13 января 1934 года родился Дмитрий Валерьянович Житенёв (13.01.1934-2.01.2021). Биолог-охотовед, природоохранник, ветеран заповедного дела, охотничьей и природоохранной журналистики, талантливый публицист и поэт. Работал в научном отделе Алтайского заповедника в 1958-1961 годах.
Он работал в Алтайском заповеднике с 1958 по 1961 годы, но даже по прошествии многих лет всегда оставался другом и помощником заповедника.
Как он сам признавался на страницах своего блога: «Горный Алтай - моя первая любовь». Дмитрий Житенёв рассказывал о Горному Алтае, Алтайском заповеднике и людях, в нём работавших, в своих стихотворениях и прозе. Мы благодарны ему за эти воспоминания, за любовь к своему делу, за то, что был настоящим охотоведом, журналистом и поэтом. С помощью его фотографий мы смогли рассказать современным жителям Алтайского заповедника и Республики Алтай о том, как выглядела жизнь на заповедных берегах Телецкого озера в середине прошлого века.
Дмитрий Валерьянович Житенёв и его работа в Алтайском заповеднике (1958-1961). По профессии - биолог-охотовед. Учился в Московском пушно-меховом институте, а после его ликвидации в 1955 году - в Иркутском сельскохозяйственном, который закончил в 1957 году. Работал в охотинспекции, в охотустроительной экспедиции, в Алтайском и Печоро-Илычском заповедниках, но большее время (25 лет) - в охотничьей прессе (журналы «Охота и охотничье хозяйство» и «Природа и охота», «Российская охотничья газета»).
Три года проработал во «втором» Алтайском заповеднике. Работая начальником отдела заповедника, почти год провел в седле, проехав на своем Чалке, более двух тысяч километров по горным таежным тропам. И каждая поездка, казалось бы, по знакомым уже местам, открывала что-то новое.
После окончания Иркутского сельхозинститута в 1957 году, получив специальность биолога-охотоведа, попал в Барнаул, в госохотинспекцию. В 1958 году был восстановлен ликвидированный в 1951 году Алтайский заповедник.
Весной 1958 года Дмитрий Житенёв стал сотрудником научного отдела. Работал над темами по крупным копытным и соболю, даже был начальником Чулышманского отдела и год жил в Чодро. Фотографией занимался с детства, поэтому и в заповеднике снимал много.
Так Дмитрий Валерьянович рассказывал о той эпохе в своих воспоминаниях.
- Время тогда там было совсем-совсем другое, патриархальное что ли. Бывало даже, вечерами летними в лапту играли! В настоящую русскую лапту с мячиком, скатанным из коровьей шерсти. Играли всем поселком – от мала до велика. На равных! Жизнь текла размерено и обычно. Та жизнь, которую туристы в своем подавляющем большинстве никогда не видят. И туристов тогда на озере было так мало, что и мы их почти не видели.
В начале следующего 1959 года мы совершили маршрут в долину реки Камги, что в северной части Телецкого озера. Там обследовали зимние стоянки маралов и места обитания соболя. Я занимался копытными, а Валера Михлин — соболем.
Транспортом заповедник был небогат – одна моторная лодка с 2-сильным мотором Л-12.
Стал собираться научный отдел – молодежь, выпускники Московского и Горьковского университетов. Понемногу начали осваивать «вверенную» нам территорию. Из Яйлю хребты Торот и Большой Корбу виделись такими близкими, что, казалось, можно было за один день сгонять туда и обратно.
Весной 1959 года директор заповедника предложил мне поездку по дальним кордонам, зная, что Чулышманская долина захватит меня своей красотой. И это действительно случилось. Потрясенный, часами мог рассказывать ребятам из научного отдела о своей поездке.
Я привёз акт обследования лесничеств, работа была сделана. Но это было не главное, что я привёз оттуда, из южной части заповедника. Всё увиденное меня действительно потрясло. Целую неделю не вылезал я из фотолаборатории, и печатал, и печатал снимки. Я буквально заболел Чулышманом, как год назад заболел Телецким озером.
Уже спустя несколько дней после того, как я с мозолями на известном месте, которые получаются от долгой и непривычной езды верхом, вернулся из поездки, директор показал мне проект приказа. Через десять минут после этого я поставил около слов «назначить начальником Чулышманского отдела заповедника с окладом 1000 рублей в месяц» свою подпись, которая, конечно же, означала моё полное согласие с таким великолепным приказом.
Взамен я получил, по своим скромным подсчётам, полную свободу действий (о, как я ошибался!), четырнадцать человек охраны, шестьсот тысяч гектаров тайги и гор, а также хорошего меринка с мягкой рысью-переступью по кличке Чалка. И ещё я получил ту красоту, которая, я уже говорил об этом, потрясла меня до глубины души.
