Наталья Швец

Феодосия выросла просто красавицей. Не удивительно, что жена все время боится, как бы девку сглазили. Глупа, ох, глупа! О каком сглазе может идти речь, коли постоянно в церковь ходит и часами молится? А слово Божие, как известно, любое зло отгоняет. Строго с добрыми молодцами, которые падки до девичьей красоты, держится. Как зыркнет синими глазищами своими, что омут глубокий напоминают, так даже у него, отца родного внутри все замирает, что же тогда о богатых бездельниках говорить? Им только...

Петух орал так, что в ушах глохло. В принципе, эту птицу Бог для того и создал, чтобы кукарекать и будоражить округу, но сейчас его звонкое «кукареку» раздавалось явно не по времени. По всем птичьим правилам кочеток давно должен спать в курятнике со своими сородичами на насесте, а не хлопать крыльями и носиться, будто оглашенный, по двору. Не выдержав шума и осерчавший донельзя на нарушителя его покоя, боярин Прокофий Федорович Соковнин мысленно пригрозил в самое ближайшее время отправить птицу на щи и выглянул в заиндевевшее слюдяное оконце...

— Господи, — воскликнула инокиня, едва картина предстала перед глазами, — какой же глупой я тогда была! Разве в царском венце счастье заключается? Будто согласившись с ней, на колокольне зазвучали колокола. Марфа-Мария вздохнула и перекрестилась. Внезапно на нее повеяло холодом. Поначалу подумалось — предутренняя прохлада проникла в келью. Но буквально сразу сообразила — давно забытый гость пожаловал. Видать, воспоминаниями его с того света возвернула на короткий миг. Присмотрелась и в изумлении вскрикнула...

С каким-то непонятным чувством смотрела на изменившееся, теперь уже совсем незлое лицо мертвого царя, и думала про себя: вот ведь как бывает! Никто своей участи избежать не может. Кажется, будешь жить вечно, ан нет. А вот Господь Бог, по своему, решает. Мария знала, что огромная толпа людей вот уже несколько дней стояла вокруг Кремля, в ожидании известий о своем государе Борис Годунов очень боялся восстания или заговора, потому-то и не стал сразу объявлять о смерти правителя. Обращение к народу подготовил лишь после того, как все детали передачи власти были согласованы...

Когда утром 18 марта сказали, что государь почувствовал себя гораздо лучше, испугалась так, что язык к небу присох. Именно тогда впервые почувствовала, где сильно в груди сердце бьется. Коли оклемается, враз прознает обо всем, что замышляла. Беды тогда не миновать. Там уже не монастырь, там нечто хуже ждет... Словно в насмешку предсказанию Иван Васильевич умирать не собирался. Проснулся утром веселый, принялся заниматься государственными делами. Потом потешился любимыми песнями и приказал принести ларец с драгоценными камнями, которые начал еще в детстве с младшим братом Юрием собирать...

Жизненные силы покидали государя, но он отчаянно сопротивлялся смерти. С рождения привыкший бороться за свое существование, привыкший бороться, Иоанн Васильевич не хотел сдаваться и теперь. Перестав верить в искусство иноземных лекарей, принялся раздавать милостыни монастырям, обращался за помощью к знахарям и знахаркам. Если раньше в его покоях устраивались оргии, которых, сама Мария не застала, то теперь на смену пришли странные, если не сказать колдовские, обряды. Они проводились в сопровождении звуков бубна и непонятных гортанных вскриков и завываний...

В страхе от мысли, что малыша могут сглазить или того хуже, порчу навести, никому на него смотреть не позволяла, не то что на руки взять и приласкать. По существующим правилам за наследником должны были следить специально приставленные няньки. Да только она не стала чужим рукам наследника доверять. Ибо знала — от его благополучия прежде всего зависит ее будущая жизнь. О своей семье старалась не думать. Она столько боли принесла, что порой вообще хотелось забыть какого роду-племени! Младенца своего без внимания не оставляла даже на секунду, постоянно к груди прижимала...

10 октября 1582 года стал для нее самым счастливым днем в жизни. Именно тогда она родила царственному супругу наследника, который сразу осчастливил мир писклявым плачем. Повитуха осмотрела младенца и со знанием дела объявила: царевич совершенно здоров. А то, что плачет постоянно, так вполне объяснимо. Все младенцы любят покричать. — Судите сам, матушка, — говорила она, — лежит дитятко в теплом животе у матери девять месяцев спокойненько, ничего его не беспокоит, от всех бед чревом защищен, если только тесновато немного...

Почти месяц оплакивал смерть сына государь. Каждый день ходил в храм, сделал множество денежных вкладов в монастыри. В Александровской слободе прекратились пиры и веселье. Все ходили тихо, разговаривала шепотом, казалось, даже дышать боялись. Ближние бояре стали похожими на тень, неслышно шмыгали по переходам и все больше молчали. Даже с жен их спесь куда исчезла. Все как-то враз прекратили кичиться знатностью рода. При случае и без случая Марии вдруг начали низко кланяться. К руке спешили приложиться и все чаще о милости просили...

Грех, конечно, говорить подобное, но Марьюшка облегченно вздохнула, когда царевич Иван Иванович вдруг представился. Злые языки твердили — батюшка прибил. Только она твердо знала: все это злые вороги придумывают. Особливо в этом деле иноземные послы стараются, дабы очернить светлый образ государя в глазах поданных. Ясное дело, золото господское отрабатывают... Уж кому, как не ей знать, что не имел государь прежней силы в руках. Ударить мог, но не настолько сильно, чтобы насмерть забить. Царевич крепким мужчиной был...

Меж тем страсти в тереме не утихали на на минуту. Уверенная в своей безнаказанности, все-таки супруга наследника, Елена Шереметева принялась перед всеми Марьюшку грязью поливать. Чаще всего с ее уст слетала фраза: — Понять не могу, почто царь-батюшка тебя в монастырь не отправляет? Глупа, тупа, бедна да еще склочна. Какая из тебя царица выйдет? В лучшем случае сенной девкой быть полагается. Да и то вряд ли получится! Не приспособлена к труду! То ли я! Красива да знатна! Говорила, а при этом горделиво головой поворачивала и плечики расправляла...

Спроси сейчас кто у Марии, каким по характеру на самом деле был ее покойный супруг, она бы ни за что не смогла дать внятного ответа. Пожалуй, единственно, что могла точно сказать — разным. Нрав его, как и лицо, всегда пугал окружающих. По сей день никак понять не может, как ему удавалось сразу два выражения примерять. С одной стороны глянешь — улыбается добродушно. На другую взор кинул и застываешь, заледенев: смерть твоя на тебя глядит! И так во всем, чего бы это не касалось. Две стороны во всем имел...