Часть 1
– Ой, а это что у тебя на руке?
Слева от Пашки на скамье в электричке сидел мальчишка в очках и внимательно рассматривал шрам. Пашка уже попривык к подобным вопросам, и ему начинало нравиться такое внимание. На восклик мальчишки обратили свои взоры другие ребята в вагоне и увидели Пашкин шрам на левой кисти.
После окончания третьего класса, родители перевели Пашку в другую школу. Причина была вовсе не в их сыне, не сумевшем прижиться в классе, а в том, что отцу выделили новую квартиру. Предстоял переезд. Папа и мама Пашки с его согласия отправили паренька на вторую и третью смену в пионерский лагерь, чтобы не подвергать сына всем прелестям и неурядицам переезда. А ещё мальчонке требовалось сменить обстановку, отдохнуть после начальной школы и всех неприятностей, которые там с ним случились. Но самое главное, родители надеялись, что Пашка сумеет завести себе друзей и почувствовать уверенность со сверстниками. Отец только несколько расстраивался, что сын пару месяцев пропустит в занятиях музыкой, но мама, через чью работу был пионерлагерь, выяснила, что там есть пианино и Пашка сможет записаться в кружок фортепиано, не растеряв навык игры на инструменте. В чемодане парнишки лежало несколько тетрадок с нотами, а сам Пашка обещал папе не бросать занятия.
В пригородной электричке, заняв несколько вагонов, весело и шумно ехали в пионерский лагерь детишки. Каждый вагон охраняли два милиционера, не допуская внутрь из тамбура посторонних, пытающихся войти на каждой остановке. В вагоне, где ехал Пашка, раздвижные двери в салон были заперты милицейскими наручниками, не позволяющими раскрыть створки. И, конечно, все мальчишки с восторгом осматривали наручники и трогали их холодную сталь. Сержант, охранявший дверь, не слишком привычный к чрезмерному вниманию детей, лишь смущённо улыбался и, порой, нелепо отвечал на каверзные вопросы пацанов:
«Дяденька милиционер, а этими наручниками вы преступников задерживали?»
«Дяденька милиционер, а ещё наручники у вас есть?»
«Дяденька милиционер, а мне наручники можно на руки застегнуть?»
Когда пыл пацанов по поводу наручников угас, они расселись по своим местам, повинуясь требованиям вожатых. Вот тогда-то и обратил внимание на Пашкин шрам соседский мальчишка в очках.
– Это я себе ножовкой распорол, – ничуть не важно, но с определённой долей удовольствия рассказывал Пашка, – я пилил, а она взяла и лопнула. И прямо в руку, бац.
Мальчишка, разумеется, промолчал, что же он пилил, начиная судорожно придумывать, а что же он мог такое пилить. Рассказывать о шайбе и о том, что его обманули, а он дурак поверил, что якобы в шайбе есть золото нельзя никак. Внимательно слушавшие Пашку ребята вокруг даже тихонько ахнули, особенно пара девчонок.
– И как? – спросил сосед в очках. – Больно было?
– Не-е, – протянул Пашка, сморщившись левой стороной лица, начиная уже гордиться, что его внешний изъян становится причиной интереса к нему, – ничуточки сначала.
– Вообще-вообще?! – спросил другой мальчик напротив.
– Ну, да, – Пашка улыбался, показывая всем руку.
– Так не бывает, – важно сказала девочка с двумя рыжими косичками.
– Ну-у, – замялся Пашка, понимая, что наврал немного, – щипало чуток, а потом меня мама зашила.
– Зашила?! – удивлённо спросили ребята почти разом.
– Ага, – Пашка снова принялся гордиться и показывать руку, вытягивая вперёд, чтобы всем было виднее, – она у меня врач, вот, тут точечки от нитки.
– Ух, ты...
