Чтение при свечах. Рассказы для детей.

Гуси Жил человек, который не верил в Бога и не смущаясь рассказывал всем о своем отношении к религии и религиозным праздникам. Однако его жена верила в Бога и детей своих воспитывала в вере, несмотря на едкие выпады мужа. «Вся эта история – чепуха! – сказал он. – С чего вдруг Богу понадобилось унижать Себя и являться на Землю в виде человека? Это же смешно!». Однажды жена и дети ушли в церковь, а он остался дома. Немного спустя поднялся сильный ветер и началась снежная буря. На поле возле дома человек увидел стаю диких гусей. Видимо, они летели зимовать на юг, но попали в снежную бурю и не смогли лететь дальше. Они заблудились и оказались возле его фермы без еды и укрытия. Взмахивая крыльями, они летали низкими кругами над полем, ослепленные снегом. Человеку стало жалко этих бедных гусей, и он захотел им помочь. Он подумал, что сарай был бы подходящим для них местом. Там тепло и безопасно, они, конечно же, могли бы провести там ночь и переждать метель. Он прошел к сараю, широко открыл его двери и стал ждать, надеясь, что гуси, увидев, войдут туда. Но гуси только кружились бесцельно и, казалось, не замечали дверей сарая или не понимали, для чего он нужен. Человек попробовал привлечь их внимание, но это только отпугивало гусей, и они отлетали все дальше. Тогда человек пошел в дом и вернулся с куском хлеба; он раскрошил его, сделав из хлебных крошек дорожку, ведущую к сараю. Но гуси и на это не поддались. Он был уже на грани отчаяния. Зашел сзади и попробовал погнать их к сараю, но гуси только еще больше испугались и стали разлетаться в стороны – в разные стороны, но только не к сараю. Ничего не могло заставить их отправиться в сарай, где им было бы тепло и безопасно. «Почему же гуси не идут за мной? – воскликнул человек. – Неужели они не видят, что только здесь они смогут выжить в такую бурю?». Он поразмыслил немного и понял, что они просто не хотят идти за человеком. «Вот если бы я был гусем, я бы мог их спасти», – сказал он вслух. Потом ему пришла в голову идея. Он вошел в сарай, взял одного из своих гусей и вынес его на руках в поле, подальше от кружившихся диких гусей. Затем он выпустил своего гуся. Гусь пролетел сквозь стаю и вернулся прямиком в сарай – и один за другим все остальные гуси последовали за ним в спасительное укрытие. Человек постоял тихо минутку, и вдруг у него в голове снова прозвучали те же слова, что он сказал несколько минут назад: «Вот если бы я был гусем, я бы мог их спасти!». А потом он вспомнил, что он сказал своей жене немного раньше. «С чего вдруг Бог захотел бы стать как мы? Это же смешно!». И вдруг все стало понятно. Это как раз то, что Бог сделал. Мы были как эти гуси – слепые, заблудившиеся, погибающие. Бог отправил Своего Сына стать как мы, чтобы Он мог показать нам путь и спасти нас. Когда ветер и слепящий снег стали стихать, душа его тоже затихла и умиротворилась этой прекрасной мыслью. Внезапно он понял, зачем пришел Христос. Годы сомнения и неверия исчезли вместе с прошедшим бураном. Он упал в снег на колени и произнес свою первую в жизни молитву: «Спасибо Тебе, Господи, за то, что Ты пришел в виде человека, чтобы вывести меня из бури!».

Божьи люди С РОЖДЕСТВОМ🙏 Дорогой мой человек! С Рождеством Христовым! Пусть твой мир и пусть твой век Будет несуровым, Божья хлынет благодать В душу и в дыханье, Чтобы с Богом были все В жизни начинанья. Ясных дней тебе и вех, И открытий новых. Дорогой мой человек. С Рождеством Христовым!

