Субъективный путеводитель

Что пользы от Военно-Осетинской дороги немного, стало ясно почти сразу по её завершении в 1890-х годах, и замену ей советы начали подыскивать уже в 1930-х годах. На Двальском хребте (часть Главного хребта) нет хороших перевалов, зато техника ушла вперёд - в 1927 году в далёком Нью-Йорке заработал первый в мире автодорожный тоннель под дном Гудзона. На Кавказе ещё в 1917 году, понимая, к чему идёт дело, старейшины и коммунисты Южной Осетии приглядывались к Рокскому перевалу (2996м). В 1931 году его лично прошёл 70-летний геолог царской закалки Франц Левинсон-Лессинг, и по итогам его изысканий Советы решили пробить этот перевал тоннелем. Проектирование дороги возглавил Рутен Гаглоев, совмещавший в Южной Осетии роли первого инженера и советского поэта. Но в 1937 году он оказался вдруг врагом народа, затем и настоящие враги вторглись в страну, а стройка тоннель, открыть который планировалось на рубеже 1950-60-х, так и не началась. Тем более у Транскама нашёлся явный противник - Грузинская ССР. Ведь как и большинство постсоветских конфликтов, прежде вполне дружелюбные грузино-осетинские отношения сменились враждой ещё в Гражданскую, когда националисты из Тбилиси устроили в округе Цхинвали резню местным большевикам. Идея соединения двух Осетий казалась тбилисских властям посягательством на их поляну, да и сами юго-осетины сочли, что если вдруг развернется портал на север - из него тут же полезут воры, хулиганы и прочий малоприятный элемент. И опасения "кударцев" были напрасными, а вот опасения грузин - нет: осенью, когда я три месяца гулял по Грузии, собеседники не единожды проклинали Транскам и Рокский тоннель, для Южной Осетии ставший дорогой жизни, а для России в 2008-м - военной тропой.

Бухара - из тех городов, в которых есть ярко выраженная главная улица, здесь носящая имя суфийского святого Бахауддина Накшбанди. Из карты можно понять, что она начинается напротив парка Саманидов к югу от древней крепости Арк, проходит сквозь махалли Старого города (почти что в них не выделяясь) в стороне от Пои-Каляна, ныряет под арку Саррафона - первого из Торговых куполов, и наконец пройдя через Ляби-хауз приобретает очертания главного въезда в Старый город, в Новом городе переходя в широкий проспект с физическим разделением, ведущий к аэропорту (прямо), вокзалу в городе-спутнике Каган (направо) и могиле самого Бахауддина Накшбанди в предместье. В перспективе её, как Адмиралтейство у Невского - "маяк ислама" минарет Калян, а границей Старого города служит чрезвычайно оживлённый перекрёсток с заглавного кадра, нынешний центр Бухары. Последнее здание со стороны Старого города, замыкающее цепочку показанных в посте про Ляби-хауз махаллей и медресе - довольно интересный позднесоветский ЗАГС с майоликами в стиле Ташкентского метро.

Ардон возникает из нескольких рек, сливающихся по своим долинам почти в одну точку. Чуть ниже всех остальных - Зарамаг, вдоль которой поднимается глухое, теперь почти не обитаемое ущелье. В устье - село Нижний Зарамаг с десятком постоянных жителей, минеральным источником и новодельным Казанским храмом (2007) в горском стиле: Главная его достопримечательность, впрочем, вынесена на утёс в стрелке Зарамага и Мамихдона: парадокс, но именно жители этой горной глуши, со всех сторон зажатые иными народами Кавказа, первыми из осетин стали наводить мосты с Россией. С Зарамага был Зураб Магкаев (в некоторых источниках - Елиханов), выучившийся при дворе грузинского царя. Много лет прожив в России, он был одним из основателей Осетинской духовной комиссии (и думается, сыграл в её организации неоценимую роль), а в 1749 году возглавил посольство, к которому примкнули Батырмирза Куртаулов из Куртатинского ущелья и сосед Елисей Хетагов с Закки. Ещё нескольких уазданов (аристократов) отговорили князья Кабарды: нажить кровников среди вассалов им не хотелось, и в то же время кабардинцы понимали, что осетины хотят дружить с Россией против них. Ведь Кабарда лежала на плодородных землях бывшей Алании, о возвращении на которые и мечтали жители голодных гор. Послы дошли до Москвы, в Петербурге их приняла сама Елизавета Петровна, и в общем по факту процесс интеграции начался. Де-юре же всё было сложнее: Кабарда со всеми своими вассалами числилась в сфере влияния Османской империи, и попытки влезть на эту поляну неизбежно обернулись бы новой русско-турецкой войной. В итоге она, конечно, произошла, и в 1774 году Осетия официально стала частью России. Магкаев, водивший по родным горам миссионеров из московских грузин, до этого не дожил, а дальше выяснилось, что и позицию его разделяют далеко не все: сейчас уже совсем не очевидно, что и с осетинами царской армии пришлось повоевать. Памятник Магкаеву вполне мог бы стоять и с 1974 года (даром что начало стройки ЗарГЭС и Трансками совпали с годовщиной), но появился лишь в 2007-м.

