Беляков

Да, у нас тут проживает Мися, лысая кошка бывшей жены. Та надолго уехала в какие-то горы, куда еще девать старую кошку – только бывшему мужу, он же сама безропотность. Он и накормит, и полечит, и утешит. И в общем, Мися не особо беспокоит, все было б совсем хорошо, если б она не принималась вдруг истошно орать. Внезапно. Это всегда непредсказуемо. Причем, орет так, что я жду: спецназ взломает дверь и начнет спасать жертву маньяка. Никакие «кискис» не помогают, Мися должна истошно высказаться до конца, после чего влезает в свой домик и спит довольная...

Вы думаете, тут про горы, охоту, сплав в одиночку по алтайской реке? Нет, это все мило, но очевидно до скучности. Тут о другом. Настоящем. Вот доставка продуктов. Заказал – привезли. Режь помидоры, жуй колбасу. Не люблю и презираю. Нет, какие доставки – это пусть молодые валяют дурака. Они слабые, их ножки еле держат. А я люблю ходить в магазины. Каждый огурец в руке покрутить, шуткануть с продавщицами, спросить насчет той колбасы, хороша ли она. Попросить дать сыра попробовать – да, вон того, того...

Мамы близких друзей не стареют. Мы седеем, лысеем, нам самим уже фиг знает сколько лет. А мамы близких друзей нет. Позвонишь по какому-то пустяку, она так же воскликнет: «Лешка, привет! Как ты?» Как было и двадцать, и сорок лет назад. Мамы близких друзей – это всегда наши вторые мамы. Когда-то вы зажигали у друзей, слушали громко роллингов и цеппелинов, даже с вином или пивом. Иногда прямо до ночи. А мамы друзей это терпели, разве что звали перекусить. Мама друга заглянет в комнату: «Лешка, ты же голодный?»...

А по утрам сейчас я подрабатываю регулировщиком улиток. Нет, серьезно. Нет, я не шучу. Иду вот бегать в парк, смотрю под ноги. Нередко из травы на асфальт забредает вдруг улитка. И движет прямо к дороге. Не знаю, что у них за рвение такое в середине августа, может разгул улиточьих вечеринок. Может, они всю ночь зажигали, немного перебрали сочной травки и на рассвете не особо соображают, куда идти. Домой они не могут идти, у них дом с собой, вот какая фигня. И ползут без разбора. И выбираются на тротуар...

Мужская пытливая мысль – двигатель цивилизации. Она дала нам возможность преодолевать любые расстояния, подниматься в небо и достичь Луны. Мы создаем технологии, мы делаем открытия, мы возводим такие конструкции, что дух захватывает. Гигантские мосты, стоэтажные небоскребы, телескопы, пронзающие Вселенную. Она не знает пределов, мужская пытливая мысль. Мы любим вызовы, мы любим риски, мы способны на всё. Когда перед мужчиной возникает сложная задача – он найдет способы решения. Преград нет. И я всегда ощущаю, как за моими плечами стоят могучие фигуры Эдисона, Теслы, Шухова и Ландау...

Была у меня знакомая – девчонка веселая, милая. Вполне симпатичная, кудрявая, миниатюрная. Все у Кати было в жизни неплохо, она вообще оптимистка. Удручали Катю лишь две вещи: что рано вставать на работу и что с девичьими объемами у нее не задалось. Подруги ей говорили: «Кать, да это фигня, у тебя все гармонично. Перестань уже мучиться». Ага, отвечала им Катя, гармонично – это у вас! У тебя, Рита, вообще четвертый номер. «И что? – усмехалась Рита. – Это мука на самом деле. Да ты счастливая, Катька» Да, соглашалась Катя, но хотелось бы этого счастья побольше...

Зонты я терпеть не могу, на самом деле. Но в этот раз обещали ливень, а у меня встреча в центре, как назло. Один важный человек назначил встречу, какое-то у него ко мне есть дело. Я просил по телефону, но он сказал, что надо только лично. А тут еще ливень обещают. В углу у меня давно пылится зонт – такой длинный, клетчатый, с загнутой ручкой. Выглядит пижонски, может служить тростью, но я никогда не хожу с ним – обременительно. А тут взял: он большой, от ливня, если что, укроет. Но уже когда вышел...

Вика страдала. Это была ее первая большая любовь – ну знаете, та «которая навсегда», как уверены девушки восемнадцати лет. Антон был старше на целых пять, работал менеджером или как это там называлось. У Антона были крепкие руки, чуть рассеянный взгляд, усмешка – короткая, быстрая. Эта усмешка Вику особенно изводила. Болел за ЦСКА. Они встречались три недели, Вика молча шла рядом, Антон рассказывал, как его достал начальник, показывал новый айфон, иногда угощал Вику кофе с эклером. Он никогда ее не провожал...

Да, было это возле Курского вокзала. Девчонка с гитарой стояла и пела. А я всегда слушаю, что поют, интересно. Просто иду мимо, слушаю. Тут слова вроде знакомые, даже осточертевшие с юности: ооооо, зеленоглазое такси, притормози, притормози… Эта песня возникла еще до того, как мама девушки родилась. Но делала она это так, как пела бы Долорес О Риордан из группы Cranberries. С такими заходами, взлетами и руладами, что я действительно притормозил. Нифига себе, думаю. А вокруг ходит ее подружка с шапкой, деньги собирает...

Вот арбуз. Мы не можем его так просто купить. Взять и купить. Хотя с виду просто хороший арбуз. Нет, возле каждого арбуза мы проделываем три мистических ритуала. И все три для меня – страшная загадка. Но что поделать – сам их исполняю. Покорно, много лет. Первый ритуал – это вопрос: хороший ли арбуз? Мы обязательно спросим. «А что, арбузы хорошие?». Будто продавец сходу ответит: нет, барахло, нельзя их брать. И мы кивнем, мы скажем, а ну ладно, спокойно уйдем за топинамбуром. Второй – это вопрос: откуда арбуз? Мы ждем ответ – астраханские...

Звонит жена: «Слушай, тут одну шмотку себе присмотрела, она в двух цветах, давай фотку скину, скажешь, какой лучше». Так, говорю, погоди, как это – фотку скинешь? «Чего?» Ну фотографию, говорю. Как ты мне ее скинешь? «Ты о чем?» Надо же, говорю, проявить, напечатать, это пару дней займет точно. А если в ателье – то и неделю. «Ничего не поняла. Короче, сейчас отправлю». Куда, спрашиваю. «Блин, на телефон!» На какой такой,...

«Комсомольская», бабулька, тележка с колесиками. Лестница вверх. Бабулька топчется вокруг тележки, не зная, за что ухватиться. Тут я мимо иду, на электричку. Таким бабулькам я всегда помогаю, беру за ручку тележку. Поднимайтесь, говорю им, спокойно, а я отнесу. И поклажа обычно легкая, одной левой несу. Хотя для бабулек и это тяжело. Но тут в большой клетчатой сумке было что-то совсем неподъемное. Двумя руками с трудом занес. Что у вас там, говорю, пеноблоки? «Да что ты! – улыбается. – С дачи всякое… Ой, как же тебя отблагодарить, прямо спас меня»...