Простая непростая жизнь.

— Женской дружбы не бывает! - наотмашь отрезала тётя Шура.    Племянница Санька громко высморкалась. Утёрлась столовой тряпкой и зарыдала ещё хлеще.    — Да как же это, тёть Шур? Я давеча Таньке весь огород переполола!  А она...    — Да кикимора она.  А муж ейный того же болота камыш.  Одно слово - Леший...  А чё было-то, Сань? Ты по очерёдности событий рассказывай. Не устраивай тут гвалт Ниагарского водопоя.  Или водопада? Один чёрт - много шуму.    Санька начала рассказывать и даже показывать драму этого утра...

— Уезжаешь? - в его голосе тревога, отчаяние и боль. — Тебе показалось. Впрочем... Да.  — Погоди, так нельзя! Я не успел сказать. Ты нужна. — Да, я знаю. — Тогда, объясни, почему? — Как ты думаешь, если бы я хотела объяснений... — Но почему? Я догоню, я найду, я верну тебя, слышишь? Не бросай трубку, пожалуйста... Ты можешь ничего не говорить, я буду слушать твою тишину. — Перестань. Это слишком сложно. — Нет, нет, нет! Всё очень просто. Ты сама, сама говорила, что вот это вот... Слово про ложь...

— Но я не хочу быть врачом! - твердила вновь и вновь заплаканная Тата. — Детка, кому будут нужны твои рифмы? Кому в нашем городе будут нужны все эти твои антрепризы? Давай, сначала человеческая профессия, а потом поговорим... Как противостоять авторитарной бабушке, Тата не знала.  Мамы не стало два года назад. Рак. Проклятый рак. Бессонные дни и ночи у её постели.  Бабушка работала и работала...  Мама тихо угасала. Тата же вдруг начала писать тексты для школьной команды КВН.  Эти "глупые шуточки" спасали её от ...

— Мы встретились двадцать девятого февраля. Обычный тусклый зимний день. Последний. Она шла... Хм. Такая смешная и неказистая, как девочка, подросток. У меня последний февраль.  А у неё — сумка, баул, с широкой лямкой, расшитой бедным индусом. Лямка сползает с плеча, тянет сумку вниз. Девочка подхватывает сумку, приподнимая плечо... Останавливается, достаёт из сумки конфету, шуршит бумажкой и с наслаждением, надкусывает её, смачно поджимая нижнюю губу. Смешная девчонка. Но она вовсе не девочка, как показалось при первом взгляде...

Поёживаешься, ершишься... От холода сжимаешься, становишься как натянутая струна... Плечи поднимаются... Вдруг чувствуешь, что внутри растёт комок слёз. Молчишь. Держишься. Быстрее домой. Быстрее бы... Метро. Люди. Лица. Чужие. Безликие блики в холоде этих длинных туннелей. Хмурые. Одинокие. Вдруг где-то сияет огонёк чьей-то надежды, чьей-то любви. Чужое тепло. Где-то там среди одиночества. Чьё-то счастье. Уже хорошо. Как будто ускоряется путь домой. Как будто шарик тепла окутывает тебя и укрывает твои зябкие плечи и душу...

Настя уже час сидела с бабушкиным письмом в руках, не в состоянии осмыслить прочитанное. Надо выпить. Да. Нет. Надо напиться. К чёрту, к чёрту, к чёрту всё! Схватила с письменного стола статуэтку тётки с завязанными глазами и что есть силы запустила ею в дверь. Мало. Грохота мало,- решила Настя и пошла в гостиную.  Оглянулась в поисках того, что не жалко разбить. И вдруг рассмеялась. Что ж, злость затаилась внутри и кто его знает, когда прорвётся. Но если Настя думает, что жалко разбивать, а что — нет, то — первый приступ ярости прошёл...