"А Света выйдет?" Иногда просто необходимо, чтобы за тобой кто-то зашёл. Как в детстве. Помните? Звонок в дверь с утра пораньше, мама в ночнушке, а ты не умытая, и не ела, и папа дверь открывает в труселях, а там: "А Света выйдет?" Ну и, после "только позавтракает", ты уже во дворе. И вы уже заходите за Валькой. А потом просто какая-то игра. Вы вместе решите какая. Может в казаки-разбойники со стрелками, может прыгать в листья, может в "знамя", или в "сало", может брызгаться, набрав воды в бутылки из-под "Селены" или "Кря-кря" будете. На самом деле, не особо важно из-под чего (просто приятно вспомнить). Хотя, конечно, тогда важно было. Струя разная. Важно, что играть ты будешь с человеком, или человеками, которые за тобой зашли. Ты была нужна им. А они тебе. И я думаю, что очень важно и нужно, чтобы так было и потом. Особенно потом. Когда ты вырастешь. Нужно, чтобы был кто-то, который за тобой зайдёт. И, просто, поинтересуется – как ты…где ты…не повреждена ли твоя связь с реальностью… как глубоко ты погрузилась в свой внутренний, придуманный твоим мозгом, мир, заигравшись сама с собой. Кто-то, кто измерит уровень твоей тревожности, пускай даже путём сравнения его со своим. Просто позвонит в дверь и спросит... уже тебя саму: "А Света выйдет?"… и позовёт играть. И ты, обязательно, выходи. На улице хорошо. Наталия Побоженская

Рождество твое… Иван Шмелев В Сочельник, под Рождество, — бывало, до звезды не ели. Кутью варили, из пшеницы, с медом; взвар — из чернослива, груши, шепталы… Ставили под образа, на сено. Почему?.. А будто — дар Христу. Ну,.. будто, Он на сене, в яслях. Бывало, ждешь звезды, протрешь все стекла. На стеклах лед, с мороза. Вот, брат, красота-то!.. Елочки на них, разводы, как кружевное. Ноготком протрешь — звезды не видно? Видно! Первая звезда, а вон — другая… Стекла засинелись. Стреляет от мороза печка, скачут тени. А звезд все больше. А какие звезды!.. Форточку откроешь — резанет, ожжет морозом. А звезды!.. На черном небе так и кипит от света, дрожит, мерцает. А какие звезды!.. Усатые, живые, бьются, колют глаз. В воздухе-то мерзлость, через нее-то звезды больше, разными огнями блещут, — голубой хрусталь, и синий, и зеленый, — в стрелках. И звон услышишь. И будто это звезды — звон-то! Морозный, гулкий, — прямо, серебро. Такого не услышишь, нет. В Кремле ударят, — древний звон, степенный, с глухотцой. А то — тугое серебро, как бархат звонный. И все запело, тысяча церквей играет. Такого не услышишь, нет. Не Пасха, перезвону нет, а стелет звоном, кроет серебром, как пенье, без конца-начала… — гул и гул. Ко всенощной. Валенки наденешь, тулупчик из барана, шапку, башлычок, — мороз и не щиплет. Выйдешь — певучий звон. И звезды. Калитку тронешь, — так и осыплет треском. Мороз! Снег синий, крепкий, попискивает тонко-тонко. По улице — сугробы, горы. В окошках розовые огоньки лампадок. А воздух… — синий, серебрится пылью, дымный, звездный. Сады дымятся. Березы — белые виденья. Спят в них галки. Огнистые дымы столбами, высоко, до звезд. Звездный звон, певучий, — плывет, не молкнет; сонный, звон-чудо, звон-виденье, славит Бога в вышних, — Рождество. Идешь и думаешь: сейчас услышу ласковый напев-молитву, простой, особенный какой-то, детский, теплый… — и почему-то видится кроватка, звезды. Рождество Твое, Христе Боже наш, Возсия мирови Свет Разума… И почему-то кажется, что давний-давний тот напев священный… был всегда. И будет. На уголке лавчонка, без дверей. Торгует старичок в тулупе, жмется. За мерзлым стеклышком — знакомый Ангел с золотым цветочком, мерзнет. Осыпан блеском. Я его держал недавно, трогал пальцем. Бумажный Ангел. Ну, карточка… осыпан блеском, снежком как