Стакан молока

Вообще-то я был тихий, но стоило меня разозлить, как я совсем терял голову — в глазах появлялся воинственный блеск, я громко сопел, надувался и набрасывался на обидчика с кулаками. Частенько я пускал в ход кулаки и не только когда злился, но и при разрешении различных спорных вопросов. Правда, я был отходчив и после ссоры терзался от своей несдержанности. Конечно, от этого тому, кого обидел, легче не было, тем более что у меня не хватало мужества признаться в своем раскаянии. Я и хотел бы искупить вину, но было стыдно признавать себя неправым...

9 июля 2024 года после тяжелой продолжительной болезни умер Владимир Михайлович Тыцких. Поэт, прозаик, публицист, журналист, редактор, заслуженный работник культуры РФ. Без него невозможно представить Владивосток, Приморский край, современную русскую литературу. Наш автор и соратник. Деятельный и яркий человек, много сделавший для укрепления русской жизни и русского самосознания. Владимир Тыцких родился 29 июня 1949 года в Казахстане, городе Лениногорск (ныне город Риддер). В 1968 году был призван на Тихоокеанский флот...

Был День Святой Троицы, ранней в этом году. Утром Лилия ходила на праздничную литургию, а из храма отправилась помянуть мужа, и показалось ей, что вместе со Святым Духом в этот день сошёл с небес и её Сергей. Побывала на могилке одна – родных в городе N не имелось, а дочери не смогли приехать: младшая сдаёт экзамены в университете, а старшая живёт за границей – не очень-то выберешься. А она так ждала их, особенно младшую. Но не обиделась, потому что обе предупредили. Ну а раз уж так получилось, даже...

Женя Чубук умер от туберкулёза. Его похоронили в тридцати шагах от дома, где он жил. Погост стоял рядом, тёмные кресты тянулись к небу, небо закрыто тучами. Осенние чёрные тропы и такое же небо. Ели кладбищенские как свечки, затухли и оплавились. От погоста до дома Жени дойдёшь легко, нужно будет с горы спуститься вприбежку. Это не дом – лачуга, крытая позеленевшим шифером. Забор из доски, доска чёрная, будто её едят корабельные черви. А куда она плывёт и в каком море? А Женя Чубук плыл по течению...

Вышел вечером прогуляться после послания президента. Война, гибнут ребята, мужики наши, а я – почти слепой – не могу быть рядом с ними. Горько. Иду на хоккейную площадку, там когда-то тренировал ребятишек Костя Шадрин, мы с ним работали в радиаторном цехе. Подхожу, катаются дети, все в форме, рядом мужик на коньках, говорю: – Тут когда-то мужик тренировал детей с радиаторного цеха, жив ли, не знаете? Лицо человека было серьёзным, он ответил: – Я с радиаторного. Я узнал Константина. Конечно, постарел, но такой же сосредоточенный взгляд...

От публикатора. Я побывал в родных местах, сбегал в соседнее Харламово, положить в библиотеку мои книжки. Женщина-библиотекарь сказала: «У нас много лет лежит рукопись какого-то мужчины. Вы - человек пишущий, может, пригодится?» И вручила мне рукопись. Она ещё и у меня полежала, пока я о ней вспомнил. Фамилия автора странная, заковыристая - Георгий Увалов-Вяткин. У нас фамилии проще: Смирнов, Васильев, Рябинин, Петров. Явно псевдоним, в нём показано происхождение его рода. Установить фамилию нетрудно, покопавшись в архиве техникума...

Махмуд не мог понять простого женского каприза в отчуждении жены от его желаний и даже простого нежелания вести с ним разговоры. Он пытался докопаться до причины разрыва отношений с супругой, но натыкался на совсем неласковый взгляд и даже, как ему казалось – не женский, какая-то давно потаённая ненависть таилась в глубине глаз Айши и было странно, что он пугался этого злобного огня, который вспыхивал искрами, когда она смотрела на него. Он хорошо разбирался во взглядах мужчин – смелых, отчаянных, трусливых, но женский, полный неясной ненависти взгляд, был для него загадкой...

Поднявшись на высокое крыльцо и миновав широкую, застеклённую веранду, я вслед за хозяйкой вошёл в светлую комнату, в которой был тот беспорядок, какой бывает при скором и неожиданном отъезде, похожем на бегство. Дверцы шкафа распахнуты, нижние ящики раскрыты; стол, сдвинутый в угол, перевёрнут; короткие, толстые ножки торчат, как придорожные столбики; у печи навалено в кучу что-то громоздкое, накрытое старой клеёнкой. Вид этой комнаты, залитой ярким июньским солнцем, невольно подчёркивая увиденное мною, был таков, что просто хотелось спросить, что это всё значит...

И вроде бы, всего-то ничего: околица, как испоконь, в полыни; июньских туч наполненное вымя; над речкой – клади с тонкою слегой на хуторок, своё забывший имя. Голбец у перекрестья двух дорог, хранимый образком с пресветлым ликом, что под завяз увит степною викой, а чуть левее – опочивший стог в расхристанности прошлогодней дикой. Пусть скажут: мол, святая простота! Но почему тогда захолонуло сердце? И никуда от этого не деться. Всего-то – вдоль да поперёк – верста, но это – деда и отца наследство...

Рита робко постучала в дверь Брюнета и Юли, тут же пожалев, что пришла. Стыдно как-то. Ей открыла дверь женщина лет тридцати. Светленькая, востроносенькая, похожая на Дапкунайте. – Проходите, – пригласила, и препроводила за стол. На нем стоял чайник, расписанный петушками, и две чашки. Блюдо с печеньем, блюдо с конфетами. И третье – с бутербродами с колбасой. – Спасибо, – поблагодарила Рита. Она чувствовала себя не в своей тарелке, потому что Юля смотрела на неё во все глаза. Еще бы: пассия женатого друга её мужа! Они стали пить чай и разговорились...

Рита сдавала экзамены, контрольные, и ждала. Что он позвонит, приедет. Умом она понимала, что так и должно быть. Сейчас, по всем законам любви, у них с Вадимом происходит кристаллизация чувства. Оба фантазируют о том, что могло бы быть, оба изнемогают, и оба идеализируют друг друга, наделяя несуществующими достоинствами. Умом она понимала, а душой тосковала и боялась, что законы любви не сработают. О встрече она рассказала двоюродной сестре, у которой поселилась. Та не прониклась. Кузина вышла замуж...

Рита села в поезд и стала сразу отбиваться от звонков мужа и телячьих нежностей «милого друга». Потому, что «забодали». Муж был на работе и не смог проводить (а, может быть, и не хотел), но позвонил и сказал своё «до свиданья». У него, молодого и красивого, была любовница, потому Рите было плевать на его «до свиданья». Её бесила в нём манера медленно, с паузами разговаривать. «А какое купе? Мммм.... А с кем ты в купе? Ммммм». Да какое твоё дело, пёс шелудивый. Мы с тобой вообще заявление на развод подали, а всё еще пытаешься из себя порядочного корчить...