая в форточку. Или квартирным воришкой, подбирая ключи и блокируя сигнализации, он не оставляя следов и не нарушая покоя, даже тех, кто в это время находился в доме, к файв о клок, уже завершал свою работу. Все было аккуратно сфотографировано. Таким образом, у него на руках сформировалась почти полная копия пакета документов, которые должны будут рассматриваться на ближайшем исполкоме. «Оно уйдет неслышно, пока весь город спит, и писем не напишет, и вряд ли позвонит».
В далекой Москве, это был не самый теплый день в июле 2006 года. Да и вообще это лето не радовало многих. Вот и генерал Сидоров, сидя за письменным столом, несмотря на свою многолетнюю закалку, немного ежился. Рубашка, белый, педантично выглаженный воротничок, темно синий свитер, пиджак, все это не согревала старого вояку. Врачи запретили ему курить, но он бы плевал на их предостережения, если бы не слово, которое он дал своей супруге Екатерине Петровне Сидоровой. Так и крутил он теперь целыми днями в руках нетронутую сигарету. Его проницательному, как рентген взгляду ни мешали ни стены, ни зашторенные окна, ни люди. Сейчас, он неотрывно глядел на памятник Дзержинскому, который стоял в своей шинели на кругу, в центре бывшей одноименной площади, ныне Лубянке. Какую думу он сейчас думал, где были его мысли? Вспоминал ли он, как давал напутствие молодому сотруднику перед ответственейшей операцией, или как он сам некогда в Швейцарии, находясь на нелегальном положении, случайно забредя в непонятный кинотеатр, обомлел, увидев военную хронику. А может, перебирал варианты развития сложившейся ситуации. Кто знает, кто проникнет в этот засекреченный ум. Так и сидел он в этот час, мерно постукивая указательным пальцем правой руки по лежащей перед ним шифровке. «И в сугробах белых, и по лужам у ручья, будет кто-то бегать, но не я».
Продолжение следует