Леонид Клейн

Очередная лекция в прекрасном Центре знаний «Машук». На этот раз была женская аудитория и женская тема. И сплошь – слушательницы. Меня попросили сделать разговор о женском лидерстве, и я, как всегда, подобрал литературный и киноматериал. Но начать я хотел бы не с него. Еще в школе меня как-то поразило, что нам дают сочинения на тему «Женские образы в романе Лермонтова «Герой нашего времени». Никому в голову не придет говорить специально об образах мужчин. Они как бы по умолчанию. Они существуют и главенствуют...

Многие помнят эту знаменитую фразу Черчилля: «Я всегда следовал правилу: не беги, если можешь стоять; не стой, если можешь сидеть; не сиди, если можешь лежать». Ясно, что, когда речь идет о виднейшем политическом деятеле 20-го века, писателе, журналисте, ораторе, - когда речь идет о человеке, прожившим долгую, бурную и содержательную жизнь, - ясно, что тут сказано не о безделье. А о чем же? Возможно, об экономии сил, об их правильном распределении. Всегда ли нужны натиск и атака? Всегда ли удар должен быть невероятно сильным? Как вы уже поняли, у меня опять пример из настольного тенниса...

У великого японского режиссера Акиры Куросавы есть фильм, который в русском переводе называется «Рай и ад». Статья в Википедии об этой картине начинается с того, что это «криминальный триллер», и это очень смешно, потому что это неправда. Т.е. в фильме есть и элементы детектива, и события там происходят ужасные, но дело совсем не в детективном сюжете. Перед нами мощная драма, эпическое высказывание о выборе, который совершает человек, и о его личности. Все начинается с имущественного спора между акционерами...

Есть произведения, в которых сплошное горе. Неизбывное. И при этом будничное, обыкновенное. Таков рассказ Юрия Трифонова «В грибную осень». Я специально не использую эпитеты «сильнейший» или «мощный» в отношении этого рассказа. Юрий Трифонов – один из моих любимых русских писателей, и этим все сказано. Сюжета почти нет. У Нади умерла мама. Сцена смерти. Переживания. Поминки. Жизнь после. Все. Хромая от острой боли в ступне, она бросилась к двери, ведущей в комнаты: кухня была пуста, печка не горела,...

Странно бы было, если бы я не написал что-то в такой светлый для русской культуры день. 225 лет со дня рождения Пушкина! Не буду говорить о национальном и мировом значении творчества великого поэта, а поделюсь одной личной историей. Лет десять назад я читал лекции о литературе в одном банке. Лекций было много, и в какой-то момент я стал узнавать постоянных слушателей. Один из них был очень приятный. В скромном костюме, с открытым, умным и светлым лицом. Не пропускал ни одной встречи. Конечно, мы познакомились...

Конечно, Ходасевич должен быть первым в названии, потому что он умер во Франции в 1939 году, а Бродский родился на год позже – в Ленинграде, но культура не хронологична, или у нее своя, особая хронология. Бродского я прочел раньше Ходасевича и, как и очень многие, влюбился в его знаменитую «Большую элегию Джону Донну». Бесконечные перечисления вещей и сущностей, убаюкивающая музыка огромного, кажущегося бесконечным поэтического текста, невероятная сложность и предельная простота разговора о жизни и смерти: Джон Донн уснул, уснуло все вокруг...

У великого немецкого романтика Гофмана в цикле «Серапионовы братья» есть небольшая новелла «Автомат». Она повествует о механической кукле, которая не только двигается, как живая, но и разговаривает с посетителями, отвечает на их вопросы и даже угадывает мысли собеседника. «Заведено было так: спрашивающий задавал свой вопрос шепотом, наклонившись к правому уху фигуры, в ответ на что фигура начинала вращать глазами, поворачивала голову к спрашивающему - можно было даже ощутить дыхание, исходящее из уст фигуры, - и тут из глубины фигуры действительно доносился тихий ответ...

Очередной перенос с теннисного стола на письменный. Идет тренировка, мы разыгрываем мяч, серия ударов. Какое слово я слышу от моего тренера чаще всего? Вот оно: «Рано!», «рано!», опять «рано…». Потом более развернуто: «Куда вы торопитесь, дайте мячу отскочить». Потом метафорично и образно: «Не надо торопиться. Там у вас времени столько, что можно поехать попить кофе в Митино и вернуться…» О каком море времени говорит тренер? О тех долях секунды, когда мяч ударился на моей половине стола и летит дальше (кстати, совсем не обязательно туда, где я собираюсь его встретить, но это отдельная тема)...

Я не люблю, когда спрашивают о моей любимой книге. Их много. И книг, и писателей, и поэтов. И многие вещи я перечитываю не по одному разу. И да, я бы растерялся и не знал, какой роман взять с собой на необитаемый остров… Но в последнее время я стал делить книги не на самые любимые и остальные, а на сущностные, глобальные и на те, которые не обладают этими качествами, или обладают не в полной мере. Да, эпитеты «сущностный» и «всеобъемлющий» мне нравятся. Как будто бы авторы таких текстов претендуют на объяснение жизни в целом...

Скоро подходит к концу очередной учебный год. Я не люблю слово «итоги», поэтому хочу просто поделиться некоторыми наблюдениями. Вот уже в течение больше, чем полгода я каждый месяц приезжаю в Нижний Новгород и провожу три мероприятия: студенческий киноклуб и занятия в двух разных школах для старшеклассников. Вот как это было. Первые два раза администрация школы собирала детей директивно: это совершенно понятно и оправдано. Как мне показалось, школьникам были интересны мои разговоры о литературе, и я попросил, чтобы на третий раз пришли только те, кто хочет...

«Признание» - одно из известнейших стихотворений Боратынского. Надо сказать, что само название лирического текста уже заставляет читателя сойти со столбовой дороги культурного стереотипа и быть предельно внимательным: ведь мы привыкли, что признание – это признание в любви. Здесь же наоборот. Лирический герой подробно объясняет, почему не любит и как это произошло: Притворной нежности не требуй от меня: Я сердца моего не скрою хлад печальный. Ты права, в нем уж нет прекрасного огня Моей любви первоначальной...

Есть книги, которые очень трудно пересказать. В небольшом романе Набокова «Пнин» говорится о русском профессоре в Америке. Он филолог, преподает в небольшом и не самом известном университете. Родился в Петербурге, потом революция, эмиграция, Франция и, наконец США. В начале романа Пнин едет читать лекцию в другой город, садится не на свой поезд и вынужден сойти в незнакомом городе, пересесть на автобус, он боится потерять листы бумаги со своими заметками… Это какая-то мелочь, незначительная деталь,...