Рабочий путь

Концерт на заводе — не элитная блажь, а норма жизни. На фото 1958 год. Украинская ССР. Харьков. Концерт на тракторном заводе. Да-да, прямо там, где создавали технику для народного хозяйства, для страны, строящей социализм. Не «для избранных», не в кремлёвских ложах и не за 15 тысяч рублей за билет. А для рабочих. Для тех, кто создавал богатства. Кто кормил страну. Кто строил будущее. Концерт на заводе — это не экзотика, не «подарок судьбы». Это выражение уважения к человеку труда. Это — естественная часть жизни в обществе, где трудящийся был хозяином, а не прислугой олигарха. Это был не акт благотворительности, не пиар-ход, не попытка «приблизиться к народу» на пару часов. Это была норма. Потому что в СССР культура принадлежала народу — как и завод, и земля, и власть. Сегодня же на заводах — если они ещё остались — разве что шум китайских станков да разговоры о «оптимизации». А концерты? Для кого? Для тех, кто сидит в VIP-зонах за спинами охраны, любуясь зрелищем из отдельной ложи. А трудящийся человек, будь то рабочий, медсестра или учитель — пусть смотрит YouTube. Если, конечно, найдёт на это время после двух смен. Смешно? Печально. Но всё логично. При капитализме культура — товар. Рабочий — расходник. Завод — объект для приватизации. А искусство — шоу для тех, кто сумел отхапать побольше. Так что, когда вы смотрите архивные кадры концертов на заводах, не удивляйтесь. Это не сказка и не миф. Это была реальность, когда народ был у власти. А значит — всё это возможно снова. Но только после того, как трудящиеся вновь станут не зрителями, а режиссёрами своей истории.

Сталинская пенсия — завоевание пролетариата, которое сегодня добивают буржуазные людоеды Сегодня в России — как и во всём капиталистическом мире — шаг за шагом уничтожаются завоевания, которые дал народу социализм. Бесплатная медицина? Ликвидирована. Бесплатное образование? Формально осталось, а по сути — платно и в долги. Право на труд, на отдых, на жильё, на уверенность в завтрашнем дне? Всё пошло под нож. И вот — пенсионная «реформа». То есть узаконенный грабёж стариков, превращённых в дешевую рабсилу до самой смерти. Но что особенно поразительно — как быстро люди забыли, кто и при каких условиях впервые дал им право на пенсию. Нет, не добрые цари и не «рынок всё отрегулирует». Это завоевание Октябрьской революции. Это результат диктатуры пролетариата, выстроенной партией Ленина и Сталина. В царской России пенсий по старости не было вовсе. Были лишь «жалованья» для жандармов, чиновников, военных. То есть для тех, кто служил не народу, а самодержавию и капиталу. Уже в 1912 году Ленин — как выразитель интересов рабочего класса — говорил о необходимости всеобщего социального страхования. А в 1917-м, на седьмой день после Великой Октябрьской социалистической революции, Советская власть издала декрет о социальном обеспечении. Именно тогда государство рабочих и крестьян впервые взяло на себя заботу о сиротах, инвалидах, вдовах, стариках. А в 1930 году, когда народное хозяйство окрепло под руководством товарища Сталина, появляется «Положение о пенсиях и пособиях», впервые узаконивающее пенсии по возрасту и выслуге лет. Это была не милость, не подачка — а организованное перераспределение богатства в интересах трудящегося большинства. Что такое Сталинская пенсионная система? Пенсия по инвалидности на производстве — в полном размере зарплаты. Пенсия при инвалидности не на производстве — 2/3 зарплаты. Потеря кормильца — 3/4 зарплаты; выплаты детям до 18 лет или престарелым родственникам. Минимальная пенсия по возрасту — не менее половины от заработка. Пенсии с 60 лет для мужчин, с 55 — для женщин, а на вредных производствах: 55/50, в шахтах — 50/45. Женщины, работавшие на ткацких комбинатах, могли выйти на пенсию в 50 лет — потому что труд их признавался тяжёлым и изнурительным, а не «женским счастьем». И кто же не имел права на пенсию? Не нищие и не бомжи, а вполне конкретные враги трудового народа: бывшие царские жандармы, белогвардейцы, попы — классово чуждые элементы. Государство рабочих и крестьян не собиралось кормить своих угнетателей. Зато детям, женщинам, инвалидам, ветеранам труда — пожалуйста, из общенародного бюджета, безо всяких «фондов» и накоплений. И вот теперь — при буржуазной власти — нас заставляют забыть, что пенсия — это не подарок государства, а право, вырванное у капиталистов революцией и обеспеченное социализмом. Нас пытаются убедить, что работать до 65–70 лет — это нормально. Что пенсии — «неэффективны», что «раздаются налево и направо». Так говорил недавно буржуазный вице-премьер Силуанов, чей «левый карман» — это, видимо, офшоры. Вместо общенародной экономики у нас теперь частные фонды, которые хапают деньги, «не обещая» даже вернуть. Вместо трудового права — право умирать на работе. Вместо заботы — рынок и эксплуатация. Это не просто экономическая деградация. Это контрреволюция в быту, расправа с наследием социализма. Но как завоевали пенсии однажды — так и вернём. Только не с поклоном, а с классовой борьбой. Только не голосуя за «пенсионную партию», а организуя трудящихся за социализм. Сталинская пенсия — это не миф. Это то, что было. То, что уничтожено. И то, что можно вернуть — если вернуть власть рабочему классу.

