Субъективный путеводитель

Муссонный климат Приморья обусловлен банальной физикой: тёплоёмкость воды куда больше теплоёмкости камня. Как результат, Японское море весной и осенью - фактически два разных моря. Осенью оно ласковое, уютное, почти тропическое, на согретых его дыханием берегах ещё в конце сентября зелено, а с юга просачиваются странные существа вроде морских черепах, медуз-крестовиков или рыбы фугу. Весной оно же - суровое, неприветливое и почти арктическое, а накопившийся за зиму холод задерживает весну на недели. И лиственные леса в начале мая ещё стоят голыми, но в них ждёт особое зрелище - цветущий багульник. Так в Сибири и на Дальнем Востоке называют рододендрон даурский - растение вроде и схожее с багульником, но всё же другое. Больше всего, пожалуй, он впечатляет тем, что цветёт в голом лесу - как сиреневый туман, в голливудских фильмах предваряющий явление потусторонней силы. Этими мерцанием природа начинает пробуждаться на доброй половине страны, и для дальневосточной весны багульник - не менее яркий символ, чем лежбища. Другая примета сезона - молодые папоротники, ещё не успевшие задеревенеть и раскрыться в длинные вайи. Местные из нашей группы весело выдёргивали их из земли: маринованный папоротник, который так любит народ от Байкала до Камчатки - именно из нежных молодых побегов. А на последнем кадре шляпки жёлудей маньчжурских дубов.

На Сосновом мысу, одном из красивейших мест Приморья, гид, выйдя на высокий берег, указал на те камни между высоких скал Бакланьих кекуров, и даже не сразу я смог разглядеть, что на камнях этих нежатся тюлени ларга! Защищённое скалами и мелями от волн, а заповедником - от непрошеных гостей, это лежбище - одно из самых стабильных в Приморье. Минус - в том, что невооружённым глазом нерпы видны лишь тому, кто со здешней природой на "ты", а чтобы снять эти кадры, мне пришлось включать цифровой зум, дающий приближение в 100-150 раз с потерей качества (относительно 50-кратного оптического зума) вдвое-втрое. Впрочем, есть у этой удалённости и обратная сторона: если на лежбищах, к которым подходит катер, ластоногие не спускают с него глаз и понемногу плюхаются в воду, то здесь, даже не подозревая, что их снимают - тюленятся беззаботно: Ларга - не мореход-первооткрыватель этих животных, а их название на языке приамурских народов (в первую очередь морских зверобоев орочей). Его чаще пишут в путеводителях, а вот "для своих" ларги - просто нерпы. Официально - дальневосточные, или пёстрые нерпы (в русскоязычной систематике), или пятнистые тюлени (в англоязычной). Свои названия для них есть, впрочем, и у китайцев, корейцев, японцев, камчадалов, чукчей, эскимосов - ларги встречаются от субтропического Жёлтого моря до островов Канадской Арктики. Особенно обильны они в Охотском море от Северного Сахалина до Западной Камчатки, а вся их численность оценивается в немалые 230 тысяч особей. Размером ларга чуть крупнее человека (1,5-2 метра длины и 100-150 килограмм веса), а вот живёт поменьше - около 30 лет. Лучше всего ларги чувствуют себя на льду, там же в северных морях устраивают лежбища, и даже во Владивостоке зимой их можно видеть прямо у Токаревского маяка, где они охотно позируют фотографам и "хрюкают, как пять свиней" (по словам одного местного жителя). Так что лежбища на камнях - мера вынужденная: Японское море не замерзает. Расцвет этих лежбищ - февраль-март, когда рождаются щенки (да, именно так зовётся тюленье потомство!), успевающие вырасти к маю. А ближе к лету, заделав щенка на следующий год (которого самка не спеша вынашивает 10-11 месяцев), ларги уходят в открытое море.

