Поделиться • 11 сентября 2025
Текст: Руслан Юсуфов, футуролог, основатель и управляющий партнер MINDSMITH
Фото: Unsplash
Неконтролируемая интеграция искусственного интеллекта в жизнь детей — это социальный эксперимент, который уже сегодня формирует когнитивный раскол в обществе. Он угрожает разделить будущее поколение на когнитивную элиту, способную к самостоятельному мышлению, и кибер-пролетариат, владеющий лишь навыками взаимодействия с алгоритмами. Расскажу о том, как ИИ становится цифровым воспитателем и какие новые профессии и рынки возникают в новой реальности, где правила еще не написаны.
Неконтролируемая интеграция искусственного интеллекта в жизнь детей — это социальный эксперимент, который уже сегодня формирует когнитивный раскол в обществе. Он угрожает разделить будущее поколение на когнитивную элиту, способную к самостоятельному мышлению, и кибер-пролетариат, владеющий лишь навыками взаимодействия с алгоритмами. Расскажу о том, как ИИ становится цифровым воспитателем и какие новые профессии и рынки возникают в новой реальности, где правила еще не написаны.
ИИ как член семьи
Пока взрослые рассуждают о будущем искусственного интеллекта, для их детей оно уже наступило. В школе разворачивается «тихая», но необратимая трансформация: ИИ превращается в нового, нерегулируемого члена семьи, меняя среду обитания ребенка. Ни административные запреты сверху, ни протесты родителей уже не могут остановить этот процесс.
Масштаб проникновения нейросетей ошеломляет. В Великобритании за год использование ИИ школьниками для учебы выросло с 66% до 92%, в США каждый второй подросток ведет регулярные диалоги с чат-ботами.
Этот процесс вскрыл глубокий цифровой разрыв между поколениями. По данным опроса национального родительского союза США, лишь 16% респондентов, имеющих детей, действительно детально понимают принципы работы ИИ. Опрос от Common Sense Media показывает, что только 37% родителей осведомлены о применении их детьми генеративных моделей для учебы.
По данным ВЦИОМ, 74% российской молодежи в возрасте от 18 до 24 лет могут объяснить, что такое ИИ, в то время как у россиян старше 45 лет эти знания в основном поверхностны. Разрыв усугубляется уровнем доверия к технологии — среди молодых людей он составляет 79%, среди более старшего поколения — лишь 45%. Родители и учителя теряют легитимность, поскольку не ориентируются в мире, который для их детей стал обыденностью.
А для последних ИИ из инструмента превращается в наставника и даже друга. Дошкольники наделяют ИИ человеческими качествами, доверяя ему больше, чем живым людям. Эксперименты демонстрируют, что ребенок с большей откровенностью расскажет о своих проблемах роботу, чем взрослому. Искусственный интеллект становится главным собеседником и арбитром. Вопрос смещается из плоскости технологической грамотности в фундаментальную — кто на самом деле воспитывает наших детей?
Кризис мышления, оценки и доверия
«Тихая» интеграция ИИ подорвала основы образовательной системы и процесса мышления. Это когнитивный раскол, разделяющий будущее поколение на тех, кто способен мыслить самостоятельно, и тех, кто владеет лишь навыками взаимодействия с алгоритмами.
Первой рухнула система академической оценки. Традиционные экзамены и эссе, веками служившие мерилом знаний, утратили свою состоятельность. Исследование демонстрирует, что 94% студенческих работ, сгенерированных ИИ, остаются невыявленными преподавателями.
Более того, эксперимент показал, что ученик, использовавший простейший промт, с вероятностью 83% получает более высокую оценку, чем его одноклассник, выполнивший работу самостоятельно.
Попытки решить проблему технологически лишь усугубили ее. Программы-детекторы продемонстрировали алгоритмическую предвзятость, ошибочно маркируя как сгенерированные ИИ тексты тех студентов, для которых язык не является родным, — их стиль письма с более простой лексикой и структурой алгоритмы принимают за машинный. Результат — тотальный кризис доверия. Учителя не верят ученикам, ученики не верят оценкам и их критериям, а общество начинает сомневаться в ценности самого диплома, полученного в такой системе.
Крах системы оценок — лишь следствие более глубокой проблемы. Регулярно делегируя интеллектуальные задачи машине, человек рискует столкнуться с атрофией собственных когнитивных способностей, формированием «когнитивного долга» — состояния, при котором опора на ответы ИИ ведет к снижению креативности, критического мышления и повышает подверженность манипуляциям. ЭЭГ-исследование показало, что у студентов, писавших эссе с помощью ИИ, наблюдалась значительно более слабая активность нейронных сетей по сравнению с теми, кто работал самостоятельно. Впоследствии участники первой группы не могли процитировать ни строки из «своей» работы.
Третий и самый глубокий разлом проходит по линии человеческих отношений. Исследование университета Кенгбука показало, что подавленное эмоциональное состояние и недостаток близких отношений с родителями становятся прямым путем к формированию цифровой зависимости. В этот вакуум входит ИИ, предлагая сверхчеловеческую эмпатию. Датское исследование демонстрирует, что 14,6% старшеклассников уже регулярно ведут «дружеские» разговоры с чат-ботами.
Способности ИИ к эмоциональной мимикрии пугают: в рамках швейцарского исследования ведущие языковые модели прошли тесты на эмоциональный интеллект с результатом 81% против 56% у человека. По результатам исследования Калифорнийского университета в Сан-Диего, GPT-4,5 в тесте Тьюринга определяется как «человек» в 73% случаев, превосходя живых людей в эмоциональной экспрессии.
Другое исследование показало, что, по мнению самих людей, ChatGPT объяснял, почему те или иные действия являются моральными или аморальными, лучше, чем профессиональный философ и исследователь этики. Даже когда участники догадывались, какой ответ был сгенерирован ИИ, они все равно предпочитали его советы в 74% сценариев.
Мы стоим на пороге мира, где эффективность оценена, мышление автоматизировано, а эмпатия стала дефицитным ресурсом. Разлом проходит не между человеком и машиной, а внутри самого общества.
Два сценария для России
Перед лицом когнитивного раскола мир разделился на два лагеря, где Россия пока занимает позицию стратегического выбора.
Первый путь — это сценарий форсированной автоматизации, избранный технооптимистами, в первую очередь США и Китаем. Их философия проста и радикальна. Они считают, что ИИ уже превосходит человека в образовании и его полная интеграция необходима. Американская модель реализует этот подход через рыночные механизмы и смелые эксперименты, от президентского указа о внедрении ИИ с детского сада до частных школ, где ИИ полностью заменяет преподавателей. Пример подобной школы — Alpha School, которая предлагает обучение на базе ИИ без учителей за $65 тыс. в год.
Китайская модель достигает той же цели через централизованное планирование и создание национальной цифровой инфраструктуры, где коммерческие проекты вроде Squirrel AI демонстрируют более высокую эффективность, чем традиционное преподавание.
Конечная цель этого сценария, озвученная CEO Duolingo Луисом фон Аном, — мир, где «нет ничего, чему бы не мог научить компьютер», а школы выполняют лишь функцию присмотра. Риск такого пути — формирование киберпролетариата, массового класса людей, чьи когнитивные навыки ограничены умением формулировать запросы к алгоритму.
Второй путь — это сценарий осознанной сдержанности, который демонстрирует, например, Япония. На фоне глобальной гонки лишь 30% японских школьников сообщили об использовании ИИ, поскольку страна фокусируется на разработке методических руководств и локальных экспериментах вместо тотального внедрения. Цель такого сценария — пересобрать обучение вокруг сугубо человеческих компетенций, таких как критическое мышление, эмпатия, творчество, вместо его автоматизации. Это ставка на формирование когнитивной элиты, чья ценность определяется способностью мыслить и действовать за пределами возможностей искусственного интеллекта.
На этой карте Россия сегодня занимает выжидательную позицию, схожую с японской. По данным ВЦИОМ, 65% россиян готовы видеть в ИИ лишь помощника учителя и только 5% согласны на его самостоятельную роль в образовании.
Это путь формирования культуры осознанного использования технологии. Однако потенциал сдерживается ключевым ограничением — негибкостью самой образовательной системы. Россия получила уникальный шанс избежать крайностей американской и китайской моделей.
Новые профессии эпохи когнитивного раскола
Вопрос о профессиях будущего часто сводится к примитивной формуле, предполагающей, что главными специалистами станут те, кто обслуживает ИИ. Ответы вроде промпт-инженер или тренер нейросетей упускают главное: они описывают функции, которые сами будут автоматизированы следующей волной технологий. Реальный спрос возникает в самом центре когнитивного раскола, где требуется компенсация наносимого технологиями ущерба.
В мире, где технологии сделали доступ к информации практически бесплатным, ценность знания (что) обнулилась. На первый план выходят метанавыки — способность мыслить (как) и наличие мотивации (зачем). Дефицит именно этих качеств будет определять рынок труда будущего. Поэтому самыми востребованными специалистами станут люди, способные создавать ценность за пределами возможностей ИИ. Это требует полной пересборки нашего взгляда на профессиональные роли.
Во-первых, возникает спрос на проектирование образовательных методик, направленных на прямое противодействие «когнитивному долгу». Задача таких специалистов — создавать условия, в которых мозг вынужден работать самостоятельно, анализируя, синтезируя и создавая новое, вместо того чтобы компилировать готовое. Это своего рода фитнес-тренер для мышления, создающий интеллектуальные тренажеры для развития креативности и критического анализа.
Во-вторых, формируется рынок организации офлайн-опыта. В мире тотальной цифровизации и парасоциальных связей с алгоритмами самым дефицитным ресурсом становится живое человеческое общение. Возникает потребность в создании и модерации специалистами «островов офлайна» — образовательных пространств, целенаправленно очищенных от цифровых посредников. Здесь дети заново учатся дружить, спорить, договариваться и сопереживать.
В-третьих, резко возрастает ценность человеческого наставничества. ИИ служит навигатором по миру фактов. Человек же остается проводником по миру идей. Задача наставника — помочь ученику собрать собственную картину мира и найти ответ на вопрос зачем. Это требует создания новых интегративных дисциплин на стыке гуманитарных наук и когнитивистики, способных научить отличать сигнал от шума.
Эти три направления смещают фокус с вопроса, как нам догнать и перегнать ИИ, на принципиально иной: как нам сохранить и развить то, что делает нас людьми.
Когда мир делает ставку на алгоритмы, умение выстраивать мосты между людьми становится главной стратегией национальной конкурентоспособности.
Карта новых рынков
Для предпринимателя описанный выше когнитивный раскол — это карта новых рынков. Наибольшая капитализация будет создаваться не в дальнейшей автоматизации когнитивных функций, а в устранении ее побочных эффектов. Стратегические возможности лежат в четырех ключевых векторах.
Первый — платформы верификации компетенций. Этот рынок рождается из кризиса системы оценки, где диплом обесценивается, уступая место верифицированному портфолио реальных навыков. Продукты — платформы, отслеживающие и подтверждающие сам процесс работы над проектом вместо оценки итогового результата, который может быть сгенерирован. Сюда же относятся системы, анализирующие вклад каждого участника в командную работу, и блокчейн-сервисы для создания неизменяемого реестра достижений. Ценность этих систем — в создании новой валюты доверия на рынке труда, где происходит переход от доказательства знания (proof-of-knowledge) к доказательству навыка (proof-of-skill) и доказательству работы (proof-of-work).
Второе направление — инфраструктура офлайна. Рынок возникает в ответ на эрозию социальных навыков. Премиальным продуктом становится качественный, модерируемый офлайн-опыт. Сюда относятся сети технологически «стерильных» детских лагерей, городские пространства для совместного творчества и подписные сервисы, доставляющие наборы для реальных экспериментов и хобби. Ценностное предложение заключается в продаже «цифрового детокса» как услуги и монетизации потребности в аутентичном человеческом контакте.
Третий вектор — рынок когнитивных тренажеров для противодействия интеллектуальной атрофии: сервисы и продукты, тренирующие мышление. Сюда относятся цифровые симуляторы для решения неструктурированных задач, платформы для дебатов, приложения, геймифицирующие процесс критической проверки фактов. Ценностное предложение смещается с быстрого получения ответа на тренировку мозга находить решения самостоятельно.
Четвертый трек — инструменты для «цифрового родительства». Продуктами здесь могут стать аналитические помощники, интерпретирующие цифровой след ребенка (какие сайты посещает, что он на них делает, как взаимодействует с интерфейсом сайта, сколько времени он читает) и дающие родителям инсайты о его интересах и потенциальных когнитивных пробелах. Например, если он потратил 20 минут на чтение статьи, несколько раз к ней возвращался, но все равно допустил ошибку по ее содержанию, — это может говорить о необходимости развивать краткосрочную память. Если же ребенок постоянно переключается между вкладками или пытается делать несколько дел одновременно — возможно, у него есть проблемы с концентрацией внимания.
Самые ценные стартапы ближайшего десятилетия будут гуманитарными по своей сути, даже если они используют передовые технологии.