Июль 1959 года. Я — начальник Чулышманского отдела Алтайского заповедника. Много пришлось ездить верхом. По горным верховым, а часто и по звериным тропам, по бурным чулышманским перекатам и струящимся осыпям-курумам с грохочущими камнями, болотистой высокогорной тайгой между пихт, елей и кедров, по-над полукилометровыми обрывами, во все времена года, шагом, рысью и галопом я проехал на своём верном Чалке, как я уже говорил, более двух тысяч километров. Какое это было время! Почти ежедневно я сидел в седле. То надо на соседний кордон Язулу, а до него — 40 с лишним километров по горам. День пути, а дальше на юг селений нет до самой монгольской границы. То — в объезд пастушьих стоянок, то — в райцентр Улаган, который от Чодро в 75 километрах, опять же через перевал. За один день я туда редко когда добирался и обычно ночевал на полпути у пастухов в аиле, алтайской юрте.
Того, кто хоть однажды вдохнул в себя горный вольный воздух, напоённый запахами влажного мха, горных ручьев и далеких пастушьих стоянок, всегда будет тянуть туда снова и снова, чтобы услышать шелест ветра, стук катящихся камней в курумах, сброшенных буном-козерогом, свист невидимого улара, и дальний гул водопадов. Я буду помнить об этом всегда, ведь этот опыт незабываем.
Наступила зима, а забот не убавилось. Надо было обихаживать хозяйство наше небольшое. Когда наступили морозы, а Чулышман замёрз (не весь, конечно), мы стали готовить лес на строительство нового дома. Возили брёвна с левого берега, где был хороший сосняк. Часть распустили на доски продольной маховой пилой на специально построенных огромных козлах. Как жалко, что не сохранился снимок этого устройства. Коней у нас в Чодро было восемь голов. Так как зимой поездок верхом было меньше, чем летом, то половину нашего «поголовья» мы отгоняли за десять километров в долину Шавлы. Там хорошие покосы, и летом в урочище Каирмесс ставили порядочно сена. Однако привезти его оттуда ни летом, ни зимой возможности не было. Вот мы и гоняли туда коней на прокормление. Двое лесников посменно там дежурили с ними. Однажды даже волки к нашим лошадкам подбирались! Надо было ездить и в Улаган за зарплатой и продуктами примерно раз в месяц.
А в марте меня отозвали в Яйлю. Снова я стал научным сотрудником, и начался последний год жизни «второго» заповедника. Однако мы ещё об этом не знали, и ничто этого не предвещало…
После Чодро я, как говорится, снова влился в состав научного отдела. Надо сказать, что к этому году заповедник окреп и начал особенно быстро развиваться. Основной работой заповедника были, конечно, охрана территории и научные исследования. В 1960 году по всем сибирским заповедникам были введены так называемые фронтальные темы по изучению природного комплекса по единым темам и по единым программам и методикам. В Алтайском заповеднике почти все силы были брошены на изучение состояния кедровых лесов.
Для сибирских заповедников это более чем актуальная тема. Мне же была поручена тема по соболю. К этому времени штат научного отдела подрос. Научных сотрудников стало 10, да ещё лаборанты. И народ всё был молодой, каждому было ещё далеко до 30 годков. Мы были полны энтузиазма. Никто тогда не мог подумать, что заповедник будет вскорости ликвидирован.
Вот как это всё было. На январском Пленуме ЦК КПСС первый секретарь ЦК Н.С. Хрущёв произнёс речь, в которой ни с того ни с сего прошёлся своим властным кулаком по заповедникам. Вот этот кусок его выступления. «И еще об одном. Очень много создается всюду заповедников…Что такое заповедник? Это богатство народное, которое надо сохранять. Но у нас нередко бывает так, что заповедниками объявляются такие места, которые не представляют никакой серьезной ценности. Надо навести порядок в этом деле. Заповедники должны быть там, где необходимо сохранять ценные уголки природы, вести там действительно научные наблюдения. Такие заповедники, представляющие научную и государственную ценность, у нас, конечно, есть. Но значительная часть теперешних заповедников — это надуманное дело. Что произойдет в лесах, если там не будет заповедников? Ничего. Природу надо, конечно, беречь, охранять, но не путем создания заповедников с большим штатом обслуживающих их людей».
И закрутилась машина!!! Буквально на следующий день в заповедник прибыл специальный корреспондент областной газеты «Алтайдын Чолмоны» («Звезда Алтая»). Каково же было его удивление, когда он увидел сплочённый коллектив, который занимается нужным делом. Тогда мы даже готовили очередной выпуск Трудов. К чести его надо сказать, что разгромная, как предполагалось, статья им так и не была написана. К великому сожалению, фамилию его я не запомнил. А надо бы было. Ведь в ту пору это был мужественный поступок. Однако очень многие центральные издания «поддержали» Хрущёва. Иначе и быть не могло. Мы продолжали работать — надо же было себя чем-то занять.