Пашка перезнакомился с ребятами своего отряда, но побоялся рассказывать о том, что занимается музыкой. Он стеснялся этого. Как же может что-то пилить ножовкой музыкант? Тогда он либо мастер липовый, либо музыкант никудышный. А он же уже сказал всем, что пилил деревяшку для ремонта табуретки.
– Ну, вот уже ясно, кто у нас запишется в кружок «Мастер не ломастер», – вставил в разговор ребят и хвастушки Пашки их вожатый Дима.
У Пашки неприятно похолодела спина, ведь он ничего же не умеет, как его папа. Пашка понимал, что на самом деле-то он мастер-ломастер.
– Я тоже хочу в этот кружок, – внезапно сказал сосед в очках, – а что там мы будем делать?
– Кораблики, самолётики, – уточнил Дима, увидев интерес ребят, – разные другие интересные и полезные вещи, которые сможете забрать домой потом, а ещё выжигать по дереву...
– Выжигать по дереву?! – загудели некоторые мальчишки.
– Да, – улыбаясь, ответил пионервожатый, – и не только мальчики, но и девочки смогут этим заняться.
– А я знаю, – вмешалась всё та же рыжая девчонка, – это, как рисовать. Правильно?
– Правильно, – подтвердил вожатый.
– Тогда и меня запишите, – потребовала девочка, поправив свои огненные косички.
– И меня! И меня! – посыпалось со всех сторон от ребят, желающих записаться в кружок.
У Пашки отлегло:
«Если так много ребят будет в кружке, то, наверное, не заметят, что я ничего не умею. Тогда я научусь».
От этой мысли мальчишке стало легче, и он продолжил весёлый разговор с ребятами, ближе знакомясь с ними.
– А ещё кружки в лагере есть? – спросил вожатого кто-то из ребят.
– Конечно, есть.
Дима начал перечислять все кружки, и на названии «Кружок игры на фортепиано», плохо слушавший Пашка, занятый своими мыслями, вдруг встрепенулся. Он решил непременно записаться и туда, только не полез к вожатому, как это принялась делать детвора, называя свои фамилии, в то время, как Дима аккуратно записывал всех в тетрадку.
«Я потом запишусь», – решил Пашка.
Затем пацаны снова поприставали к милиционеру, охраняющему вход в вагон, а тот, немного освоившись в общении с детьми, принялся травить безобидные байки о ловле преступников.
Жизнь в пионерском лагере Пашке неожиданно понравилась, вопреки его скрытым сомнениям по услышанным рассказам одноклассников. Он вместе со всеми вставал с бодрыми звуками пионерского горна, разносящегося по лагерю из громкоговорителей, и застилал свою койку. Вместе с пионервожатым Димой и всем отрядом делал зарядку в одних трусах, а затем озорно плескался в холодной воде целого ряда умывальников на улице. На утренней линейке он стоял в первом ряду отряда с алым галстуком на шее, как у всех ребят лагеря и отдавал «салют» сначала выносу знамени пионерской дружины, а, затем, поднимающемуся флагу лагеря. Он вместе со всеми в едином порыве громко выкрикивал: «Всегда готов!» на традиционный призыв: «Пионер, к борьбе за дело коммунистической партии Советского Союза будь готов!» Каждое утро честь поднять флага лагеря доверялось трём особо отличившимся ребятам лагеря, и Пашка очень хотел оказаться там у флагштока перед всем строем либо медленно поднимать алое полотнище за верёвочку, либо торжественно стоять рядом, отдавая «пионерский салют», но для этого требовалось отличиться или сделать что-то очень хорошее для всех и, разумеется, не шалить и не хулиганить.
А ещё Пашке понравилось бояться вечером в своей койке, когда мальчишки рассказывали страшные истории. Это было даже весело, кто сможет рассказать историю пострашнее. До этого мальчишка и не предполагал, что будет так страшиться, когда он услышал:
«В тёмном-тёмном лесу стоит чёрный-чёрный дом. В этом чёрном-чёрном доме есть чёрная-чёрная комната. В центре этой чёрной-чёрной комнате стоит чёрный-чёрный гроб...»