будто. Бедный, мерзнет. Никто его не покупает: дорогой. Прижался к стеклышку и мерзнет. Идешь из церкви. Все — другое. Снег — святой. И звезды — святые, новые, рождественские звезды. Рождество! Посмотришь в небо. Где же она, та давняя звезда, которая волхвам явилась? Вон она: над Барминихиным двором, над садом! Каждый год — над этим садом, низко. Она голубоватая. Святая. Бывало, думал: «Если к ней идти — придешь туда. Вот, прийти бы… и поклониться вместе с пастухами Рождеству! Он — в яслях, в маленькой кормушке, как в конюшне… Только не дойдешь, мороз, замерзнешь!» Смотришь, смотришь — и думаешь: «Волсви же со звездою путешествуют!..» Волсви?.. Значит — мудрецы, волхвы. А, маленький, я думал — волки. Тебе смешно? Да, добрые такие волки, — думал. Звезда ведет их, а они идут, притихли. Маленький Христос родился, и даже волки добрые теперь. Даже и волки рады. Правда, хорошо ведь? Хвосты у них опущены. Идут, поглядывают на звезду. А та ведет их. Вот и привела. Ты видишь, Ивушка? А ты зажмурься… Видишь — кормушка с сеном, светлый-светлый мальчик, ручкой манит?.. Да, и волков… всех манит. Как я хотел увидеть!.. Овцы там, коровы, голуби взлетают по стропилам… и пастухи, склонились… и цари, волхвы… И вот, подходят волки. Их у нас в России много!.. Смотрят, а войти боятся. Почему боятся? А стыдно им… злые такие были. Ты спрашиваешь — впустят? Ну, конечно, впустят. Скажут: ну, и вы входите, нынче Рождество! И звезды… все звезды там, у входа, толпятся, светят… Кто, волки? Ну, конечно, рады. Бывало, гляжу и думаю: прощай, до будущего Рождества!

"Рождественская звезда" Борис Пастернак Стояла зима. Дул ветер из степи. И холодно было младенцу в вертепе На склоне холма. Его согревало дыханье вола. Домашние звери Стояли в пещере. Над яслями тёплая дымка плыла. Доху отряхнув от постельной трухи И зёрнышек проса, Смотрели с утёса Спросонья в полночную даль пастухи. Вдали было поле в снегу и погост, Ограды, надгробья, Оглобля в сугробе, И небо над кладбищем, полное звёзд. А рядом, неведомая перед тем, Застенчивей плошки В оконце сторожки Мерцала звезда по пути в Вифлеем. Она пламенела, как стог, в стороне От неба и Бога, Как отблеск поджога, Как хутор в огне и пожар на гумне. Она возвышалась горящей скирдой Соломы и сена Средь целой Вселенной, Встревоженной этою новой звездой. Растущее зарево рдело над ней И значило что-то, И три звездочёта Спешили на зов небывалых огней. За ними везли на верблюдах дары. И ослики в сбруе, один малорослей Другого, шажками спускались с горы. И странным виденьем грядущей поры Вставало вдали всё пришедшее после. Все мысли веков, все мечты, все миры. Всё будущее галерей и музеев, Все шалости фей, все дела чародеев, Все ёлки на свете, все сны детворы. Весь трепет затепленных свечек, все цепи, Всё великолепье цветной мишуры. Всё злей и свирепей дул ветер из степи Все яблоки, все золотые шары. Часть пруда скрывали верхушки ольхи, Но часть было видно отлично отсюда Сквозь гнёзда грачей и деревьев верхи. Как шли вдоль запруды ослы и верблюды, Могли хорошо разглядеть пастухи. - Пойдёмте со всеми, поклонимся чуду, - Сказали они, запахнув кожухи. От шарканья по снегу сделалось жарко. По яркой поляне листами слюды Вели за хибарку босые следы. На эти следы, как на пламя огарка, Ворчали овчарки при свете звезды. Морозная ночь походила на сказку, И кто-то с навьюженной снежной гряды Всё время незримо входил в их ряды. Собаки брели, озираясь с опаской, И жались к подпаску, и ждали беды. По той же дороге, чрез эту же местность Шло несколько ангелов в гуще толпы. Незримыми делала их бестелесность, Но шаг оставлял отпечаток стопы. У камня толпилась орава народу. Светало. Означились кедров стволы. - А кто вы такие? - спросила Мария. - Мы племя пастушье и неба послы, Пришли вознести вам обоим хвалы. - Всем вместе нельзя. Подождите у входа. Средь серой, как пепел, предутренней мглы Топтались погонщики и овцеводы, Ругались со всадниками пешеходы, У выдолбленной водопойной колоды Ревели верблюды, лягались ослы. Светало. Рассвет, как пылинки золы, Последние звёзды сметал с небосвода. И только волхвов из несметного сброда Впустила Мария в отверстье скалы. Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба, Как месяца луч в углубленье дупла. Ему заменяли овчинную шубу Ослиные губы и ноздри вола. Стояли в тени, словно в сумраке хлева, Шептались, едва подбирая слова. Вдруг кто-то в потёмках, немного налево От яслей рукой отодвинул волхва, И тот оглянулся: с порога на Деву, Как гостья, смотрела звезда Рождества. https://vk.com/video-211031502_456239101

ЧУДО НА РОЖДЕСТВО! Среди документов военных лет особое место занимают треугольники солдатских писем. Неровные строчки, пропитанные любовью к близким и тоской по родному дому: что могло быть долгожданнее для семьи фронтовика? И как тяжело было встречать почтальона на улице, и по одному взгляду понимать - письма еще нет. А если это повторяется из дня в день на протяжении многих месяцев? Что оставалось тогда жене фронтовика, не получавшей от мужа вестей уже долгое время? Лишь молиться Богу да надеяться на чудо... История эта произошла в семье Анатолия и Зинаиды Красновых, живших в маленьком уральском городке. Вот уже много недель Зинаида Яковлевна не получала вестей от любимого мужа. В одном из последних писем супруг сообщал, что их дивизия готовится к серьезной наступательной операции. А что, если?... Нет, о таком даже думать нельзя! Женщина сидела за столом после тяжелого рабочего дня. Был вечер 6 января 1944 года. Отчаяние волной подымалось в груди, когда Зинаида вспоминала уставшего почтальона, который в очередной раз отрицательно покачал головой, поймав вопросительный взгляд женщины. - Пока ничего нет. Неужели даже в Святой вечер Зинаида Яковлевна не дождется вестей от мужа? "Услышь, Господи, голос мой, которым я взываю, помилуй меня и внемли мне..." Дедушка Зинаиды Яковлевны был сельским священником, поэтому семья смогла противостоять антирелигиозной пропаганде и сохранить дух Православия. В сундуке женщины хранилась старенькая Псалтирь - книга, к которой Зинаида обращалась в минуты отчаяния. "Но я верую, что увижу благость Господа на земле живых.Надейся на Господа, мужайся, и да укрепляется сердце". Женщина сама не заметила, как уснула, склонившись над столом. И в этот вечер Зинаида увидела дивный сон. Явился ей прекрасный ангел, который сказал: "Не печалься понапрасну, жив твой супруг. Скоро ты услышишь стук. Как застучит что-то, знай - то муж твой спешит возвестить о себе". Проснулась женщина от стука в дверь. На пороге её дома стоял старый почтальон, сжимая в руках заветный треугольник. - Уж прости, Яковлевна, дурака старого. Пришёл сегодня домой, а покоя на душе нет, будто что-то важное сегодня не успел сделать. И кусок в горло не идёт, и спать не могу - сразу вскакиваю. Взял я сумку свою перепроверить - вдруг кому письмо не донёс. Пусто. А душа все равно не на месте. Потряс её хорошенько, глядь- а письмецо-то завалилось за подкладку. Не стал я дожидаться утра, таким вестям и среди ночи рад будешь. Вот и пришёл, не ругай уж меня, хозяйка. Зинаида пригласила почтальона в дом погреться, а сама дрожащими руками развернула письмо. Жив. Был ранен. Возвращается на фронт. Просит не грустить и ждать домой с победой. Не было на свете в ту ночь никого счастливее женщины и старика, принесшего ей благую весть.