На первом фото за водохранилищем Зарамагской ГЭС видна Транскавказская автомагистраль, а само оно снято с Военно-Осетинской дороги. Второе фото - наоборот. И нет, пушка у поворота не при чём - тяжёлые зенитки КС-19, делавшиеся в 1950-х годах в Ленинграде и Воткинске, теперь защищают Кавказ от лавин, сбрасывая их в удобные людям моменты. А вот в 19 веке перевальными трактами через Кавказ, где даже по окончании войны свирепствовали банды абреков, в Российской империи занималось военное ведомство. Следом за легендарной Военно-Грузинской дорогой были проложены Военно-Осетинская, Военно-Сухумская (Баталпашинская - Сухум) и Военно-Ахтынская (Ахты - Нуха) дороги, в ХХ веке ставшие путями в никуда. Но может именно поэтому, став достоянием истории и туризма, они сохранили звучные названия, от которых так и веяло мундирами, кокардами, дуэлями и обмороками столичных дам. У Военно-Осетинской дороги нет яркой истории: в 1823 году её трассу разведал отряд по приказу Ермолова, а в 1856-97, то есть за почти 40 лет, колёсный тракт протянулся на 275 километров от Владикавказа до Кутаиса. И здесь ни Толстой не удосужился проехать, ни белые красным дать бой, ни отряд партизан сдержать натиск фашистов. Проработав сотню лет как менее удобный дублёр Военно-Грузинской дороги, в конце ХХ века ВОД частью влилась в Транскам, а частью - распалась на два глухих тупика по разные стороны пограничного Мамисонского перевала. В один из них мы и свернули под начало сумерек:

На самом краю Верхней Берёзовки, огромного музея деревянного зодчества в Улан-Удэ, дорожка приводит к Сойотскому комплексу - тут речь про небольшой народ из глуши самого западного и самого труднодоступного Окинского района. И легко ли представить, что оттуда, с гор Саяна, давным-давно спустились ненцы, теперь каслающие с оленьими стадами на просторах полярной тундры? Их относят к северной ветви самодийских народов, а есть ещё южная ветвь, которую ныне представляют селькупы на реке Таз и в Томской области. Железно звенящий селькупский язык ни с чем не перепутать, но ещё в 18 веке такие языки звучали в горах Западного Саяна. История сохранила названия тамошних племён - каргасцы, койбалы, маторы, тайгийцы, камасинцы, в основном растворившиеся среди хакасов и русских уже в 19 веке. Ещё раньше, в 17-18 веках, перешли на язык, схожий с тувинским, самодийцы Восточных Саян - но сохранили самосознание отдельного народа сойотов. В Тунке с её плодородными степными долинами они без следа растворились среди бурят-хонгодоров, а вот на гористой Оке уже бурятам пришлось перенимать сойотский образ жизни. По-бурятски здесь заговорили лишь в ХХ веке: сойотский помнят многие старики и успели изучить лингвисты. В переписи 2002 года сойоты, прежде числившиеся бурятами, вновь выделились в отдельный этнос, и набралось их около 4000 - третий народ Бурятии после русских и титульной нации. Пока жива и главная сойотская особенность - горно-таёжное оленеводство, совсем не похожее на тундровОе: в первую очередь олень здесь - транспорт (причём - верховой и гужевой, а не упряжный), и лишь потом еда и стройматериал. Все остальные особенности сойотской этнографии и вовсе стали достоянием даже не музеев, а этнографических статей: древние ремёсла и обычаи забылись ещё в 19 веке, а на смену им пришли сильно упрощённые и огрублённые под таёжный быт бурятские аналоги, как например одежда из выделанных шкур, но абсолютно по бурятскому фасону. Всё богатое и красивое сойоты просто у бурят покупали, и даже на их святилищах обосновались Будда и Гэсэр. На пастбищах уже в 19 веке оленей стали теснить сарлыки (яки), хвосты которых и здесь висят на шестах. За оградой всего 3 три постройки - аригун-субурган (культовая постройка) и две урсы (маленьких чума) - летняя крыта корой, зимняя - меховая. Богатые сойоты жили в юртах, но с шкурой вместо войлока. Причём не только оленьей - особым шиком у саянской глуши считалось жить под шкурами медведей.

Мчимся вверх по Алагирскому ущелью, прекрасному даже несмотря на опустившуюся хмарь. А порой в пейзаж вторгаются и техногенные элементы. Алагирское ущелье буквально пронизывает Зарамагская ГЭС, разраставшаяся по нему в 1974-2020 годах - почти полвека. У Мизура стоит её машзал, на который вода хлещет по трубам с высоты 619 метров - по этому параметру (на языке гидроэнергетиков - "напор") ЗарГЭС хотя и отстаёт почти втрое от мирового лидера, Бьердонская ГЭС (она же Клезон-Диксенс) в Швейцарии, но не имеет равных в бывшем СССР. Да и мощность как у больших: 342 МВт, сравнимо с Рыбинской и гораздо мощнее Цимлянской. Поправочка: всё вышесказанное относится к пущенной в 2020 году Зарамагской ГЭС-1 у Мизура, до которой воде ещё течь 14 километров через самый длинный в России деривационный тоннель, уступающий лишь некоторым линиям метро да Северо-Муйскому тоннелю на БАМе. У его начала с 2009 года работает небольшая Головная ГЭС (15 МВт), а над ней разделяется трасса: На предпоследнем фото виден Транскам, а само оно снято со старой Военно-Осетинской дороги; последнее - наоборот.