Пашка, живо представляя себе эту жуть, натянул до носа одеяло и слушал нарочито глухой голос рассказчика, пока не раздался всеобщий хохот пацанов, когда внезапно кто-то из «стареньких» включил свет в палате. Мальчишки дружно смеялись над теми, кто завернулся в одеяло. Пашка было обиделся сначала, подумав, что снова его начнут обзывать, как в школе, но потом подобно другим таким же испугавшимся вскочил на койке и засмеялся, прыгая на пружинной кровати. Баловство ребят пресёк вошедший пионервожатый Дима, потребовав тишины.
Правда, одним вечером Пашке, как и другим ребятам стало действительно жутко. Максим, тот самый мальчик в очках, заметивший шрам у Пашки в электричке, завёл очень длинный, но интересный страшный рассказ о заброшенной башне на болоте, о таинственном огне на верхушке этой башни по ночам, о погибающих смельчаках, пытающихся проникнуть в башню, о каком-то злом волшебнике... Несколько ночей после этого Пашка спал плохо. Ему мерещился сквозь окна палаты этот таинственный свет с башни и козни волшебника. И что удивительно, после того случая, Пашку покинули всякие детские страхи, он перестал бояться тёмных мест или оставаться один в пустом помещении.
Несмотря на некоторую боязнь, в кружке «Мастер не ломастер» Пашке удалось смастерить игрушечную избушку Бабы-Яги, причём весьма хорошо. Руководитель кружка Олег Иванович сразу понял, что паренёк ни разу не держал инструмент в руках, кроме случая с травмой руки, о которой знали уже все, но не подал вида, а принялся обучать всех детишек правильной работе с инструментом, заинтересовав конечным результатом. Пашке сразу пришлось по сердцу это нарочито неказистое жильё сказочной бабули, и он старался изо всех сил работать лобзиком, напильником и шкуркой по фанере. После удачи с избушкой Пашка задумал сделать полезную вещь для дома. Он смастерил красивую фигурную разделочную доску и выжег на ней мультяшную картинку, которую перевёл через копирку из готовых рисунков. Эту доску он потом подарил маме.
Всё-таки сбылась мечта паренька о поднятии флага лагеря. Пашка под барабанную дробь медленно и выверено тянул верёвочку на флагштоке вниз, а алый флаг с наименованием пионерского лагеря «Алые паруса» поднимался ввысь, начав трепыхаться от ветра. Это чем-то напомнило Пашке торжественность момента, когда его принимали в пионеры. Его наградили за активное участие в жизни отряда и за выступление перед лагерем на концерте, где он исполнил на фортепиано пару классических произведений, в том числе и на бис. Вожатые Дима и Вика были очень удивлены, что Пашка скрывал своё умение, и сразу зачислили паренька ещё и в кружок игры на пианино.
– Пашка, – заговорщицки как-то спросил мальчишку Максим, с которым он очень сдружился, – а ты знаешь, что наш радист дядя Коля влюбился в нашу вожатую Вику.
– Да, ну, – недоверчиво отмахнулся рукой Пашка, – не похоже.
После того, как пал жертвой обмана с золотом внутри шайбы, Пашка очень недоверчиво воспринимал любые новости, особенно от сверстников.
– Много ты понимаешь, – Максим поправил привычным жестом очки на носу и понизил голос, – пацаны видели, как они целовались и обнимались за радиорубкой.
– Врут! – отрезал Пашка.
– А вот и нет, мы сегодня в тихий час тихонько сбежим и проследим за ними. Ты с нами?
– Засекут! Дима же в соседней комнате всегда.
– Не-а, – уверенно сказал Максим, – сегодня у него задание от директора лагеря, поэтому его не будет, а Вика каждый тихий час уходит к радисту. Ну, ты с нами?
– Хорошо. Давай.