Цветок Скамейка в парке была свободна, и я присела почитать под длинными, редкими ветвями старой ивы. Разочарованная жизнью, я имела право сидеть и грустить, ибо мир был полон решимости затащить меня на самое дно. И как будто этого было не достаточно, чтобы испортить мой день! Откуда ни возьмись, передо мной появился мальчишка, сел рядом и радостно воскликнул «Смотрите, что я нашел!» В руке он держал цветок, который представлял собой жалкое зрелище - лепестки его завяли и потеряли форму – может, от недостатка влаги или солнца. Чтобы мальчишка поскорее ушел, я выдавила из себя фальшивую улыбку, кивнула и отодвинулась подальше, делая вид, что увлечена книгой. Но вместо того, чтобы уйти, он сел поближе, поднес цветок к носу, вдохнул и с удивлением сказал: "Он так вкусно пахнет, а еще он красивый! Поэтому я и сорвал его! Держите, он для вас!» Сорняк перед моим носом или завял совсем, или был близок к этому. Он потерял свои цвет и свежесть. Но я решила взять цветок, а иначе мальчишка бы никогда от меня не отстал. Так что я потянулась за цветком и ответила: "Да, твой цветок – то, что нужно” Но вместо того, чтобы положить цветок ко мне в ладони, мальчик просто держал его в воздухе. Только тогда я поняла, что он слепой и не может видеть цветок. Мой голос дрогнул и слезы выступили на глаза, когда я поблагодарила его за подарок. «Не за что» - ответил мальчик, улыбнулся и убежал играть дальше, не понимая, как сильно он повлиял на меня. Я сидела и думала, как этому маленькому слепому мальчику удалось заметить одинокую женщину под старой ивой? Как он узнал о моем крике души? Может быть, это все его сердце, может внутри он наделен истинным, чистым зрением. Через этого слепого ребенка, я наконец поняла, что проблема не в окружающем мире, а во мне самой! Сколько времени я была «слепа» и не видела истину. Тогда я пообещала самой себе ценить красоту любой вещи и наслаждаться каждым моментом жизни. Я поднесла этот увядший цветок к носу и почувствовала сладкий аромат розы. Я улыбнулась точь в точь, как этот слепой мальчишка. Удивительным образом, ему удалось изменить жизнь совершенно чужого ему человека!

Мандариновая корочка Сердце всегда хочет веры, потому что оно органически хочет тепла. — С.И. Фудель Мандарины играют в моих тюремных воспоминаниях определённую роль, и я сейчас опять о них вспомнил. Это было раннее и совсем ещё тёмное утро 25 декабря 1946 года. Этапная камера Бутырок задыхалась от людей, ожидающих отправки. Я уже знал, что меня сегодня-завтра отправят, и мне не спалось. Да и какое спаньё, если для того, чтобы повернуться на другой бок, надо будить соседа и поворачиваться вместе, а соседи бывают разные. Впрочем, моим соседом был очень добрый юноша Илюша. И вот вижу: на противоположном конце камеры у окна стоит во весь рост, точно на трибуне, высокая фигура молодого лютеранина с молитвенно сложенными руками. Слезать на пол нельзя: везде спящие тела. Кругом тишина и храм. Он стоит долго неподвижно, со сложенными руками, глядя в замороженное окно. Там, за окном, где-то в темноте пространства, - 25 декабря, Рождество, там его лютеранское детство и где-то там детство Иисуса Христа, "в Вифлееме Иудейском, во дни царя Ирода". Что до того, что прошли века, что всё больше людей Его забывают. Этот человек на нарах не только помнит Его, он видит Его. Как сказал Пастернак: Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба, Как месяца луч в углубленье дупла. Потом открылась дверь, и начали вызывать на этап. Я быстро собрался и, уходя, показал Илюше глазами на одинокую фигуру на нарах. "Да ведь сегодня у них Рождество, - понял он и радостно добавил: - Я сейчас отнесу ему мандарин". Больше я никогда не видел ни лютеранина, ни Илюшу. И вот теперь, через пятнадцать лет после этого последнего этапа, оглядываясь на многолетний поток людей, с которыми я тогда встречался и шёл, я отчётливо знаю, чему в итоге они, эти люди и годы, меня терпеливо учили. Тому, что смысл жизни страшно прост: стараться всегда и везде сохранять тепло сердца, зная, что оно будет нужно кому-то ещё, что мы всегда нужны кому-то ещё. С.