Наталья Швец

Последние годы жизни государя не отличались разнообразием. Устав слободской жизни мог поспорить по строгости с монастырскими, где ей потом доводилось жить. Пробуждение приходилось на полночь, когда все вместе с царем должны были идти к продолжительной полунощнице. В четыре часа утра Иван с сыновьями поднимался на колокольню и звонил к заутрене. Богослужение продолжалось три часа, во время которых государь так усердно клал земные поклоны, что у него со лба не сходили ссадины, кровоподтеки и шишки...

Дни в тереме тянулись длинно и скучно и не отличались разнообразием. Но царственному супругу здесь нравилось и он не собирался покидать столь любимую им Александровскую слободу. Говорил, что только здесь чувствует себя под защитой небесных сил и своей матушки. Она, конечно, знала, что прежде эти угодья принадлежали матушке Ивана Васильевича Елене Глинской, к которой он был очень привязан и всегда считал, что родительница его и после смерти оберегает. Возможно так оно и было. Несколько раз замечала, едва он произносил имя покойной, как свечи перед образами сами собой вспыхивать начинали...

Марья даже не ожидала, что у нее в услужении столько теперь людей окажется! Только ради это стоило замуж за царя выходить. От собственной значимости первые дни едва не лопалась. На службе в церкви щеки надувала и надменно по сторонам посматривала. А уж словам восхищенным в свой адрес с таким гордым видом внимала, будто песни соловья слушала. Первое время особенно рыжая Машка старалась. А она-то, глупая, поверила ее речам льстивым и к советам прислушивалась. Незнакомая с правилами двора царского...

Даже спустя столько лет, Мария понять не могла, зачем царю брак с ней понадобился. Ведь мог ее наложницей в свои покои привести да и дядюшка об этом непрозрачно намекал и призывал ко всему семью готовой быть. Да только свадьба, пусть не одобренная церковью, состоялась. ... Музыка играла недолго, словно никому веселиться не хотелось. Зато все торопились яства со стола смести, словно с голодного края прибыли. Гости, словно никогда досель еды не видели, за обе щеки уплетали жареных лебедей, сахарные кренделя, молочных поросят в яблоках да выпеченных из теста оленей, уток, единорогов...

Итак, свадьба игралась в Александровской слободе. Если бы не этот факт, то от прежних подобных празднеств, которые в Кремле проходили, ее ничего не отличало. Все было так, как заведено. По обычаю в день венчания престарелого жениха и молодую невесту готовили в отведенных специальных покоях. Однако сам церковный обряд был совершен без участия патриарха и епископов. Свадебная картина в глазах предстала, будто вчера происходило. Торжественное шествие, пусть и ни очень большое, открывали свечники, каравайники, фонарщики и дружки...

Свадьба царя Ивана Васильевича и молодой боярышни Марии Нагой состоялась 6 сентября 1580 года. Венчал молодых настоятель Спасо-Преображенского монастыря, протопоп Никита. По слухам, именно он ставил под венец и несчастную княгиню Марию Долгорукую, которую царь приказал утопить после первой брачной ночи. Вроде, как честь свою девичью не уберегла, Господи, люто-то как! Инокиня зябко передернула плечами и с трудом сдержала внезапно охватившую дрожь тело. Никто этой Машки никогда не знал и не видел...

В детстве Марьюшка очень любила с подругами и братьями «в свадьбу» играть. Брата Мишку женихом одевали, а ее невестой. Брались они за руки, усаживались на лавку. Ей на голову кокошник высокий одевали, на лицо фату самодельную из тонкой ткани набрасывали. Головной убор был велик и постоянно на лоб сваливался, но девочка от радости сияла. Дети песни свадебные пели, зерном и хмелем «новобрачных» обсыпали. Инокиня улыбнулась, вспоминая, как они играли... Чуть постарше стала, стала с матерью приданное готовить...

На этом месте своих размышлений Марфа-Мария горько вздохнула. Дались ей эти Старицкие! Как начнет о них думать, сон и вовсе улетучивается! Матушка Нектария всегда учила — о хорошем надо думать, о божественном, тогда и сны ласковые снится будут. Но порой мысли грешные так и лезут в голову и, как следствие, сны такие же снятся. Видится, как теплым весенним деньком по тропинке меж цветущих яблонь прохаживалась и кто-то невидимый шептал ласково: — Ты моя любушка! Просыпалась после обычно такой...

Инокиня прекрасно помнит тот день, когда узнала о смерти Магнуса в городе Пильтене. Она сама только-только в себя после похорон супруга приходить стала. Успокоилась немного, обжилась в Угличе. Почувствовала себя настоящей хозяйкой. А тут дядька Афанасий приехал и с порога бухнул: — Арцимагнус Крестьянович помер! — А мне-то до этого что? — сказала она безразличным голосом. По крупному счету ей все равно было. Можно подумать, ей от этого какая-то польза или вред будет Только братья взъярились. Начали курицей безмозглой обзывать...

Покойный муж ей как-то показывал камень странный, на ощупь холодный. К нему железные опилки притягивались и это очень царя развлекало. Марьюшка, когда увидела, за колдовство действо приняла. Естественно, он ее глупой назвал. Но объяснить, почему подобное происходит, не сумел. Только насмехался да речи оскорбительные вел. Улыбку эту его как сейчас помнит. А чего, спрашивается, смеялся? Можно подумать, что сам знал. Ясное же дело, ему об этом тоже кто-то поведал. Только даже в такой вот мелочи никогда не признался...

Инокиня вздохнула глубоко. Коли послушать ее духовника, отца Питирима, женщины все из греха состоят. Он постоянно твердил — вы все один сплошной грех! Не будь вас, мир бы куда лучше стал. На себя бы посмотрел, охальник! Брюхо отъел такое, что ходить не может. О простоте говорит, а сам такой крест дорогой на шее носит, что от драгоценных каменьев глаза щурить приходится. А какой богатый на пальце перстень! Уж она-то в этом еще при жизни во дворце разбираться научилась. Однажды не выдержала и огрызнулась — да не будь нас, и вас бы не было...

В году, кажись, 69-м, даты инокиня Марфа никогда особо не запоминала, покой в семействе Старицких закончился. Вновь кто-то очередной донес подготовил, причем, сделал очень грамотно. На этот раз сказали, что Старицкие подговорили жителей и хотят отдать Новгород и Псков литовскому королю. И помогает им в этом архиепископ Пименом. Кроме того, самого царя Ивана хотят извести, а на трон усадить князя Владимира. Едва государь об этом узнал, больше терпеть подле себя Старицких не стал. Сказывают, даже турков поминал...