Пашка по-прежнему не доверял тому, что сказал Максим, но загорелся приключением и как-то разнообразить лагерную жизнь, хоть и понимал, что это неправильно. В тихий час по лагерю ходить ведь нельзя. Несколько мальчишек после отбоя незаметно вышли из корпуса и короткими перебежками по территории от сосны к сосне, в изобилии растущих в лагере, принялись следить за пионервожатой Викой, которая шла в направлении столовой. Часть пацанов побежали к радиорубке, чтобы узнать, где радист дядя Коля. Пашка вместе с Максимом следил за Викой. Вопреки ожиданиям мальчишек уличить Вику в связи с радистом, их вожатая прошла мимо радиорубки, даже не взглянув в её сторону. А дядя Коля, так и сидел среди своих проводов и микрофонов, что-то мастеря или починяя. Пацаны ничуть не огорчились этому, их увлекала сама эта шпионская возьня, ведь они, как партизаны или разведчики на «Зарнице» выслеживают врага. Вернувшись в палату, где дрыхли остальные мальчики отряда, ребята были очень возбуждены и крайне довольны собой, пусть они и ничего не обнаружили.
– Я же сказал, врут, – заключил Пашка, – но было зыко.
– Да-а, здоровско! Завтра ещё пойдёшь с нами?..
Часть 2
Как-то в пионерский лагерь привезли несколько больших и толстых чурбаков из огромных деревьев. Эти чурбаки разложили по территории, а мальчишки не понимали, для чего они. Через пару дней пришли рабочие и вкопали эти деревянные стволы, лишь оставили торчать над землёй больше роста пацанов. На мальчишеский вопрос «зачем», рабочие отвечали коротким «так надо».
– Пашка, а ты, как думаешь, что это за столбы нам тут понатыкали? – спросил Максим, задавая всем подобный вопрос для сбора мнений.
Паренёк в очках был очень любознательный и, наблюдая за окружающим миром, делал умозаключения, причём иногда ставил своими выводами в тупик не только взрослых, но и своих сверстников.
– Не знаю.
– А ты подумай, – не унимался Максим.
– Ну, может, чего-нибудь на них поставят, – предположил Пашка, – вон какая плоская площадка сверху, прям стоять можно.
– Ага, – оживившись, заговорщицки озираясь, зашипел Максим, – ты тоже заметил, что наверху стоять можно? Я уверен, что это позорные столбы.
– Чего? – усмехнулся Пашка. – Какие столбы?
– А вот такие, туда будут ставить провинившихся, чтобы они стояли там и не могли спрыгнуть. Помнишь, наш вожатый грозился, что станет наказывать за нарушение дисциплины долгим стоянием.
– Ты дурак?
– Вот сам увидишь, как кого-нибудь туда поставят за безобразия, – уверенно сказал Максим, – и радуйся, если это будешь не ты, Пашка.
Максим ушёл, а Пашка, глядя на эти столбы, уже не был таким недоверчивым к тому, что сказал друг в очках.
На следующее утро после завтрака Пашка на выходе из столовой услышал какие-то глухие стуки, разносящиеся по территории лагеря.
– Побежали смотреть, – подлетел к нему Максим и схватил за руку, – там с этими столбами что-то делают.
– Кто?
– Мужик какой-то. У него молоток и стамески.
Мальчишки побежали на звук. Там уже собралось много ребятишек с любопытством смотрящих на работу резчика по дереву.
– Дядя, – спросил Максим скульптора, – а чего вы будете делать из этих столбов?
– Ещё один умник, – буркнул мужичок, стуча киянкой по ручке стамески и вырубая длинную канавку в древесине, – а ну пошли вон все, не мешайте работать!
– Ну, дядя, что вы делаете? – не унимался Максим.
– Нам скульптуры делают в лагере, – сказала девочка из старшего отряда.
– А-а, – протянул Максим.
– А ты говорил, что позорные столбы, ну, ты чудик, – засмеялся Пашка, а с ним, услышав такую версию назначения вкопанных деревяшек, все остальные ребята, окружившие скульптора.