И. Фудель * * * Могу сказать, что бесхитростная приязнь служит и в наше время единственным языком, понятным для всех. В Рождество 1945/46 года я лежал в невероятно тесном, тёмном и душном отделении столыпинского вагона на перегоне из Челябинска в Красноярск. Кругом уркачи, голодные и мрачные, как тигры. Они только что стащили у одного спящего на полу в каше тел новые хромовые сапоги. Духота и жажда. Есть уже и не хочется, а только пить, а пить нечего: воду дают дважды в день по нескольку глотков. Шаря по пустому вещевому мешку, я нащупал какую-то маленькую корочку и, потирая её между пальцами, вдруг ощутил, как лёгкое дуновение, восхитительный запах мандарина. Это было замечательно: мандариновый запах не только как-то облегчил жажду, но он установил в чёрном и душном аду какое-то обетованное место — кусочек родного дома с рождественскими ёлками, на которых, конечно, когда-то висели у нас мандарины. Я тёр, и нюхал, и вдыхал детство, а потом, застеснявшись, говорю одному из уркачей, молодому и, можно сказать, культурному москвичу: «А ну-ка, земляк, понюхай». Земляк нашёл в темноте мою руку, взял корочку и, конечно, тоже восхитился, и мы поделили пополам и всё нюхали, к зависти других, но к зависти уже дружеской: корочка сделалась мостом между всеми нами, и дальше ехать было легче. Сергей Фудель "Мандариновая корочка" Православный богослов и философ Сергей Фудель (1900 — 1977) был сыном священника Бутырской тюрьмы, Иосифа Фуделя. Неоднократно репрессирован по политическим мотивам. И провёл в ГУЛАГе в общей сложности 35 лет.

Дорогие❤️ Продолжаем сбор Для наших ребят Воины, проходящие ротацию в военных частях г. Шебекино, сел Новая Таволжанка, Архангельское, Зиборовка, Ясные Зори нуждаются в простом человеческом внимании! Там и срочники, которые служат только на границе, там и те, кто набираются сил, чтобы вернутся в бой... В прошлом году, на Рождество Христово, мы с вами собрали более 600 кг вкусностей, кофе и чая, предметов личной гигиены. (Фото как раз с того года) Давайте сделаем доброе дело на Рождество🙏 Перевести можно по номеру телефона +7 931 235-69-02 Борис Николаевич Ершов Сбербанк или Тинькофф как вам удобно. Все отчеты будут приложены 🙏

Почитайте с детьми Рождественские дни – это самое лучшее время побыть с семьей, детьми. Хотим предложить вам рассказы, которые можно почитать всем вместе вечером со свечой. «Жемчужное ожерелье» Николая Лескова Чудаковатый герой хочет поскорее жениться: за время Святок найти невесту, а в Крещенье уже и обвенчаться. Быстро находит Машеньку, которая хороша всем, кроме того, что ее отец уже других своих зятьев обманул, не дал за дочек приданого. Однако, вопреки ожиданиям, отец дарит Маше при всех богатое жемчужное ожерелье. И сопровождает действо зловещим комментарием: «Вот тебе, доченька, штучка с наговором: ее никогда ни тля не истлит, ни вор не украдет, а если и украдет, то не обрадуется. Это — вечное». И развязка, и все веселое повествование заслуживают того, чтобы потратить часть зимнего вечера. Павел Засодимский «Метель и вьюга» Девочка Маша живёт в неродной семье в Собачьем переулке, и под Рождество с ней случается та же история, что изменила жизнь Козетты из романа Гюго. Хозяйка отправляет её в мороз купить свечей, и, споткнувшись, девочка теряет монетку. Теперь и свечку не купить, и домой возвращаться страшно –побьют. Замёрзшую Козетту находит беглый каторжник Жан Вальжан, а Машу, которая шарит руками в снегу, — простой рабочий Иван. Рабочий скучает по умершему три года назад младшему брату. Он забирает девочку к себе, называет её сестрой, и наряжает для неё первую в жизни рождественскую ёлку. «На этой ёлке горела дюжина разноцветных восковых свечей да висели грецкие орехи, пряники и леденцы; были, впрочем, между