Рассеянные рассказы – 17

– Мамка! Мамка! Там к этой... сын вернулся. А с ним ... такая, – Тимоха прижал грязные ладошки к вискам и растянул лицо.  При этом глаза его стали узкими, как щелочки, а нос сделался широким. Мария доставала чугунок из печи. Бабка Нюра, мать ее, сидела у стола неподвижно, сложив на него руки.  – Охолонь! Кривым останешься! – стукнула бабка по столу, – Ты хоть чё-то чередом можешь сказать? Кто вернулся-то? – Ну, к этой, как ее..., – Тимоха махал рукой. – К тётке Тане что ли? Неуж Андрей? – догадалась Мария, потому как ждала тетка Таня сына уж давно...

– Арестовал кого что ль, Михалыч? Скрипучая телега Смирнова остановилась, Венька с интересом ждал ответа, а Михалыч не встал, наоборот, хлестнул свою лошадёнку. Намек он понял. Не может никак деревня простить ему колчаковское прошлое. Говорили, что зверствовал он тогда. До тридцать восьмого года просидел, а когда вернулся, зажил не хуже прочих. И войну отвоевал, правда, говорят, в тыловых частях, но вернулся с медалью. – А это как посмотреть, – ответил Михалыч на ходу, –Може арестовал, а може и спас...

Швырнув телефон, Юлька трясущимися руками схватила сигарету и принялась щёлкать зажигалкой. И только энергично выпустив дым, более-менее успокоилась. Надо встречать гостью... И не покуришь спокойно теперь. Петька сказал, что едет его мама. Прибывает в субботу поездом, и останется у них на целый день с ночёвкой. Тут, под Воронежем, жила у Евгении Алексеевны сестра, далее она следовала к ней. Двушка, которая досталась Юле по наследству от бабушки, с маленькой кухней и проходным залом, их с Петром вполне себе устраивала...

По школьному коридору быстро шагала Ольга Андреевна. Она проскочила учительскую, ни на кого не глянув, зашла в кабинет директора, плотно прикрыла за собой дверь. – Марь Семеновна, Марь Семёновна... Вы одна? Хорошо... Разговор у меня, – она бухнулась на стул. Директор ещё не отложила свои бумаги, а взволнованная завуч уже продолжала: – Вы можете какие-нибудь меры к трудовику принять? Можете? Не знаю, рублем его наказать или выговор. Поговорить, может... Мария Семёновна подняла на нее удивлённые глаза...

Двенадцать беременных женщин из резаной марли складывали тампоны. От избытка свободного времени помогали роддому. – Ох, там бабенка в родилке эти тампоны стоя крутит. Зашитая. Говорю ей – "лежать ведь надо", а она: "Не могу. Привычная к делам, так и не лежится." А ведь никто не заставляет, – рассказывала женщина средних лет с перманентными кудряшками. – Да-а. Дома дел невпроворот, а мы тут прохлаждаемся. И все потому, что врачиха у нас такая рехнутая. Другие вон ни на каких учетах не стояли, приехали, да и рожают...

– И чего? И эту мне? Хочешь, чтоб сдохла я? – Ну, Светкиных же ростишь. Так а моя чем хуже? Помогать буду, говорю же, денег буду привозить.  – Знаю я. Уж проходили... За Светкиных я хоть копейку получаю, а от тебя дождешься, как же. – Это от Светки не дождешься, а я обещаю. Сколько хочешь-то? – Я хочу покою, и чтоб вы на меня своих детей не валили! Вот чего хочу. Подумай башкой-то. Сколько мне лет? Разве я управлюсь?  – Ну, где двое, там и третья... А мне чего делать? В детдом ее что ли? Так я права не имею...