Подошедший вожатый другого отряда разогнал ребят, со словами, что нельзя мешать работать людям. Однако, ребятишкам было интересно, как из этих кусков дерева сделают скульптуры, а ещё интереснее, какие именно.
Через несколько дней на территории лагеря красовались известные сказочные герои, но самой удивительной стала голова богатыря из «Руслана и Людмилы» Пушкина. Огромная голова выше роста ребят стояла и смотрела большими глазищами на столовую. По мере обретения изваяния из дерева своих конечных черт, Пашка приметил, что сказочный витязь несколько кривоват лицом – правая половина не похожа на левую.
– Дядя Слава, – осторожно обратился Пашка к скульптору, зная, как и все его имя, – а тут лицо головы несимметричное, вон щека выше другой.
Суровый скульптор, уставший от приставаний детишек, от их вечных и дурацких расспросов, был уже сам не рад, что согласился на эту работу. Остановив киянку над стамеской, он, не оборачиваясь к Пашке, начал тихим глухим голосом, постепенно наращивая и громкость, и тон, в конце вообще перейдя на крик:
– Пошёл ты со своей симметрией, знаешь куда? Чтобы больше духу твоего тут не было! Учить он меня вздумал! Сопляк! Вон отсюда!!!
И замахнулся на пацана киянкой. Пашка, не ожидая такого от дяди Славы, дал дёру от него, действительно решив, что тот сейчас кинет в него этот увесистый деревянный инструмент. Многие видели эту сцену и до самого окончания работы скульптора не подходили к нему, начав распространять про него небылицы одна другой страшнее. А довольный дядя Слава продолжил спокойно работать над изваяниями сказочных героев.
Пашка отдыхал и радовался, шалил, как многие пацаны, но безобидно, но за неделю до отъезда в город с ним произошла неприятная история.
– Ребя, играем в пи́тна? – крикнул кто-то из мальчишек.
– Ага! – подхватил и Пашка, и многие другие ребята и девчонки.
– Тогда, чур, Пашка во́да, – сразу предложила бойкая и более похожая по поведению на пацана рыжая девчонка Лида, та самая, которая не поверила Пашке, что было не больно, когда он рассказывал о сломавшейся ножовке.
– Пашка во́да! Пашка во́да! – подхватили остальные и бросились врассыпную от Пашки.
Ребята носились по лагерю между сосен на территории. Пашка сумел догнать и запятнать Лиду, та взвизгнула и принялась догонять Пашку, но ему удалось улизнуть от неё. Через пару минут беготни и перехода водившего, вновь пришла пора Пашки носиться, чтобы запятнать кого-то. Он заметил, как Лида юркнула в помещение клуба, открыв большую дверь с квадратными стёклами. Пашка за ней. Лида бежала вдоль сцены перед первым рядом в тёмном зале навстречу другой двери на улицу. Она распахнула дверь и захлопнула её перед самым носом Пашки. Мальчишка, увлечённый азартом погони, не смог рукой попасть в длинную косую деревянную ручку двери и, промахнувшись, попал правой рукой в стекло. От резкого удара стекло лопнуло и осколки посыпались на каменный пол. Пашка выдернул руку из проёма, в пылу игры не осознавая, что нахулиганил, толкнул дверь и выбежал вслед за Лидой. Вокруг были ребята, играющие в пятнашки, со смехом разбегавшиеся в стороны. Лида обернулась на стекольный звон, и Пашка сумел настичь девчонку, дотронувшись до неё.
– Теперь ты вода! – весело крикнул он.
– Что это у тебя, Пашка? – запятнанная девчонка смотрела на руку мальчишки, которой он передал ей эстафету водить в игре.
Лида не двинулась с места, а ошарашенно смотрела на уже опущенную руку Пашки. Ребята также медленно подходили к пареньку, глядя на его руку.
– Да, чего вы все вылупились? – недоумённо спросил Пашка поднимая правую руку. – Рука, как рука...