ними и две или три конфеты с раскрашенными картинками. Эта скромная ёлочка показалась Маше восхитительной. Такой радости на святках у неё ещё никогда отроду не бывало, по крайней мере, она не помнит. Маша забыла и хозяйку, и жестокого хозяйкиного брата, и метель, и вьюгу, бушевавших за окном, забыла своё горе и слезы и бегала вокруг ёлки, хлопая в ладоши и наклоняя к себе то одну, то другую зелёную веточку». Александр Куприн «Бедный принц» На самом деле Даня не принц, а самый обычный мальчик. И совсем не бедный — во всяком случае, растёт в благополучной семье, и на Рождество его ждёт наряженная ёлка и весёлый праздник с другими нарядными детьми. Но устраивают этот праздник взрослые, которые совсем ничего не понимают в веселье, — наверняка заставят водить хороводы и организованно хлопать в ладоши. «Да и что весёлого, по правде сказать, в этой ёлке? Ну, придут знакомые мальчики и девочки и будут притворяться, в угоду большим, умными и воспитанными детьми… За каждым гувернантка или какая-нибудь старенькая тётя… Заставят говорить все время по-английски… Затеют какую-нибудь прескучную игру, в которой непременно нужно называть имена зверей, растений или городов, а взрослые будут вмешиваться и поправлять маленьких». «Дары волхвов» О. Генри Молодая пара едва сводит концы с концами. Скоро Рождество, но за год они не сумели скопить на подарки друг другу. Сбережений в семье нет, зато есть два сокровища: его фамильные часы и ее роскошные волосы. Она продает волосы и покупает цепочку для его часов. Он продает часы и покупает набор дорогих гребней для ее волос. Автор старательно рисует переживания героев, бедную обстановку их квартиры и депрессивный вид из окна: серая кошка прогуливается по серому забору вдоль серого двора. Но в итоге и герои, и мы остаемся с ощущением светлой радости, надежды и твердой уверенностью, что это были самые правильные на свете подарки. Такие же правильные, как те, которые волхвы принесли новорожденному Иисусу. На чудо похоже и само рождение рассказа. О. Генри писал его по заказу газеты. Время уже поджимало, а текста не было. Редактор направил к писателю человека, который бы узнал, как продвигается дело. Выяснилось, что рассказ еще не начат. О. Генри приступил немедленно — и меньше чем через три часа шедевр, в котором лучшие слова стоят в лучшем порядке, был готов.

Богу нужно доверять… В последние годы поступление в университет превратилось в безумную гонку «быстрее, выше, сильнее», где на кону, как уверяют школьные учителя, вся твоя будущая жизнь. Ну так, по крайне мере, было в школах моего города. Поступишь в простенький региональный вуз — будешь всю жизнь мучиться на неинтересной работе с крохотной зарплатой. Зато университеты, находящиеся на верхушке рейтинга, якобы откроют тебе двери к счастью и праздной безбедной жизни. Эту истину нам начинали внушать класса с седьмого. К первым выпускным экзаменам в девятом она так прочно оседает в голове, что никто даже не пытается с ней поспорить. Вершина успеха — поступление без вступительных испытаний по диплому какой-нибудь олимпиады школьников. Получишь такой — жизнь, считай, удалась. Волноваться не о чем. Вы победитель нашей игры на выносливость, поздравляю. Я была неплохим игроком. К одиннадцатому классу накопилась увесистая папка всевозможных грамот и дипломов. В конце года появился и тот самый, заветный, дающий право поступить без экзаменов в «крутой» университет. Только диплом нужно было подтвердить определенным баллом ЕГЭ. В выпускном классе, измученная бесконечными олимпиадами и конкурсами, я совсем потеряла веру в себя. Открывала задания ЕГЭ, затуманенным взглядом смотрела на них и повторяла: «Я точно ничего не сдам и пойду работать кассиршей в супермаркете». А мои несчастные учителя умрут от позора, не иначе. Пока одноклассники, перебивающиеся с двойки на тройку, строили планы на дальнейшую учебу, я, стараясь делать вид, что мне, в общем-то, совершенно