Коммунальные квартиры не сразу крепко вошли в мою студенческую жизнь. Поначалу мы с двумя подругами снимали квартирку на Комендантском проспекте.
Училась я на Балтийской, а подрабатывала в кафе на площади Восстания. После суточной смены доехать до конечной станции метро с открытыми глазами не представлялось возможным примерно никогда. Я засыпала мгновенно, стоило моей пятой точке обрести точку опоры. И спала так крепко, что просыпалась лишь когда сотрудники службы безопасности метро начинали смотреть вены на моих руках и светить в глаза фонариком.
Думали, что я наркоманка.
Потом они стали меня узнавать и начали будить деликатнее. Да и не распознать во мне работника общепита мог бы, наверное, только человек с лакокрасочного завода. Потому что после смены запах жареных пирожков и фритюрного масла заходил в вагон впереди меня.
Я, наверное, никогда не забуду это ощущение: 6.30 утра, выходишь из метро, дрожишь, словно, мокрая кошка, и мечтаешь только об одном - поскорее оказаться в уютной теплой кроватке. В моем случае - на надувном матрасе.
Пустая Комендантская площадь, 4 светофора, предательски урчащий живот. Маленькое окошко Макавто, в которое такая же сонная девочка протягивает мне обжигающий пирожок с вишней в нелепой попытке спрятать зевок. Торопливо стучу каблучками через двор, обжигая язык и царапая десны, за три укуса на бегу справляюсь с едой. Парадная, лифт, ключи мимо замочной скважины. Зубы чищу уже с закрытыми глазами и проваливаюсь в благословенный сон. Чтобы материализоваться в этом мире примерно часов в 6 вечера, совершенно не понимая, кто я и где я.
Прожила я там недолго - дорога занимала слишком много времени. Пару раз опаздывала на пары, потому что просыпала. К слову, училась я уже на вечернем отделении, и занятия начинались в 18.30.
В общем, два часа в сутки на дорогу казались непозволительной роскошью и расточительством, поэтому я стала искать комнату в центре.
У очень многих переехавших в Петербург из других городов довольно быстро и необратимо развивается схожее заболевание - болезненная созависимость с центром города. Вот тут мне хорошо. Здесь я чувствую, что живу в Петербурге. В самом сердце, в пульсирующей такой точке своей заветной детской мечты. Поэтому в свой выходной я села на 22-й автобус и проехала по любимому маршруту от одной конечной до другой. Вот тут, по пути следования этого автобуса я и хочу жить.
Вариант 1: комната где-то в районе Советских. Ванна расположена прямо в кухне. От плиты и разделочного стола ее отделяет лишь занавеска из клеенки. К такой интимной близости с незнакомыми людьми я пока не готова, поэтому поехали дальше. Удивительно, но во многих домах старого фонда в центре Петербурга ванных комнат попросту нет. Они даже не спроектированы. Местные традиционно ходили в районные бани. По понятным причинам в 21 веке хочется принять душ у себя дома, и люди стали впихивать ванные и душевые в свободные углы. Которые чаще всего были на кухне.
Вариант 2: комната на ул. Декабристов. Где в середине комнаты был круг выгоревшего паркета. Спрашиваю, что произошло? Электрическая плитка? Бенгальский огонь? Угли от кальяна? Нет, говорят. Несчастная любовь. Парень сжег письма от своей возлюбленной, которая его бросила. И повесился. Вот здесь в эркере на крюке для люстры. Чертовски грустная история, подумала я, доедая яблоко, и записалась на следующий просмотр.
Вариант 3. Он был на Садовой. А Садовую я не люблю по двум причинам: на Апрашке у меня украли телефон, на Измайловском рынке продали кроссовки разного размера. Но цена аренды была привлекательной, фотографии тоже, и я приехала. С шумной, грязной и маргинальной Сенной площади я повернула в какой-то тихий уютный переулок. Узенькая улочка, теплый солнечный вечер, на баскетбольной площадке парни увлеченно пасуют мяч. Я остановилась и подумала, как было бы здорово по вечерам смотреть в окно на игру молодых мужчин и их мускулов.
Квартира на втором этаже выходила всеми окнами как раз на эту спортивную площадку! Удача! Обстановка комнаты меня устраивала, и по пути на кухню я фантазировала, как переписываю конспекты за массивным дубовым столом у огромного окна.
С кухни доносился чей-то голос. Человек как будто вёл диалог, но второго собеседника было не слышно. Из-за угла я увидела импозантного мужчину в розовом махровом халате и тапочках. Он варил себе кофе в турке и явно с кем-то беседовал.
Блин, сосед сумасшедший, забеспокоилась я. Тем временем мужчина перелил кофе в фарфоровую чашечку с тонюсенькими стеночками и стал странно перемещаться по кухне - вдоль стены. Любопытство взяло вверх, я вошла внутрь и увидела, с кем же он дискутировал.
В середине кухни прямо в полу зияла огромная дыра, примерно метр на полтора. Перекрытия обвалились так, что было видно кухню квартиры снизу. Там-то, внизу, и находился второй собеседник - матрос в тельняшке. Он сидел, прислонившись спиной к стене, закинув ногу на ногу, тянул сигарету, цедил крепкий чай и смотрел в отверстие наверх, откуда на него взирал розовый халат с кофе.
Я недоуменно перевела взгляд с них на риелтора, тот пожал плечами, дескать, бывает. Розовый халат, наконец, заметил меня и расплывшись в улыбке поздоровался: «Бонжур, мадемуазель!»
Матрос приподнялся и добавил: «О, новая соседка? Здрасьте, здрасьте! А мы, как видите, открыты к общению!»
Он шумно втянул в себя горячий чай и добавил, заглядывая под розовый халат: «Хотя некоторым не помешало бы и прикрыться».
В общем, не сложилось. Ни с этой, ни с какой другой комнатой из просмотренных, но экскурсия по внутренностям и быту петербургских коммуналок была весьма увлекательная.
В конечном итоге я переехала к брату. Его коммунальная квартира с Мариной Петровной, можно сказать, досталась мне в арендное наследство.