Тут он заметил, что под кистью руки что-то виднеется, а к руке, как будто что-то прицепилось, мешая. Разворачивая кисть согнутой в локте руки, мальчишка обнаружил внушительный осколок стекла, вонзившийся в него. Самое удивительное, что мальчишка не испугался и даже не среагировал, как, наверное, должен был отреагировать любой нормальный человек. Пашке очень не хотелось прекращать весёлых догонялок.
– Фигня! Подумаешь, кусок стекла!
С этими бравурными словами, Пашка взял осколок стекла и выдернул из руки. При этом в руке слегка защипало, но крови не было.
– Ну, чего вы? Только, чур, никому не говорить, что я стекло разбил. Лады? – обратился он к товарищам.
– А... а... тебе... не больно? – еле выговаривая слова, спросила Лида, вытаращив глаза.
– Не-а, только немного щиплет, а что?
– Тебе же в медпункт надо! – первой начала правильно оценивать ситуацию девочка.
– Ага, и меня застукают с разбитым стеклом, – не согласился Пашка.
– Мы скажем, что ты случайно, – подтвердили ребята, дружно мотая головами.
Пашка нехотя подошёл к крыльцу медпункта, постоянно оборачиваясь на ребят, которые провожали его. Он поглядывал на свою вывернутую мизинцем вверх руку. Там от середины ребра ладони сантиметров на десять через сустав вдоль руки кожа разошлась, обнажая белый хрящик. Только-только начинала проступать крапинками кровь. Пашка не чувствовал боли. Совсем. Только щипало, но не сильно.
В медпункте тётя Света была занята с какой-то девочкой дальше в кабинете врача. Сквозь открытую дверь Пашка слышал речь медсестры и боязливые возражения девочки. Мальчишка в ожидании уселся на скамейку, продолжая смотреть на свой порез. А тем временем кровь заполнила полость раны и начала капать на пол. Пашка подставил левую руку, пытаясь не давать крови пачкать крашенный дощатый пол. Ему показалось, что его примутся ругать за перепачканный пол, ведь уборщица тётя Марина всегда ругалась на мальчишек за грязь, когда убирала палату пацанов.
Девочка прошла мимо, освободившись от приёма медсестры, но не заметила Пашки, она на ходу обернулась назад, прощаясь.
– А у тебя чего? – вышла в дверной проём кабинета тётя Света. – Небось, царапина какая-нибудь...
Пашка повернулся на скамейке к медсестре.
– Да... вот, тут...
Медсестра Светлана была женщиной среднего возраста и крупного телосложения с очень круглым и приятным на вид лицом, от этого она казалась неимоверно доброй и очень нравилась детворе. Работая не первый год в пионерском лагере медсестрой, а в остальное время в медкабинете школы, она никогда в жизни не встречалась с такими травмами. И никто не знал, что тётя Света жутко боялась вида крови.
Под Пашкой был уже внушительно закапан кровью пол, и медсестра, увидев это, вдруг качнулась и схватилась руками за дверной косяк.
– Господи... это... это... же...
Она несвязно причитала, пытаясь взять себя в руки, чтобы помочь мальчику. Ей хватило сил на два шага к стеклянному шкафу, чтобы, открыв его, вытащить флакончик нашатыря. Быстро нюхнув из него и резко одёрнувшись, она схватила из шкафа бинты и бегом направилась к Пашка.
– Ну, ты как? Где болит? Давай посмотрю, что с рукой? Где ты так? Господи...
Медсестра быстро задавала вопросы, даже не пытаясь получить ответы. Ей важно было оказать мальчишке первую помощь, взяв саму себя под контроль. Она уже поливала руку Пашки перекисью, которая пенилась на ране и стекала в подставленный металлический подносик, похожий на срезанный вдоль загнутый кабачок. Парнишка с интересом за всем наблюдал, не выказывая ни боли, ни испуга.
На крыльцо поднялись ребята, в удивлении глядя на Пашку.