Летом 1961 года часть научных сотрудников раскидали по разным заповедникам, часть осталась в Яйлю, перейдя в Телецкий стационар Биологического института СО АН СССР, а я уехал в Москву. И кто знает, как сложилась бы моя судьба, если бы не Никита Сергеевич Хрущёв…
Дмитрий Валерьянович создал замечательную серию фотопортретов людей, работавших в Алтайском заповеднике бок о бок с ним, проходивших тяжелые маршруты, деливших зимовье и палатку. В 2015 году мы решили познакомить сотрудников нынешнего Алтайского заповедника с историями о том, как жили и работали люди на заповедных берегах Алтын-Кёля в прошлом. Дмитрий Житенёв в этом вопросе оказал нам большую помощь –прислал подходящие для печати архивные кадры из жизни Алтайского заповедника 1958-1961 годов, с подробными описаниями.
В 2015 году передвижная выставка «Заповедные люди» проехала по кордонам Алтайского заповедника. Сотрудники заповедника и его гости увидели какая жизнь была здесь более 50 лет назад. В дальнейшем эта фотовыставка экспонировалась в одном из старейших музеев Сибири – в Алтайском государственном краеведческом музее (г. Барнаул), в Правительстве Республики Алтай, в здании Парламента Республики Алтай.
В его живых описаниях мы словно наяву видим этих людей: «Андрей Туймешев – алтаец. Ему лет под пятьдесят. Невысокий, он не кажется сильным, однако голову коню к земле пригибает. C ним я ходил зимой в тайгу. Он очень хорошо говорит по-русски, но иногда путает падежи. С ним спокойно в тайге. Это самый первый мой таёжный учитель, мой Дерсу Узала».
В своих рассказах Дмитрий Житенёв записал удивительные случаи из полевой жизни сотрудников Алтайского заповедника. Самыми удивительными и эмоциональными были встречи с медведями – хозяевами Алтайской тайги. Так, например, он описывает случай, когда орнитолог Алтайского заповедника практически «нос к носу» столкнулся с медведем: «…мне захотелось присесть где-нибудь, перекусить и записать наблюдения, и я стал присматривать местечко сухое. Его я увидел издали, метров с тридцати. Там земля без травы бугром лежала на склоне, будто кто-то специально её здесь насыпал, и сверху уже просохла. Я уселся на этот бугорок лицом к озеру и ноги поставил вниз по склону. …Около самых сапог в этой куче земли была дыра. Как я её сразу не заметил! Шипение шло оттуда… И вдруг увидел от своего носа, сантиметрах в двадцати, морду медведя. Нос, глаз и мохнатое ухо! Медведь не шевелился. Только внимательно смотрел на меня, ворочал носом, моргал и почему-то равномерно шипел. Вот так мы и смотрели друг на друга несколько секунд. Потом схватил я ружьё и на четвереньках задом пополз вниз по склону…»
Однажды сотрудникам заповедника пришлось столкнуться с медведем, плывущим по реке: «…По перекату сплывал медведь. Мы стремительно сближались, и медведь был уже почти под бортом. Даже в сумерках я видел его лобастую голову и фыркающий нос. До него было всего два-три метра. Медведь загребал сажёнками. Когда столкновение с ним стало неизбежным, Юра сильно гребанул правым веслом и вскочил на ноги. Я тоже. И не сговариваясь, мы заорали на медведя жуткими голосами… До сих пор удивляюсь, как это наш страшный вопль не был слышен на кордоне – до него было-то всего метров триста. Медведь развернулся и поплыл к противоположному берегу. Аргут, лая и захлёбываясь в волнах, плыл за ним. Оба почти одно временно выскочили из воды, прогремели галькой и, не отряхиваясь, исчезли в лесных сумерках…»
Будучи начальником Чулышманского отдела, Дмитрий Валерьянович лично развозил зарплату сотрудникам заповедника, живущим на кордонах. Однажды, когда ему пришлось пересекать глубокий брод, с сильным течением, он сам и вся его поклажа в перемётных сумах, вымокли до нитки, «денежки потом пришлось сушить в огороде на солнышке».
ДРУЗЬЯМ-АЛТАЙЦАМ
Синие горы.
Белёсый туман.
В тесном ущелье
ревёт Чулышман.
Ветер рыдает
над древней рекой.
Телецкое озеро
так далеко!
Там приходилось
непросто порой.
Вспомните Яйлю,
Челюш
и Чодро,
Ветры в долине
реки Турочак,
Гари,
где кедры-скелеты торчат,
Снежной лавины
пугающий рык,
Гул водопада
Кату-Ярык.
Вы не забыли!
Вы помните это!
Сколько там
песен хороших пропето,
Сколько истоптано
тропок тайгой
В Клыке,
в Кокши,
на Корбу,
над Кыгой!
А через стены
квартиры московской
Улицы шум проникает
верховкой —
Словно грохочет
телецкий прибой…
Озеро!
Слышишь!
Мы сердцем с тобой!