Ольга Моисеевна
Беременность Лене давалась тяжело, до декрета еле доходила. Жили у Димы в коммуналке, постепенно проживая Ленины накопления. Зарплату ему хоть и подняли, но ее не хватало. Мать Лены прямым текстом сказала молодоженам, что они и сейчас ей в квартире не нужны, а уж когда родится ребенок – тем более. Вся эта ситуация очень расшатывала и без того слабое Ленино здоровье. Она не ждала приглашения, и не просилась жить в материну квартиру, хотя и ее часть там была, считая, что взрослые люди должны «крутиться» в таком вопросе самостоятельно. Но на моральную поддержку и некоторую заботу в таком положении она все-таки рассчитывала. А вот столкнулась с непринятием и злобой родной матери: все таки единственная дочь ждет ее единственную внучку, других скорее всего не будет. Нет, Ольге Моисеевне оказались важнее догмы и постулаты, рожденные и взращенные ее воспаленным мозгом и упрямым характером.
Когда родилась Настенька, Лену забирать из роддома пришел только Дима. Мать сказала, что она не хочет видеть «эту девочку» и сильно устала. Ну бог ей судья. Это был последний раз, когда Лена общалась со своей матерью.
После родов Лена совсем слегла. Постоянные головные боли не отпускали даже после убойной дозы анальгетиков. Вначале женщина списывала свою немочь, на последствия после родов, но вскоре вынуждена была обратиться в больницу. Диагноз был страшный – опухоль. Опухоль, которая давно уже прижилась в голове женщины, но до поры, до времени «спалА». Онкология была «разбужена» тем ужасным стрессом, который пережила Лена за последний год.
Лену оставили в больнице, а на остатки декретных денег Дима нанял няню для Насти. Он разрывался между работой, больницей и грудным ребенком. Иногда Диме казалось, что он сходит с ума, что вот он проснется однажды, если удавалось поспать, а ничего этого нет. Что он все еще студент Ульяновского «Политеха» и родители уехали на дачу, а к нему в гости сегодня придет Кристина. Но наступал новый день, и Дима обязан был его прожить, он не мог бросить больную мать своего ребенка, у них в этом мире больше никого не было.
Лену немного стабилизировали через 3 месяца, врачи прогнозировали ей год жизни на убойных обезболивающих. Ленины декретные почти закончились, на оставшееся купили те самые лекарства, которые должны были облегчить ее существование. Все Димино семейство вынуждено было уехать в Ульяновск, к родителям, во главе с похожим на скелет Димой, который с уже был близок к помешательству.
В родном городе родители приняли их тепло, они смирились с ситуацией, очень переживали за сноху и маленькую внучку и ужасно жалели сына. Детей поселили в квартире недавно почившей прабабушки, а внучку забрали себе. Отпуск пришлось брать сначала бабушке – Надежде Петровне, а потом дедушке Николаю Семеновичу, потом няня, потом ясли. В общем, было «весело». Дима устроился на работу, его заработка едва хватало на еду, лекарства и круглосуточную сиделку. Настю воспитывали родители, дочку Дима видел по выходным, хотя и был очень сильно привязан к ней. Он не опустился до обвинений ребенка в своей разбитой судьбе, не запил, не загулял. Дима просто делал то, что должен и был благодарен своим родителям, что они не бросают и не отвергают его в такой тяжелый момент жизни.
Лена прожила еще полтора года и умерла тихим сентябрьским днем. Дима, двухлетняя Настя и свёкор со свекровью проводили ее в последний путь. Дочка не совсем понимала – что это за тетя, к которой она приходит на выходные, и которая почти все время лежит, и почему ей велят называть ее мамой. Мамой для нее была Надежда Петровна, а еще папа Дима и деда Коля.
Полетели годы, Настюша росла вполне счастливым ребенком, у нее было обычное детство с праздниками, походами в парк и даже поездками на море. Бабушка с дедушкой были еще полны сил, и был еще любящий папа.
Дима успокоился, немного поправился и расцвел. Он был все еще молодым мужчиной, и даже парнем, но от прежнего мечтательного юноши не осталось и следа. У него была квартира, появилась машина, неплохая работа и много женщин. Дима легко знакомился с девушками, увлекался ими и так же легко остывал. То ли с юности он был такой обаятельный и любвеобильный, но проявить себя с этой стороны не успел, то ли «отрывался» за годы брака. Но постоянные отношения Дима завести не мог, а скорее всего не хотел. И как ни странно при таких обстоятельствах, с дочкой у него сложилась полная гармония и любовь. Может отчасти потому, что Настя тоже девочка, а девочек он обаять умел.
А что же мать Лены? Два года она прожила в полном неведении – где ее дочь. Сначала Ольга Моисеевна думала, что молодожены сняли квартиру и как-то живут своей жизнью. Потом, к моменту рождения внучки, она уже начала обижаться на Диму и Лену, что они специально ее игнорируют, и не пошла на выписку внучки и дочери. А о том, что она выставила их за дверь, Ольга Моисеевна уже как-то и подзабыла. А ведь это было бы прекрасным поводом помириться – приди она к роддому в выписной день. Но гордыня и «тараканы» оказались важнее и больше.