– Ничего себе... ему не больно! Вот это да! А ведь он не врал тогда в электричке, Лидка, а ты говорила «не бывает», – наперебой говорили шёпотом мальчишки, обращаясь к рыжей девчушке.
Ребят заметила медсестра и тут же быстро попросила:
– Кто знает, где живёт наш врач Галина Михайловна?
– Я знаю, – громко ответила Лида, – она на втором этаже домика персонала живёт.
– Правильно, деточка, бегите, позовите её сюда, скажите, что очень серьёзная травма, – тётя Света теперь обратилась к Пашке, – как твоя фамилия и из какого ты отряда.
– Сидоров, шестой отряд, – бодро ответил мальчуган, немного напугавшись от слов «серьёзная травма».
– Вот так и скажите ей!
Ребята унеслись быстрее, чем бегали, играя в пятнашки.
Уже через пятнадцать минут Пашка с толстым слоем бинта на руке садился на заднее сиденье оранжевого «Москвича» радиста дяди Коли. Паренька провожали очень много ребят. Он не совсем понимал, почему к нему приковано такое внимание. Ну порезался, с кем не бывает. Подумаешь! Он только слышал от врача Галины Михайловны, что нужен рентген для определения, есть ли осколок стекла, а также требуется зашивать.
Пашка ехал в машине в сопровождении врача. Галина Михайловна постоянно спрашивала, как он себя чувствует. А Пашке было хорошо, только рука уже не щипала, а начинала болеть, причём сильнее на кочках, на которых подпрыгивал «Москвич». При подъезде к ближайшему городу Пашку начало мутить. Это заметила врач и дала понюхать нашатырь, от резкого запаха которого у паренька просветлело в голове.
– Фу, вонючка какая! – фыркнул Пашка, впервые понюхав аммиак.
В больнице ему было всё интересно. Как делали рентген, надев на него тяжеленный резиновый плащ, как сказали, что есть осколок, и его нужно извлекать. Пашке очень понравилось, что будет операция.
– А мне операцию будут делать под местной анестезией? – спросил мальчишка врача.
– Какой ты умный, – сказал врач, – откуда знаешь про анестезию?
– У меня мама хирург и меня уже зашивала, вот, – Пашка с гордостью показал свою левую руку со шрамом.
– Ну, так ты уже бывалый боец и грамотный, – улыбаясь, ответил врач, – если будешь смирно лежать, то под местной.
– Буду, буду, – пообещал Пашка, мне самому интересно.
– Интересно? Так ты, наверное, врачом хочешь стать?
– Не знаю, – неуверенно ответил Пашка, – папа хочет, чтобы я стал музыкантом.
– Музыкантом? Так ты играть умеешь? А на каком инструменте?..
Пока врач беседовал с пареньком, медсестрички подготавливали Пашку к операции. Он лежал на столе на спине, а правая рука согнута в локте и находилась рядом с головой порезом вверх.
– Ну, дружок, теперь давай, отвернись, чтобы не смотреть, – сказал врач сквозь марлевую маску.
– Зачем? Мне интересно, как вы у меня там стекло вытаскивать будете, как кривой иголкой зашивать, – уверенно сказал Пашка.
– Ишь, какой смелый, ну, смотри, только не жалуйся, если станет нехорошо.
– Не станет, я же не трус, – возразил Пашка.
С мальчишеским интересом паренёк смотрел за действиями хирурга и невольно сравнивал их с мамиными действиями тогда, когда она зашивала ему левую руку.
– Вот, – сказал врач, окончив зашивать Пашкину руку, – готово! Ну, как думаешь, боец, правильно я всё сделал?
– Да, только моя мама не так сильно стягивала края раны нитками, а тут вон даже складки есть.
– Давай, специалист, ступай и больше не режься. Хорошо?
Пашке помогли подняться со стола, хотя в этом не было необходимости. Его даже посетила мысль, что неплохо бы стать врачом, как мама, но он тут же отмёл это, зная, что очень расстроится отец, желающий для сына карьеры музыканта.