Опять завыли про «невинного» Жжёнова — значит, пора напомнить кое-что неприятное, но правдивое То там, то тут поднимается вой — «Ах, как жестоко поступили со Жженовым! Как мог Сталин?!» И каждый раз одна и та же пластинка: «Он просто снимался в фильме, никому не мешал, а его — раз! — и в лагеря!». Но давайте отбросим сентиментальные сопли и взглянем по-пролетарски, без буржуазного душевного дрожания. Что же было на самом деле? Молодой актер Георгий Жженов ехал на съёмки фильма «Комсомольск», снимавшегося, между прочим, в закрытом стратегическом городе — там строили оборонные заводы. И вот «случайно», в поезде, Жженов знакомится с американским военным атташе. То есть с кадровым разведчиком США. Случайно. А потом, тоже, конечно, случайно, продолжает с ним встречаться, дружит, гуляет по ресторанам и театрам. Товарищи, зададимся простым марксистским вопросом: зачем американскому разведчику заводить дружбу с молодым советским актером? От доброты душевной? Или может быть потому, что у актера — связи, информация, доступ, родственные связи с антисоветскими элементами? Отец и брат Жженова — осуждённые за антисоветскую деятельность. Американцы это знали. И всё это — на фоне острейшего международного противостояния, подготовки к войне, на фоне буржуазной агрессии и подрывной работы разведок. НКВД, выполняя свою задачу — защищать диктатуру пролетариата, — действовало чётко и по закону. В 1939-м Жженова арестовали по статье за шпионаж. И если бы он творил подобное в США — как многие замечают — давно бы получил не «второй шанс», а «электрический стул». Но в Советском Союзе — в стране, которая даже врагам классовым нередко давала возможность искупить — Жженов сначала получил вполне сносные условия в лагере. Был шофёром, хлеборезом, играл в театре. Потом — освобождение. Потом — повторный арест за ту же статью, тот же шпионаж. Потом снова работа в театре, снова «вторая жизнь». И, наконец, в 1955 — реабилитация, уже при начале того самого хрущёвского оттепельного разложения, когда стали «очищать» биографии всех, кто был наказан за реальные преступления против народа. И что же сделал Жженов, получив от советской власти всё: роли, славу, награды, народную любовь? Он, как и многие из тех, кому пролетарская власть простила слишком много, — предал. Почуяв гниловатый ветер перестройки, начал потихоньку поливать грязью ту самую страну, что вытащила его из ямы. Вот она — сущность мелкой буржуазной души. Человеку дали шанс, возвысили, а он, заискивая перед новым господином — уже не пролетарским, а буржуазным — начал кусать руку, что его кормила. Да, Георгий Жженов был талантлив. Да, играл достойно. Но это не отменяет сути: в биографии — контакты с разведкой, антисоветские родственные связи, аресты, лагеря, реабилитация, карьера… и в конце — предательство. Всё как по классике — преданный делу рабочего класса не стал бы выступать против Советской власти, не стал бы подливать воду на мельницу антикоммунизма. Но он — стал. И пусть буржуазные охранители эстетики и «культуры» снова закатывают глаза — мол, «ну как же так! великий артист!» А мы, марксисты, скажем прямо: никакой талант не стоит измены делу рабочего класса.