Копию свидетельства о смерти Лены и заключение врачей Ольге Моисеевне прислали родители Димы , найдя Ленин прежний адрес в паспорте покойной. После вскрытия конверта, мать хватил удар. Ольга Моисеевна успела вызвать «скорую», врачи ей помогли, но левая сторона тела оказалась навсегда парализованной. Со временем Ольга Моисеевна немного отошла, но ходила с тех пор с трудом, с костылем, левая рука у нее почти не работала.
Следующие 12 лет Ольга Моисеевна прожила в полной изоляции, взаперти, с трудом обслуживая себя. Продукты и лекарства ей приносили социальный работник, да сердобольная соседка. Все, что могла сейчас эта одинокая больная старуха – это выйти на балкончик своей квартиры и часами сидеть в кресле с застывшим взглядом.
Ольга Моисеевна вспоминала свою жизнь.
Отец без вести пропал на фронте, и они с мамой по полной хлебнули во время войны и после. Основным ощущением того времени был голод, а зимой еще и холод. Зима 1943 года была особенно тяжелой, мама заболела туберкулезом. И Оля тогда поклялась себе - обязательно выжить, вот назло судьбе и обидчикам – выжить любой ценой. И дальше, по жизни, Оля крепчала духом и черствела душой. Мама умерла, когда Оле было 18 лет. К тому времени ее приняли работать на завод, где Оля зарекомендовала себя активным и идейным работником. Девушка вступила в комсомол, работала и параллельно училась. Вот таким вот образом, наступая, порой, себе на горло, а другим на голову, Оля и пробилась в партийные работники. На это ушли годы.
Вспоминала и свой служебный роман с Владиславом. Как всегда сдержанная и даже суровая, Ольга жила только работой и идеей партии и правительства. К тому же эта работа приносила неплохой доход и льготы. Но вот потеряла голову от нового сотрудника, который поначалу как бы невзначай, то сидел рядом, то дверь придерживал, то лучезарно улыбался, причем именно ей, ведь с другими был подчеркнуто сдержан. Влад приехал в Москву на повышение из периферийного городка и занял служебное положение на ступень ниже Ольги. Он был активен, карьерист, очень привлекателен, и … женат. Ольга была одинока, и приняла эти знаки внимания за ответное чувство, а Владислав просто не отказался иногда проводить время вне семьи. Тем более у Оли была своя квартира - место для встреч.
В те времена роман с женатым мужчиной, да еще и при работе в таком подразделении, был залогом увольнения с работы и всеобщему позору. Начало беременности Оля пропустила, в силу особенностей организма. Когда поняла, что произошло, было уже поздно. Что–либо предпринять было опасно, оставалось только рожать.
Влад сделал вид, что он не причем, да и Ольге за подобное поведение могло попасть от бдительного коллектива и общественности. Она родила ребенка в статусе матери – одиночки, ее оставили в той же должности только из уважения к ее заслугам и положению.
Когда Ольга Моисеевна вышла из декретного отпуска, Владислав Юрьевич пошел на повышение в правительство, предварительно поработав 1,5 года на Олином месте. Ничего, пережила, еще крепче стала.
Теперь, сидя парализованная, на балконе своей квартиры, и вглядываясь куда – то в старинную Москву, Ольга Моисеевна кляла себя на чем свет. Нет, не за тот роман, а за то, что так впустую и бездарно провела все последующие годы. За свою гордыню и идолопоклонство не тем идеалам. Ведь кроме этой ее квартиры–тюрьмы эти идолы ей ничего не дали.
Социальная работница постоянно и настойчиво рекомендовала Ольге Моисеевне отписать свою квартиру государству, а самой перейти на полное обслуживание и обеспечение в пансионат. Но старуха уже приняла решение. Свое жилье она завещает внучке. Дочери она в свое время недодала внимания, а в трудный для Лены период жизни – так и вообще бросила. Так хоть перед внучкой, которую она никогда не видела, удастся искупить вину, которая висела на Ольге Моисеевне тяжким грузом.
Умерла она от отравления, именно такое заключение было предоставлено. Старая одинокая женщина, она плохо видела и могла перепутать лекарства или дозу, а может и то и другое сразу. Никто не разбирался, похоронили на государственные деньги, немного помогла организация, где Ольга Моисеевна проработала почти всю жизнь.
Через полгода Диме пришло уведомление о том, что его четырнадцатилетняя дочь является наследницей однокомнатной квартиры в Замоскворецком районе Москвы. Но пока она не достигнет совершеннолетнего возраста, ее интересы будет представлять он – отец.
После того, как были улажены все бюрократические процедуры, встал вопрос «Что делать?» Дима видел ту квартиру, когда приезжал с Настей в Москву, вступать в наследство. В ней не было ремонта лет 20, жить там было бы неприятно, но не невозможно. Несомненным плюсом было ее местоположение и площадь. Из этой «однушки» можно было сделать что-то типа «евротрешки». Что Дима и запланировал осуществить. Решено было продать старую бабушкину квартиру, в которой Дима жил, Настю оставить с родителями, а самому ехать в Москву. На вырученные от продажи деньги был план делать ремонт и первое время жить. Москва позвала Диму еще раз, на этот раз уже сама.