– Дядя Коля, – спросил Пашка, когда машина радиста подъехала к лагерю, а врач Галина Михайловна вышла из «Москвича», – а можно вас спросить?
– Ну, отчего же, спрашивай, Паша, – ответил как-то несвойственно по-доброму, вопреки сложившемуся в среде пацанов мнении об этом человеке.
Именно это, внутреннюю доброту и почувствовал Пашка во время той поездки в больницу, когда внешне сумрачный радист заботливо обращался с пареньком, нуждающимся в помощи.
– Да, так, пацаны болтают, но я не особо им верю, – начал издалека мальчишка, – ну, короче..., они вроде видели, что вы обнимались с нашей вожатой Викой.
Дядя Коля уже остановил автомобиль возле корпуса персонала, где обычно стоял его «Москвич», и повернулся к Пашке. У мальчугана внутри всё сжалось от страха. Однако, против ожиданий, он увидел в свете фонарей улыбающееся в чёрные усы лицо радиста.
– И не только обнимал, но и целовал её, – ответил дядя Коля, смеясь, – а как иначе, Паша, ведь Вика моя дочь. Эх, вы, шпионы недоделанные...
В палату Пашка зашёл уже после отбоя, а пацаны не спали, ожидая возвращения раненого приятеля.
– Ну, как? – мальчишки повскакивали с коек, забрасывая Пашку вопросами. – Больно было?
– Не-а, – Пашке было и приятно от всеобщего внимания, и немного неловко, ведь он нахулиганил, разбив стекло, так что ничего героического, – мне же укол сделали обезболивающий, а потом зашили.
– Зашили?! Снова?!
– Ага, – сказал Пашка, будто говорил о какой-то игре, – а ещё осколок стекла вытащили.
– Осколок?!
– Ну.
– Большой?
– Ну, так себе.
– А-а-а, – сочувственно загудели пацаны, – так у тебя там теперь нитки в руке?
– Ну, да. Три шва.
– А ну, покажь.
– Да, ну, – Пашка прикрыл бинт левой рукой, – нафига?
– Слушай, Пашка, – сказал Максим, – мы тебя тут ждали, переживали, а тебе нам показать швы жалко?
– Да, ничего мне не жалко, просто потом завязать также левой рукой мне будет сложно.
– Фигня, мы тебе поможем. Сделаем, как было.
– Только руками не трожьте, чтобы инфекцию не занести, – предупредил мальчонка.
– Не дрейфь, Пашка.
Пашке самому было интересно посмотреть свои свежие швы. Пацаны включили одну лампу на стене и столпились вокруг Пашки. Тот аккуратно развязал узел и осторожно стал разматывать бинт.
– Оба-на!!! Зырьте, ребя... Зыко как..., – понеслось со всех сторон при виде свежих Пашкиных швов на руке.
– Так! Ребята, это что тут за нарушение? – внезапно вошедший вожатый Дима прервал любопытство мальчишек. – Паша, давай уже спать, завтра хвастаться будешь своими шрамами.
Оставшееся время смены Пашка провёл в статусе героя. Его даже не ругали взрослые за разбитое стекло клуба, как потом объяснила мама, стекло было слишком низко, поэтому не Пашка, так кто-то другой мог выбить его случайно и травмироваться. Даже рыжая Лида бросала на Пашку уважительные взгляды, хотя до этого с самой электрички принимала паренька за трепача, который хорохорился перед ребятами, что было не больно.
Рука зажила без проблем. Теперь у Пашки на обеих руках шрамы. А мама каждый раз при случае говорит:
– Шрамы украшают мужчин.
Автор: O.S.
Источник: https://litclubbs.ru/articles/58759-pashkino-leto-chast-1.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Подписывайтесь на канал с детским творчеством - Слонёнок.
Откройте для себя удивительные истории, рисунки и поделки, созданные маленькими творцами!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: