Отчаянная Домохозяйка

– Елена, ты что, с ума сошла? Это же твоя мать! – Андрей смотрел на жену так, словно она предложила продать ребенка. – Андрей, мы уже месяц спим на диване. Месяц! А она там разложилась, как будто эта квартира её личная дача. Елена качала на руках плачущего Артёма, пытаясь говорить тише, но голос предательски дрожал от усталости. За тонкой стеной спальни раздавался звук включенного телевизора – мама смотрела очередной сериал. – Она же помогает нам. Без неё мы бы не справились. – Помогает? – Елена развернулась к мужу всем телом...

— Ну что, Танюх, долго мы будем в молчанку играть? Квартира сама себя не продаст, а деньги, сама понимаешь, имеют свойство обесцениваться. Особенно сейчас. Вадим стоял посреди прихожей, даже не подумав снять ботинки. На дешевом ламинате, который Татьяна перестилала три года назад в кредит, расплывались две грязные лужи. Снег на улице был тот самый, мерзкий, московский — пополам с реагентами и черной крошкой, и теперь эта химическая каша уверенно впитывалась в стыки пола. Татьяна смотрела на брата...

— И это всё? — Вадим брезгливо подцепил вилкой край слипшейся макаронины. — Ты серьезно, Тань? Я через весь город по пробкам, а у тебя тут... "рожки"? Татьяна молча поставила на стол банку с солеными огурцами. Крышка чпокнула, выпуская дух укропа и чеснока. Этот звук был громче, чем ей хотелось. — Котлеты в сковородке, — сказала она, вытирая руки о полотенце. — Разогрей сам, если холодные не любишь. Микроволновка сдохла еще во вторник. Вадим хмыкнул, но вставать не стал. Ему было сорок три, но сидел...

– Валя, ты серьезно? Соню на раскладушку в коридор? – Елена не могла поверить в то, что слышит. – А что такого? Девочка маленькая, ей много места не нужно. Игорь взрослый мужчина, ему нормальная кровать требуется, – Валентина Петровна вытирала посуду, не глядя на невестку. – Но это же ребенок! У нее там все игрушки, книжки... – Игрушки можно в ящик сложить. А книжки пока рано читать в четыре года. Елена почувствовала, как внутри все закипает. Три года назад, когда Соне было всего несколько месяцев, они с мужем не могли тянуть съемную квартиру...

— Передай соль. Недосол какой-то, — Сергей буркнул это в тарелку, даже не поднимая головы. Ложка звякала о края фаянса с таким звуком, будто он пытался выдолбить там дыру. Татьяна молча подвинула солонку. Пластиковая крышечка была липкой — Марина вчера готовила оладьи, масло пролила, вытереть, конечно, забыла. Татьяна механически отметила это, потерла пятно большим пальцем. Не оттиралось. На кухне было душно. Окно запотело, по стеклу ползли мутные капли, собирая городскую пыль. Ноябрь в этом году выдался мерзкий: ни снег, ни дождь, какая-то серая каша под ногами и вечная темнота...

– Лен, ты что, с ума сошла? – Андрей поставил чемодан у входной двери и недоуменно посмотрел на жену, которая лихорадочно убиралась в гостиной. – Я только с поезда, а здесь как будто ураган прошел. – Андрюша, милый! – Елена выпрямилась, держа в руках пылесос. – Ты как раз вовремя. Мне нужна твоя помощь. – Какая помощь? Я думал, мы встретим Новый год дома, спокойно, вдвоем... Елена замешкалась, включая пылесос и выключая его обратно. – Ну, видишь ли... – она нервно поправила волосы. – Я пригласила семью...

— Огурцы не те. Я же просил корнишоны, Тань. А эти — лопухи какие-то, в них воды больше, чем вкуса. Весь «Оливье» поплывет через час. Вадим брезгливо подцепил вилкой кружочек соленого огурца из миски, покрутил его перед носом, словно рассматривал редкую, но неприятную букашку, и с тяжелым вздохом бросил обратно. Татьяна замерла с ножом в руке. На разделочной доске, истекая оранжевым соком, лежала вареная морковь. На плите, фыркая паром, доходила картошка. В духовке, распространяя умопомрачительный...

— Ты майонеза-то поменьше клади, поменьше. Олег не любит, когда жирно. У него поджелудочная с детства слабая, я ему на пару́ всё готовила, а ты вечно… как свиньям, прости господи. Голос Тамары Ивановны звучал не громко, но въедливо, как бормашина в соседнем кабинете. Она сидела за кухонным столом, сложив руки на необъятной груди, и наблюдала. Просто наблюдала. Это было её любимое занятие последние три дня, с тех пор как она «осчастливила» своим приездом перед праздниками. Марина с силой опустила нож на вареную картофелину...

– А это чьи ключи от нашей квартиры? – Андрей замер на пороге, глядя на незнакомую молодую девушку, которая легко открыла замок. Кристина обернулась, ловко пряча связку в карман куртки. – Я Кристина. Сестра Оксаны. – Сестра? Какая сестра? Оксана дома? Девушка кивнула и скрылась в квартире. Андрей медленно поднялся по ступенькам, чувствуя, как внутри все сжимается от непонятной тревоги. Декабрьский мороз заставил его поторопиться, но то, что он увидел в прихожей, заморозило его еще больше. На вешалке висело незнакомое пальто...

— А ну отойди, — рявкнула Вероника на подъездную кошку, путающуюся в ногах. Кошка метнулась к батарее, а Вероника, перехватив поудобнее пакет с логотипом супермаркета, толкнула тяжелую железную дверь плечом. Домофон пискнул, пропуская её в затхлое тепло подъезда. Пахло жареной рыбой и сырой штукатуркой — вечный, неистребимый запах ноября в этом доме. Лифт не работал. Конечно. На табло застыла мертвая восьмерка. Вероника выдохнула, глядя на свои сапоги — замша уже напиталась уличной жижей, потемнела...

– Лена, а ты не забыла, что салат "Оливье" нужно делать именно так, как делала наша мама? – Ирина Васильевна стояла на пороге кухни с видом человека, готового навести порядок в чужом доме. Елена подняла глаза от разделочной доски, где аккуратно нарезала вареную морковь. Три дня до Нового года, и вот оно началось. – Ира, я делаю салат уже третий год подряд. Всем нравится. – Это неправильно. – Ирина Васильевна прошла к плите, сняла крышку с кастрюли и покачала головой. – И картошка не так сварена...

— Лена, ты опять суп не посолила? Вода водой, честное слово, — Виктор брезгливо отодвинул тарелку, словно там плавали не домашние фрикадельки из парной телятины, а канцелярские скрепки. — Я же просил: мне нужно мясо чувствовать, а не этот диетический бульон для язвенников. Елена молча забрала тарелку. Спорить было бесполезно, да и не хотелось. В последние полгода Виктор вообще стал удивительно чувствительным к качеству жизни: то подушка ему жесткая, то котлеты сухие, то в квартире «пахнет старостью»...