Стакан молока

Дом они купили уже по заморозкам, когда продали Надёжкину избёнку и корову Никушина. От этих сделок осталось на руках не полных сто рублей, с ними и начали обживаться на новом месте, решив пока избу не трогать до весны, а за зиму, взяв ссуду в совхозе, основательно подготовиться к ремонту. За две ходки перевезли на телеге Надёжкин скарб, опутав вожжами, привели бесившегося от испуга поросёнка, перенесли в корзине оравших кур. От Никушина привели молодую телушку, почти телёнка, Надёжка назвала телушку Зорькой, по той, довоенной корове, пропавшей с чужим гуртом...

В детстве меня все время тянуло к ребятам со странностями, к мальчишкам с ослепительной фантазией, совершающим такие немыслимые поступки, которые нормальному человеку и в голову не придут. Немногие отваживались дружить с такими, а меня к ним тянуло. Я думаю, не потому, что во мне сидел какой-то чертик, который постоянно подталкивал к разным авантюрам, а скорее потому, что я сам был слишком нормальным, чтобы придумать что-нибудь необыкновенное. В нашем классе было трое учеников со странностями — это по моим наблюдениям; многие считали, что их гораздо больше, а один даже — что все, кроме него...

Побывав в церкви на праздник святых Петра и Павла, Надёжка как-то встретила Никушина, в неурочный час возвращавшегося, видимо, с пасеки. Он остановился в тени вётел у Тюляминого моста и явно поджидал её: как всегда, в кирзачах и сером мятом пиджачке. Надёжка хотела свернуть, но свернуть было некуда, и пошла напрямую. Она никогда не считала себя нахальной, но сейчас неожиданно налилась озорством, быть может, впервые после посещения церкви на Петров день. Так она устала в последнее время от череды...

Расскажу я вам историю семьи одного нахального мужика. Зовут его Петька. Ему пятьдесят лет. Развратный, наглый. Мне он, например, говорит: «Вот вы бы за меня пошли?» (Имеется в виду сожительство). Хотела я ему ответить как надо, но удержалась: всё-таки я – государственное лицо, работаю в собесе, зачем же мне опускаться до его уровня?! «Вы, говорю, гражданин, не отвлекайтесь от вопроса». А дело было так. Этот Петька на заре туманной юности женился, построил хату, провел газ, родил ребенка, прожил четыре года и ушел...

Имя Юрия Фёдоровича Самарина (1819–1876) широкой публике неизвестно, между тем его идеи современны, а жизненный опыт весьма поучителен. В центре его внимания был национальный вопрос. Неустанно размышлял он об истории и судьбе русского народа, ратовал за социальную справедливость и свободу, выступал за крестьянскую общину и упразднение главного тормоза развития — крепостного права, из-за которого Россия проиграла Крымскую войну. По Самарину, до Петра I «мы были национальны», а потом начался «период...

На перегоне между полустанками Байроновка и Разгон почти в пяти тысячах километров от Москвы работали прикомандированные к путейцам рабочие из механических мастерских. Среди взрослых было 14 подростков, слесарей-прорубщиков, только что сдавших экзамены на третий разряд и гордо именовавших себя «рабочим классом». Каждому из мальчишек было около 16, и они, как весь рабочий люд, заслуженно получали рабочие продуктовые карточки. Среди талончиков на крупу, жиры, мясо, рыбу, сахар был самым дорогим, можно сказать бесценным, особый талончик размером чуть больше квадратного сантиметра...

На десятый день она получила сразу два письма. Одно от Дмитрия, а второе от Бориса из Орехово-Зуева, куда тот уехал в середине пятидесятых и сперва жил в интернате общества слепых, а после, женившись, так там и остался, перебравшись из общежития в выделенную комнату. Письма от него приходили редко – сам видел плохо, а просить чужих людей – каждый раз не напросишься. От ровного и спокойного почерка на конверте сделалось тревожно, потому что Борис – плохо ли, хорошо ли – адрес всегда писал сам, жена...

Цветы в росе, в росе осока, Не объяснить и не понять: Зачем взмывает к звёздам сокол И в травы падает опять... Я мир увидел с перевала – К вершинам бездн тропа трудна И ты молитвами Урала Мне во спасение дана. Не очарован гордой высью Пусть кто-то, ветренен и груб, Все поцелуи, словно листья, Сорвал с твоих весенних губ. Цветы, цветы и росы, росы: Ты ныне в солнечную тишь Родней воронежской березы Ветвями белыми шумишь. Не знаю, радостью иль стоном Меня судьба вознаградит, Но этот шум летит над Доном, Над Волгой русскою летит...

Она считала себя очень красивой, видной женщиной, хотя на самом деле таковой не являлась. Красивой считали её и сыновья – шестнадцатилетний Виталик и девятилетний Игорь. Они были уверены в неотразимости этой большой, с тяжелой челюстью, женщины. Красивой она не была, а яркой, пожалуй, её назвать можно. В буквальном смысле. Она одевалась во всё цветастое, красилась ярко. Золото, разные дешёвые побрякушки, широкие пояса с блестящими пряжками, лаковые туфли... Её шкаф ломился от нарядов. При всём этом она жила в побеленном двухкомнатном домишке на окраине Ташкента...

В этот тёплый вечер середины мая Надёжка собрала проводы младшему сыну, призываемому с завтрашнего дня в армию. Застолье закончилось поздно, но молодёжь не спешила расходиться и устроила на улице танцы под радиолу и гармошку. Надёжка с сестрой в это время перемыла посуду, разложила по стопкам, отделив свою от чужой, занятой по случаю. Потом они собрали скатерти, подмели мусор в угол, но мыть полы из суеверия не стали, боясь накликать на Дмитрия какой-нибудь напасти. В перерыве танцев вернулся с улицы...

…О, как бурлит Весна года 100-летия Юлии Владимировны Друниной! И, увы, не только «Северной злой весной» «Люди дрожат от стужи» (стихи «Весеннее»). На благословенном Юге, любимом поэтом, преследуют нас небывалые погодные перепады. То – почти летняя жара в апреле, с потрясающей скоростью цветения и плодовых деревьев, и кустарников – сирени, черемухи, и – каштанов, а в первых днях мая и – любимых благоухающих акаций… То – снова: «холода, холода», вплоть до заморозков ночами, воистину – стужа: отопление-то отключено...

Сергей пришел домой лишь под утро. Устало стянул куртку и ботинки с высокой шнуровкой, небрежно бросил джемпер на спинку стоявшего в прихожей старого, вылинявшего и протертого до проплешин на обивке кресла. Тамара Григорьевна, сложив на груди руки, запавшими от недосыпания глазами внимательно следила за сыном. Тот, промычав что-то невразумительное, поплелся в ванную: мать в очередной раз почувствовала сильный запах спиртного. Однако Тамару Григорьевну сейчас больше волновал не алкоголь, хотя сын её и стал баловаться им несколько чаще для его двадцатидвухлетнего возраста, чем ей хотелось бы...