Насколько опасно для духовного состояния человека, если его церковная жизнь, исповедь, молитва – все это в какой-то момент стало привычным, не вызывает внутреннего отклика? Что тогда делать? Почему важно начать задавать себе вопросы? Рассказывает протоиерей Александр Балыбердин, благочинный церквей города Кирова.
Как быть с привыканием к церковной жизни? Когда человек вот уже много лет посещает храм, участвует в богослужениях, приступает к таинствам, бывает, что вдруг он чувствует некое окаменение сердца. Он видит, что его церковная жизнь превратилась в формальное правило, когда молитвы «вычитываются», когда идешь в храм только потому, что «надо», из этих же побуждений исповедуется и причащается. Тогда он спрашивает себя: «Как с этим быть?»
Во-первых, не нужно унывать от этого. Мы понимаем, что ребенок, школьник, студент, взрослый человек или человек уже в зрелом возрасте ощущают жизнь по-разному. И было бы странно надеяться, ожидать, что в сорок лет человек так же будет ощущать жизнь, как и в двадцать. Понятно, мы что-то утрачиваем, что-то приобретаем на этом пути.
Изначально было бы ошибкой ожидать, что наше ощущение Церкви, жизни в ней в то время, как мы ходили в нее, допустим, двадцатилетними, останется таким же к сорока годам. Так не бывает. Ведь мы в разные периоды жизни по-разному воспринимаем, скажем, литературные и музыкальные произведения. Даже понимания супружеской жизни меняется: молодые супруги совершенно иначе чувствуют себя, понимают жизнь, нежели чем те, кто достиг серебряной свадьбы, а тем более – золотого юбилея.
Все в нашем мире течет, изменяется, проходит разные этапы. И не надо бояться перемен, важно понимать, что они – естественное течение жизни.
Во-вторых, все-таки изо всех сил нужно не терять живого отношения к Богу, к Церкви, изо всех сил борясь с формализмом. Даже если не идет, даже если кажется, что ничего не чувствуешь, нужно просить в этом помощи у Бога, как получится, как сумеешь.
Гораздо хуже, если человек сделал церковную жизнь внешней, формальной и считает это нормальным, у него ничего не болит по этому поводу. С годами мы как раз чаще должны задумываться о том, как нам идти от внешнего к внутреннему, не бояться задавать себе вопросы о смысле того, что мы делаем.
Могу поделиться собственным опытом: только когда я пересек возраст сорока лет, я начал серьезно задумываться над смыслом того, что я делаю и как священник, и как просто человек, и как муж, и как отец.
Всему свое время. Мы же не будем ждать от пяти или шестилетнего ребенка глубоких размышлений о смысле жизни. Мы понимаем, что ему нужно накопить какое-то количество мыслей, жизненного опыта, приобретений и потерь, чтобы говорить о чем-то. В церковной жизни может быть просто не пришло то время, когда мы сможем преодолеть вот это нечувствование. Но оно обязательно придёт, и ты начнешь понимать какие-то вещи гораздо глубже, чем это было раньше.
При этом тебя все больше интересует вопрос о смысле, тот самый «зачем?», который, как писал протопресвитер Александр Шмеман, не очень-то любят православные. А зачем молиться? Зачем ходить в крестный ход? Зачем ходить в храм? Зачем устраивать жизнь семьи по православным канонам? Все это можно еще сформулировать так – а зачем я живу? Вот это «зачем?» нужно задавать себе постоянно.
Что ты ищешь?
Уже к сорока годам человек начинает понимать, что, отвечая на этот вопрос, важно не заниматься отсебятиной. Жизнь молодого человека очень часто связана с исканием себя, своего. Это искание себя составляет значительную часть его жизни. И это естественно для него. Но к сорока годам ты понимаешь, что гораздо важнее найти не свое, а настоящее. Апостол Павел пишет, какой признак настоящей, подлинной любви – она «не ищет своего» (1 Коринфянам 14:5). Стоит задуматься над этими словами.
Если бы мы были сосредоточенны не на правилах, а на любви, к Богу и ближнему, на том, как быть полезными людям, которые рядом с нами, то нам было бы не до подобных переживаний, мы бы могли и молиться по-настоящему, по-настоящему воспринимать церковную службу.
После сорока ты начинаешь понимать, что настоящее — в Боге, в том, кто живет настоящим. Поэтому ты чаще обращаешься к трудам Святых Отцов, к тем, кто прошел этот путь до тебя, к опыту Церкви. Потому что опыт Церкви как раз хранит настоящее, хранит истинный опыт богообщения.
