Вести с Фомальгаута

Первый раз оружие применил и в битве при Битве - тогда в ров вокруг замка выпустил и кучу рыб, и когда к рыбам приблизились идущие по мосту рыцари, ры исчезли, а то, что осталось, слилось воедино, образуя быцарей, которые до сих пор плещутся во рву, бренча чешуйчатыми латами или латными чешуями, тут уж кому как больше нравится. Правда, самому замку тоже не поздоровилось - как раз в тот самый момент солнце склонилось к закату, а оружие еще не было отключено - и когда замок и закат встретились, за исчезло, и в небе над холмами повис призрачный мокат - его можно увидеть до сих пор, хотя прошло уже больше тысячи лет. Правда, подойти поближе не получится, потому что защитник замка догадался свести сон и сов, и получившиеся ваны неслышно и незримо парят над холмами, навевая морок на каждого, кто осмелится приблизиться к их цитадели. Более того, поговаривают, что где-то возле замка на деревьях висят страницы старинной книги, и если к замку приблизиться странник, то исчезнет вместе со страницей, а получившаяся никца так и будет трепетать на ветру...

Эпилог Солнце не захотело возвращаться на небо, оно так и осталось работать в кофейне, что нравилось всем – и солнцу, и посетителям. Вместо солнца теперь на небе светила ультрафиолетовая лампа, которая отлично справлялась со своей работой. Старый дом наконец-то вышел на пенсию и отправился в путешествие по миру, как давно мечтал. Последняя страница сожженной книги нашла другую книгу без одной страницы и поселилась в ней – история в книге заиграла новыми красками, хотя некоторые злые языки поговаривали, что вместо романа получился полный абсурд. Безымянный остров в Индийском океане добрался до Японии, теперь он живет в зарослях бамбука, играет на сямисэне, по вечерам закрывает сёдзи. Что же касается меня, то меня вообще изначально не было в этой книге, поэтому я особенно ни на что и не рассчитывал. Но все-таки мне тоже улыбнулась удача – я стал городом в городе городов, а это что-нибудь да и значило....

...мимо статуи часов, века и века стоящей на Старостарой площади, проходя мимо которых я каждый раз думаю, какими были настоящие часы – не имитации из дерева и металла, а настоящие, живые, - как они ходили по земле, или летали в воздухе, как они жили, а может, и вовсе охотились на людей. Те же мысли посещали меня, когда я проходил мимо каменных изваяний домов и по каменным мостам – но моей фантазии не хватало, чтобы представить их настоящими, живыми, по образу и подобию которых в глубокой древности делали каменные копии...

...у меня со входной дверью был негласный уговор: она должна была точно быть дома в восемь утра, когда я выходил на работу, и в шесть вечера, когда я возвращался домой, а также в выходные во второй половине дня. В остальное же время входная дверь могла гулять, где ей вздумается, заходить в кафе и магазины, совершать небольшие покупки (что было очень удобно) и даже ездить верхом. Так было до того момента, когда на моем пороге появился констебль – и когда я уже готовил фразы о том, что никто не запрещает дверям гулять, где им вздумается, страж порядка огорошил меня фразой, что... - ...вы знаете, что за последние два месяца в городе пропали не меньше сорока человек? - Это ужасно... но при чем здесь я? - Вы не при чем... - Тогда почему же... - ...а вот ваша уважаемая дверь... - А что она? - Вы знаете, сколько человек прошли через неё? - Хотите сказать... – я едва не задохнулся, - вошли в мой дом? - Нет-нет, что вы, не ваш дом, а в дверь! - Когда она... гуляла по улице? - Совершенно верно. Вошли, и... не вышли. - Что же... вам придется подождать до восьми утра, когда дверь вернется домой. - Ничего страшного, я подожду. Констебль действительно уселся на крыльцо, и я даже передал ему через окно чашечку чая. Однако, часы на башне пробили шесть, минутная стрелка перевалила через четверть седьмого, а дверь так и не появлялась. - Может... с ней что-то случилось? – осторожно предположил я, - попала под машину... – и тут же одернул себя, ожидая гневной тирады, что вот, отпускаете свои двери куда ни попадя, а потом случается... но Констебль сказал совсем другое: - Может... дверь поняла, что за её разоблачили? - Разобла... что вы имеете в виду? - ...дверь явно что-то замышляла, когда приглашала к себе людей... Я так и не узнал, что замышляла дверь – то ли она уводила людей к их мечте, то ли наоборот, жадно проглатывала человеческие души. Дверь так и не вернулась домой, и мне пришлось выходить и входить через окно – до того момента, как окно однажды вечером попросило отпустить его на вечер где-нибудь до полуночи...

...часовой мастер предпочитал, чтобы его называли часовыми часами – потому что он и был часами, которые неустанно чинили часы, приносимые ему со всего города. Он брался за действительно безнадежные случаи и мог собрать часы из чего угодно, буквально – из чего угодно, из опавших листьев, из относившихся снов, из ненаписанных стихов и неспетых песен. Когда мы спрашивали, кто собрал его самого – случались такие разговоры за чашкой чая – он или отмалчивался, или рассказывал про какого-нибудь старенького часового мастера, но мы понимали, что это не более чем выдумка. Впрочем мне удалось немного приблизиться к разгадке, когда ровно в полночь часовые часы, уверенные, что их никто не видит, стремительно завертели время назад, на года, на века, как мне показалось – на тысячу лет. Уютный дом на окраине города исчез, оставив бескрайнюю пустыню, где на руинах какого-то бесконечно древнего царства часы начали собирать из обломков свою точную копию – и я уже понял, что случится дальше... Я ушел, чтобы не мешать часам, и не увидел самого главного, как часовые часы вложили в руку своей копии свернутый листок, на котором было написано... а об этом знали только сами часы, и больше никто...