Наталья Швец

Жизненные силы покидали государя, но он отчаянно сопротивлялся смерти. С рождения привыкший бороться за свое существование, привыкший бороться, Иоанн Васильевич не хотел сдаваться и теперь. Перестав верить в искусство иноземных лекарей, принялся раздавать милостыни монастырям, обращался за помощью к знахарям и знахаркам. Если раньше в его покоях устраивались оргии, которых, сама Мария не застала, то теперь на смену пришли странные, если не сказать колдовские, обряды. Они проводились в сопровождении звуков бубна и непонятных гортанных вскриков и завываний...

В страхе от мысли, что малыша могут сглазить или того хуже, порчу навести, никому на него смотреть не позволяла, не то что на руки взять и приласкать. По существующим правилам за наследником должны были следить специально приставленные няньки. Да только она не стала чужим рукам наследника доверять. Ибо знала — от его благополучия прежде всего зависит ее будущая жизнь. О своей семье старалась не думать. Она столько боли принесла, что порой вообще хотелось забыть какого роду-племени! Младенца своего без внимания не оставляла даже на секунду, постоянно к груди прижимала...

10 октября 1582 года стал для нее самым счастливым днем в жизни. Именно тогда она родила царственному супругу наследника, который сразу осчастливил мир писклявым плачем. Повитуха осмотрела младенца и со знанием дела объявила: царевич совершенно здоров. А то, что плачет постоянно, так вполне объяснимо. Все младенцы любят покричать. — Судите сам, матушка, — говорила она, — лежит дитятко в теплом животе у матери девять месяцев спокойненько, ничего его не беспокоит, от всех бед чревом защищен, если только тесновато немного...

Почти месяц оплакивал смерть сына государь. Каждый день ходил в храм, сделал множество денежных вкладов в монастыри. В Александровской слободе прекратились пиры и веселье. Все ходили тихо, разговаривала шепотом, казалось, даже дышать боялись. Ближние бояре стали похожими на тень, неслышно шмыгали по переходам и все больше молчали. Даже с жен их спесь куда исчезла. Все как-то враз прекратили кичиться знатностью рода. При случае и без случая Марии вдруг начали низко кланяться. К руке спешили приложиться и все чаще о милости просили...

Грех, конечно, говорить подобное, но Марьюшка облегченно вздохнула, когда царевич Иван Иванович вдруг представился. Злые языки твердили — батюшка прибил. Только она твердо знала: все это злые вороги придумывают. Особливо в этом деле иноземные послы стараются, дабы очернить светлый образ государя в глазах поданных. Ясное дело, золото господское отрабатывают... Уж кому, как не ей знать, что не имел государь прежней силы в руках. Ударить мог, но не настолько сильно, чтобы насмерть забить. Царевич крепким мужчиной был...

Меж тем страсти в тереме не утихали на на минуту. Уверенная в своей безнаказанности, все-таки супруга наследника, Елена Шереметева принялась перед всеми Марьюшку грязью поливать. Чаще всего с ее уст слетала фраза: — Понять не могу, почто царь-батюшка тебя в монастырь не отправляет? Глупа, тупа, бедна да еще склочна. Какая из тебя царица выйдет? В лучшем случае сенной девкой быть полагается. Да и то вряд ли получится! Не приспособлена к труду! То ли я! Красива да знатна! Говорила, а при этом горделиво головой поворачивала и плечики расправляла...

Спроси сейчас кто у Марии, каким по характеру на самом деле был ее покойный супруг, она бы ни за что не смогла дать внятного ответа. Пожалуй, единственно, что могла точно сказать — разным. Нрав его, как и лицо, всегда пугал окружающих. По сей день никак понять не может, как ему удавалось сразу два выражения примерять. С одной стороны глянешь — улыбается добродушно. На другую взор кинул и застываешь, заледенев: смерть твоя на тебя глядит! И так во всем, чего бы это не касалось. Две стороны во всем имел...

Последние годы жизни государя не отличались разнообразием. Устав слободской жизни мог поспорить по строгости с монастырскими, где ей потом доводилось жить. Пробуждение приходилось на полночь, когда все вместе с царем должны были идти к продолжительной полунощнице. В четыре часа утра Иван с сыновьями поднимался на колокольню и звонил к заутрене. Богослужение продолжалось три часа, во время которых государь так усердно клал земные поклоны, что у него со лба не сходили ссадины, кровоподтеки и шишки...

Дни в тереме тянулись длинно и скучно и не отличались разнообразием. Но царственному супругу здесь нравилось и он не собирался покидать столь любимую им Александровскую слободу. Говорил, что только здесь чувствует себя под защитой небесных сил и своей матушки. Она, конечно, знала, что прежде эти угодья принадлежали матушке Ивана Васильевича Елене Глинской, к которой он был очень привязан и всегда считал, что родительница его и после смерти оберегает. Возможно так оно и было. Несколько раз замечала, едва он произносил имя покойной, как свечи перед образами сами собой вспыхивать начинали...

Марья даже не ожидала, что у нее в услужении столько теперь людей окажется! Только ради это стоило замуж за царя выходить. От собственной значимости первые дни едва не лопалась. На службе в церкви щеки надувала и надменно по сторонам посматривала. А уж словам восхищенным в свой адрес с таким гордым видом внимала, будто песни соловья слушала. Первое время особенно рыжая Машка старалась. А она-то, глупая, поверила ее речам льстивым и к советам прислушивалась. Незнакомая с правилами двора царского...

Даже спустя столько лет, Мария понять не могла, зачем царю брак с ней понадобился. Ведь мог ее наложницей в свои покои привести да и дядюшка об этом непрозрачно намекал и призывал ко всему семью готовой быть. Да только свадьба, пусть не одобренная церковью, состоялась. ... Музыка играла недолго, словно никому веселиться не хотелось. Зато все торопились яства со стола смести, словно с голодного края прибыли. Гости, словно никогда досель еды не видели, за обе щеки уплетали жареных лебедей, сахарные кренделя, молочных поросят в яблоках да выпеченных из теста оленей, уток, единорогов...

Итак, свадьба игралась в Александровской слободе. Если бы не этот факт, то от прежних подобных празднеств, которые в Кремле проходили, ее ничего не отличало. Все было так, как заведено. По обычаю в день венчания престарелого жениха и молодую невесту готовили в отведенных специальных покоях. Однако сам церковный обряд был совершен без участия патриарха и епископов. Свадебная картина в глазах предстала, будто вчера происходило. Торжественное шествие, пусть и ни очень большое, открывали свечники, каравайники, фонарщики и дружки...