После сорока ты уже не спрашиваешь, а почему в храме молятся на церковнославянском языке, почему молитвослов состоит из молитв Святых Отцов, а могу ли я молиться своими словами. Все эти вопросы тебя уже не волнуют, потому что ты понимаешь – это все и есть настоящее.
То богатство, которым располагает Церковь, — как раз богатство настоящего, подлинного, которое может стать твоим в том числе, если ты к нему приложишься.
Для человека, который много лет посещает храм, не оставляя даже в периоды «бесчувствия», все это открывается естественным образом в силу того, что это Сам Господь открывает человеку. Если ты вдруг этого не понимаешь, то, наверное, в действительности искал не Бога, а в большей степени себя, пытался свое место в Церкви определить. А вот когда ты меньше начинаешь думать о себе, больше о Боге и о настоящем, вот тогда Господь тебе и открывает.
Это таинственный процесс, который не объяснишь простыми словами. Думаю, всякому человеку, который проходил этот путь, понятно, о чем я говорю.
Просто пройти
Но не нужно думать, что после этого человек не попадет в периоды вот такого «бесчувствия»: жизнь не состоит только из постоянного подъема или постоянного падения. Она – череда подъемов и спусков, череда напряжения сил и некого расслабления, усталости от пройденного пути. Надо просто понять, что это – очередной этап, он сейчас вот такой, непростой, но мы не должны опускать руки, впадать в уныние. Мы все равно должны обращаться к Богу.
И даже если посещение храма превращается в некую обязанность, которой мы начинаем тяготиться, то надо отдавать себе отчет: проблема не в храме, не в богослужении, не в правилах церковных, не в Церкви, а в нас. Почему- то мы это пока не полюбили, не увидели для себя радости и смысла в церковном богатстве.
Когда ты обратишь честное «почему так?» именно к себе, а не к Церкви, ты найдешь ответ и начнешь меняться. И, конечно, эти вопросы надо разрешать не на форумах, не при чтении статей малознакомого священника, а со своим духовником. Потому что это серьезные глубокие вопросы духовной жизни, которые должны разрешаться во время пастырских бесед с ним.
А духовник, зная человека, зная его обстоятельства жизни, ситуацию в семье, склад характера, должен таким образом вести человека, чтобы человек не сломался, чтобы не перетянуть вот эту тетиву, не засушить на корню и не превратить человека, искренне ищущего Бога, в фарисея, который сосредоточен только на том, чтобы вовремя отчитать правило, побыстрее это с себя сбросить и дальше жить, как живётся.
Этот путь внешнего делания – губительный. Вообще надежда, что жизнь можно исправить «административными» делами – куда-то все время ходить, что-то организовывать и так далее – ложная. Это подорвет и наши силы, и тех, кто рядом с нами. В результате мы как раз получим уныние и разочарование.
Когда человек чувствует, что близок к выгоранию – это ему звоночек о том, что он неверно относится к жизни, слишком много берет на себя, в том числе – по своей гордости.
Вообще любого человека, не только мирянина, но и священника посещает усталость, минуты разочарования. Не надо представлять себе священников запрограммированными роботами, которые в одном и том же состоянии работают, пока батарейки не сядут. Мы точно такие же люди, и у нас бывают и периоды подъема духовных сил, и усталости. В том числе – усталости от людей, когда от них хочется спрятаться и отдохнуть, побыть одному.
Еще раз повторю: подобное надо принимать как естественную часть жизни, со смирением, понимая, что у тебя ограниченное количество сил. Ты не святой, ты – грешный человек, и поэтому никогда не надо брать на себя больше, чем ты можешь понести, не нужно думать, что ты справишься со всем, не надо стараться все дела делать как перфекционист, от и до отлично. Не получится: мы не идеальные люди.
Если бы мы услышали ту фразу апостола, о которой я сказал выше, если бы на первое место ставили любовь, а не успех в свершенном, то тогда разумнее относились бы и к своим трудам, и к себе самим. Мы бы чувствовали, что любви в нас не хватает, и понимали – нам нужна помощь Божья, помощь ближних. Мы бы тогда ценили больше людей, которые рядом с нами, были бы им благодарны за их участие в нашей судьбе. Жили бы со смирением.
И не боялись выгорания, понимая, что с этой помощью все можно преодолеть.
«Тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте», — ведь не случайно же звучат эти слова в молитвах, они отражают правильное устроение души человека. Дай Бог нам сил на это тихое и безмолвное житие, когда действительно мы могли бы сами внутри себя обрести бы мир, и этим миром подлечить не только свою душу, но и тех людей, которых Господь послал нам как наших ближних.
Записала Оксана Головко