всё равно, пожимала плечами и говорила: «А я не буду никуда поступать». Я очень хотела уверить всех вокруг, что это мое решение, чтобы, когда окажется, что я правда не поступила, избежать ненужных расспросов. Откуда у меня появились эти абсолютно глупые мысли? Накопившаяся усталость, несколько важных олимпиад, на которых лишь несколько баллов отделяло меня от статуса призёра, и, возможно, искушения, с которыми я тогда не умела бороться. Где-то в глубине души я надеялась, что Господь всё управит и я поступлю, куда хочу. Я же столько для этого работала, в конце концов. И не важно, что я думаю и говорю по этому поводу. Но жизнь оказалась куда сложнее. Русский и английский я сдала блестяще, хотя результаты этих экзаменов мне были неважны. А вот литература… Мне не хватило четырех обиднейших баллов. Это был серьезный удар. Как же так? Разве Господь не понимает, что я, победительница всех мыслимых и немыслимых олимпиад, не могу знать литературу на вот такой балл? Я поступила во все университеты, куда подала документы, кроме того единственного, где хотела учиться. Мне потребовалось время, чтобы понять, что на самом деле со мной произошло. Господь, конечно, всё знал и понимал: и про мое выгорание, и про низкие баллы. Но Он дал каждому из нас свободную волю и не стал бы ее ломать. Особенно по таким пустякам. Говорила, что не поступишь? Хорошо, как хочешь. Господу нужны не марионетки, а свободные люди, принимающие свои решения. Мое решение, которое, наверное, Богу тоже казалось странноватым, было таким. Литературу я пересдала через год. В тот самый университет поступила. За то время, пока я готовилась к пересдаче, я многое поняла о себе, о мире и Боге. Оглядываясь назад, я не хотела бы что-то изменить: получи я тогда, в одиннадцатом классе, свои сто баллов, я была бы сейчас другим человеком, но вряд ли была бы счастливей. Самое главное, что я вынесла из этой истории, — это понимание того, что Богу нужно доверять беспрекословно. А еще верить в себя, потому что наша воля о своей жизни Господу очень важна. Нельзя идти в одну сторону, а смотреть в другую. Тут уж не Бог виноват, если ты врежешься в столб. Ульяна Фролова

Дано Колян приехал в деревню на каникулы. И всё бы хорошо, только не спешил он показать, чему научился в училище. Чуть свет, пивнёт парного молока с куском хлеба, и нет его, умчал на речку с друзьями. В ночи возвращался, голодный и счастливый. Отмахивался от вопросов: — Потом. Меня мальчишки ждут. Через неделю дед перехватил его у калитки: — Коль, пойдём, чего покажу тебе. — Он завёл его в мастерскую, пристройку к дому. Два верстака стояли вдоль стен: один — поменьше, тощим долговязым бычком с короткими круторогими тисками в изголовье. На стеллажах до потолка аккуратно выстроились ящики. Вкусно пахло деревом и олифой. Николай не был ещё здесь, только и смог выдохнуть восторг: — Богатство-то какое! Когда успел? — За зиму. Готовился к твоему приезду. Этот — твой. — Мой. — Внук погладил ребристые бока верстака в бурых пятнах. — Рыжик. — Пусть Рыжик. Смотри, — дед показал над своим верстаком неприметную картинку из журнала. На ней трухлявила лодка на берегу, а корма покачивалась на волнах, новёхонькая. — Без лишнего, Николай, — он отогнул аккуратно скрепки и дал внуку рисунок. — Тебе много дано. И батей с мамкой, и жизнью — с горкой. Отправляли тебя в город лодочкой ладной. И все тебя прихваливали, и в школе, и дома: "К-коля молодец, п-похлопаем ему, К-коля лучший", — дед смешно передразнил заику-трудовика ... Так вот, Коля, какая бы надёжная и красивая лодка не была, если ты не ходишь в ней в море, если способности твои без дела лежат, всё прахом пойдёт. Останутся только щепки. — Дарю. Над твоим верстаком теперь пусть висит. На память. Уяснил? — Понял. Чего тут не понять? — он зачерпнул из ящика горсть свежей стружки и глубоко вдохнул запах сосны. Дедов запах. Автор Ольга Аникушина Художник Гюрбюз Доган Экшиоглу, Турция.