Лучшее время на Дальнем Востоке - осень, когда прогретое летом море наполняет теплом берега. В пейзажах Залива Петра Великого, на котором стоит Владивосток, в этом время есть что-то адриатическое и купаться хорошо даже когда за сопками тайга уже пылает красками осени. Иное дело - весна: за сопками май кудрявый, а над выстывшим за зиму морем - туманы и дожди, холодные рассветы, и кажется порой, что там, за мысом, не Владивосток, а Магадан. Но есть у дальневосточной весны своя неповторимая "фишка" - лежбища морских зверей на камнях и кекурах, пустеющие к середине лета, и оказавшись в Приморье в первых числах мая перед отъездом в Китай, я задался целью пожать ласту местным тюленям и сивучам. И с этой целью отправился на "маленький остров Путятин возле великой земли" с морской экскурсией из Владивостока. С юго-востока, у выхода из пролива Аскольд, остров продолжают кекуры Пять Пальцев. У крайнего из них - как бы не самое примечательное место всей поездки. Невысокий камень под острой скалой вот уже несколько лет как заняли пришедшие с севера сивучи, иначе - морские львы. Вернее, каждый сивуч - морской лев, но не каждый морской лев - сивуч: в классификации видов они значатся северными морскими львами Стеллера. Они и населяют северную часть тихоокеанских берегов от Кореи до Калифорнии. Приморье - периферия их вод: "мегаполисы" сивучей стоит искать на Сахалине и Камчатке (где огромные лежбища возникает прямо на брекватерах Невельска и Петропавловска), Северных Курилах (в первую очередь - безжизненном вулканическом острове Райкоке) и Командорах, где в своём детстве их видел и я. Тогда я запомнил сивуча как "моржа без бивней", а увидев вновь, понял, что своими силуэтами эти звери напоминают морских котиков - наука относит тех и других к "ушастым тюленям". Но даже с катера не оценить, насколько эти зверюги здоровые. Морской лев крупнее сухопутного: сивучи вырастают до 3,5 метров длины и тонны веса. Поправочка - самцы свиучей, которые натурально в разы (!) крупнее самок. Мы, впрочем, застали на лежбище суровый мужской коллектив: годовой цикл сивучей, по сравнению с ларгами, несколько другой. В апреле самцы только-только выходят на лежбища и начинают их делить, а по итогам часть зверей остаются на сезон холостяками и ищут себе другие места, а часть - дожидается самок и продолжает делить уже их. Что интересно - раздел тут именно стадия: к концу мая секачи уже не лезут на чужие камни и в чужой гарем, а самки, храня верность одному самцу, свободно ползают по всему лежбищу, вскармливают щенков и зачинают новых. В первых числах мая же привычный фон лежбища - вполне себе львиный рык. С приближением катера, впрочем, сивучи прекращали рычать друг на друга и переключались на нас. Я даже пытался это заснять - но всё глушит шум ветра. А вот чего красивые картинки с лежбищ не передают - это запаха: питаются ластоногие в основном рыбой, отхожего места не держат, и если на маленьких лежбищах (как здесь) амбре хоть и противное, но ещё терпимое, то к крупным трудно подойти из-за вонищи. Но - продолжаем путь, и бросив взгляд на остров Ирецкого (назван в честь мичмана с изучавшего эти берега клипера "Разбойник") на фоне Камней Унковского, покидаем пролив Аскольд:

Помимо знаменитого острова Русский, пришитого к материку мостом, в архипелаге Императрицы Евгении есть и "полноценные" острова. Часть из них обитаема, другие населены отдыхающими в тёплый сезон, а на иных и причалить-то некуда. Но и те, и другие, и третьи входят в черту Владивостока. И с острова Попова, следующего за Русским, но без моста, за узким проливом виден остров Рейнеке. Он меньше острова Попова втрое - 4,5 квадратных километра, но тем не менее отсюда не влезает в кадр. В его единственном посёлке около 20 постоянных жителей, но рядом есть ещё научная база ТИНРО, а в сезон ещё и многочисленные гости. Далёкую Облачную гору (149м) венчает домик Мумий-Тролля - на самом деле смотровой пункт воинской части, в которой служил срочную Илья Лагутенко. Ещё на Рейнеке есть Кентерберийский лес, или просто Кентер - дальневосточное местечко вроде крымской Лисьей бухты или кубанского Утриша. Там от лета к лету живут одни и те же странные обитатели, но приехать можно хоть вообще без ничего - по традициям Кентера, всё забытое отдыхающими на "шашлычках" или принесённое морем остаётся на острове навсегда и переходит в коллективную собственность. Только по тапочкам забавный перекос - на Рейнеке они в основном правые, а на следующем необитаемом острове Рикорда левые: видимо небольшой разницы в геометрии достаточно, чтобы течение несло их к разным островам. В остальном же у Рейнеке и Попова схожая история, которую писали французские фермеры Менарды в 19-м веке и военные, покинувшие острова в 1996-м. Над посёлком - одинокий ветряк (2013), энергии которого теперь хватает немногочисленным островитянам.

Приезжих из центральных губерний Российской империи в Закавказье представляли не только чиновники и военные, но и сектанты: Карабах и Зангезур с 1830-х годов стали одним из центров закавказского переселения молокан. С молоканскими сёлами ассоциируются степи Азербайджана и север Армении, но чуть ли не первым молоканином у персидского порога был Гурей Петров из Тамбова, в 1831 году поселившийся на реке Воротан, тогда красноречиво называвшейся Базарчаем. Ещё в Закавказье были духоборы Джавахетии и субботники Севана, но по-своему на этой пёстрой карте сект отметился и Горис, столица Сюника (Зангезура) на юге Армении: в 1890 году на окраине местечка появился Герюсский лагерь для ссыльных по религиозным убеждениям. В первую очередь - yкpaинских баптистов во главе с киeвлянином Созонтом Капустинским, когда-то отославшим свой жандармский мундир лично Константину Победоносцеву с запиской "Отныне я вам не слуга, теперь я слуга Христу". Позже к баптистам добавились штундисты и субботники, и к началу ХХ века население лагеря достигало 40 человек. Это было что-то среднее между ссылкой и тюрьмой - "ссыльные по религиозным убеждениям" размещались не в бараках, а в домиках с огородами, могли покидать лагерь, выходить в лес или искать работу, но жили под постоянным надзором, проверкой любых писем и гостей. Полицейские в горной глуши и вовсе возомнили себя помещиками эпохи крепостничества, обложив ссыльных оброком на большую часть огорода. Но помещику и не престало за чудаками бегать по горам: когда погожим днём весь лагерь разбредался за околицу, надзорные не спешили вникать, чем "ссыльные по религиозным убеждениям" там занимаются. В 1905 году, после манифеста о веротерпимости, большинство ссыльных покинули Кавказ и в итоге нашли кров в Румынии, однако зёрна баптизма с их руки укоренились в молоканской почве: я уже как-то показывал баптистскую церковь в молоканском квартале Баку...